– Ах вот как! Чудесно! – Она налила себе еще немного виски. – Так вот что я тебе скажу. Я отдала двадцать пять лет своей жизни не для того, чтобы видеть, как ты губишь свою жизнь. И я не собираюсь на это смотреть. Пожалуйста – убирайся в свою проклятую Германию, женись на этой шлюхе! Но учти – меня ты больше в живых не увидишь. В день твоего отъезда я пойду в гараж, запру дверь и включу мотор. И не надо приезжать на похороны. Я не хочу, чтобы ты суетился у гроба, делая вид, что будто это для тебя имеет какое-то значение. Я не могу запретить тебе уехать, но я не обязана стоять и смотреть, как ты коверкаешь себе жизнь. Я сделала для тебя достаточно, чтобы иметь такое право.
Я никогда не видел маму такой: никогда не видел, чтобы она пила неразбавленное виски, никогда не видел, чтобы она выходила из себя, никогда не слышал от нее угроз. Я обнял ее за плечи и сказал: «Прости». Она закрыла лицо руками, потом проговорила: "Хэмилтон, за что ты со мной так?" Я привлек ее к себе, снова сказал: «Прости», и вышел. Пройдя по коридору, я увидел через дверь кабинета отца, сидевшего за письменным столом. Перед ним лежала чековая книжка и счета.
– Хэм, – окликнул он меня, – можно тебя на минутку?
Я вошел. Отец сидел, не отрывая взгляда от стола.
– Мы ведь никогда с тобой много не разговаривали, а? – спросил он.
– В общем-то нет.
– Странно – столько лет живем вместе и ни разу как следует не поговорили.
– Наверно, не мы одни такие.
– Я вот тут пытался себе представить, каким я должен тебе казаться. Мне пятьдесят – по-твоему, должно быть, я старик. Я в твоем возрасте считал, что если человеку пятьдесят, то ему пора на покой – дальше наступает закат жизни.
– Я знал весьма активных людей, которым было больше пятидесяти.
– Но теперь я считаю, что старик – это тот, кому за семьдесят. Я чувствую себя тридцатипятилетним, и когда вспоминаю, сколько мне на самом деле, у меня возникает ощущение, будто надо мной подшутили.
– Ты выглядишь моложе своих лет.
– И то же самое с моей практикой. Чем дальше, тем больше кажется, что я только-только начинаю. Дома я редко говорю о делах: и слушать скучно, и похвастаться, по правде говоря, было особенно нечем. И то – разве название адвокатской конторы "Дэйвис, Хупер и Вон" мелькает в газетах? Разве к нам обращается много крупных клиентов? Так что ты, наверно, считаешь меня средненьким адвокатом. Не вышло из меня того, что должно было бы выйти. Как-никак, я окончил Вандербилтский и Вирджинский университеты.
– Тебя интересовали другие вещи, кроме работы.
– Ты имеешь в виду историю? Да, историю я люблю. Явления начинаешь осознавать только тогда, когда они уже прошли. Мне, например, Джеймс Поук понятнее Фрэнка Клемента.
– Как, думаю, и большинству людей.
– Но я позвал тебя не для исторических бесед. Сколько ни прячься в прошлом, а не убежишь от того, что думают о тебе другие. Люди ведь первым делом на что смотрят – на твое имя и состояние, а у меня и то и другое довольно-таки скромное.
– Тебе не кажется, что большинство людей в твои годы чувствуют то же самое?
– Все может быть. Но сейчас впервые за долгое время наметился просвет. Появился шанс получить работу, которая позволит нам по-настоящему развернуться. Никто больше не будет тупо на тебя пялиться, услышав, что ты работаешь в адвокатской конторе "Дэйвис, Хупер и Вон". Догадываешься, что это за работа?
– Боюсь, что да.
– Симс Колдуэлл собирается провести реконструкцию в "Камберленд Вэлли", и он спросил нас, не можем ли мы подключиться к этому делу. Если мы действительно станем их представителями, это будет значить очень многое. На нас посыпятся новые клиенты, и клиенты крупные. Наконец-то я смогу заработать достаточно, чтобы обеспечить всем нам пристойную жизнь. И наконец-то я начну пользоваться влиянием. Тебя это смущает? По-моему, я никогда не говорил с тобой так откровенно.
– Мистер Колдуэлл уже обещал вам эту работу?
– Во всяком случае, активно намекал.
– Если я женюсь на Саре Луизе, "Камберленд Вэлли" наймет вас заниматься их делами?
– Что-то в этом роде. Разумеется, у них есть свои адвокаты, так что нам достанется только часть дел.
– Мистер Колдуэлл сказал, что все это зависит от того, женюсь я на ней или нет?
– Так он никогда не скажет.
– Но именно это он имеет в виду?
– Учти, я ни о чем тебя не прошу. Но прежде чем принять решение, необходимо узнать все факты. Надо спросить себя: а как мое решение отзовется на других людях? Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалел о том, что я в свое время не объяснил, насколько важен для меня твой брак с Сарой Луизой. Впрочем, главное – это чтобы ты был счастлив. Мы с матерью всегда так считали.
– Мы с ней только что говорили об этом на кухне.
– Не сомневаюсь, что она думает так же. Твое счастье для нас – на первом месте.
Мамина угроза покончить с собой и папины слова о том, что моя женитьба на Саре Луизе проложит ему путь к славе и богатству, повергли меня в замешательство. Чем усерднее я искал выход из создавшегося положения, тем яснее становилось, что найти мне его не удастся. Наутро я достал свои старые теннисные ракетки и поехал в наш клуб сразиться с тамошним тренером. Около одиннадцати я должен был позвонить Саре Луизе, чтобы договориться о встрече. Набирая номер, я вдруг подумал, что с большим удовольствием поиграю с ней в теннис, чем буду слушать разговоры. Она сказал, что согласна и обещала тут же приехать. Перекусив в баре, мы отправились на корт и играли до самой темноты. Когда игра окончилась, Сара Луиза упала на стул и сказала:
– Хэмилтон, я и не знала, что ты так увлекаешься теннисом.
– Просто неожиданно захотелось поиграть.
– Сколько мы сыграли сетов?
– Семь.
За ужином Саре Луизе так хотелось пить, что она уговорила два бокала пива, в результате чего в кино, куда мы потом поехали, она задремала. Мы смотрели "О мужчины! О женщины!" с участием Дэна Дейли и Джинджер Роджерс. Внешне между Джинджер и Эрикой не было ровным счетом ничего общего, но что-то в ее голосе и соблазнительных манерах заставило меня моментально вспомнить Эрику. Когда я разбудил Сару Луизу и она спросила, интересный ли был фильм, я не мог ничего ответить: ведь сеанс я мысленно пробыл в Берлине. На обратном пути Сара Луиза снова заснула. Пробудившись неподалеку от дома, она было сделала движение, чтобы расстегнуть мне брюки, но когда я убрал ее руку на место, не стала возражать.
На следующее утро, прихватив ракетку, я снова отправился в клуб, снова встретился там с Сарой Луизой, и мы снова играли до тех пор, пока она не обессилела. Она так раскраснелась, что я на секунду испугался: а вдруг у нее будет солнечный удар? Был ли такой случай, чтобы кто-нибудь в этом возрасте умер от солнечного удара на теннисном корте? Прискорбно, конечно, но это был бы выход. За ужином она опять выпила два бокала пива и опять задремала в кино. На этот раз мы смотрели «Хижину» с Авой Гарднер и Стюартом Грейнджером. Сара Луиза спала, положив голову мне на плечо, а я все думал, что у Авы такие же глаза и та же страстная внешность, что и у Эрики. И опять Сара Луиза спросила меня про фильм, и опять я не мог ничего ответить, и опять на обратном пути она спала, оставив мой член в покое.
Так прошла вся неделя: днем теннис до изнеможения, потом пиво за ужином, а потом кино, где Сара Луиза спала, а я уносился мечтами в лучшие времена. В фильме "Бог его знает, мистер Эллисон" Дебора Керр напоминала мне Эрику своей уравновешенностью. Колдовское впечатление произвел последний фильм, "Любовь после полудня": Одри Хепбёрн была похожа на Эрику, Морис Шевалье – на ее отца, а виды Парижа пробудили во мне воспоминания о прошлой зиме.
На следующий день было воскресенье, и я думал, что родители захотят, чтобы я пошел в церковь вместе с Колдуэллами. Они, однако, попросили меня пойти с ними. Причина стала мне ясна, как только началась проповедь. С той минуты, как отец Филлипс взошел на кафедру, и до того момента, как он спустился с нее, он смотрел только на меня. Должно быть, родители обратились к нему за помощью – "Наш сын вернулся полным каких-то странных идей. Нас он не слушает. Не могли бы вы растолковать ему, что к чему? Он говорит, что влюбился в какую-то девицу в Берлине и теперь хочет вернуться туда и жениться на ней. Должен же он, разумеется, сделать совсем другое: жениться на Саре Луизе Колдуэлл и жить в Нашвилле". Не знаю, с удовольствием ли исполнял отец Филлипс родительскую просьбу, но трудился он на совесть. За пятнадцать минут он успел поговорить о Руфи и Ноемини, о Давиде и Вирсавии, о Блудном сыне, о юном герое-конфедерате Сэме Дейвисе, а также о нескольких своих знакомых, чьи имена он, однако, не назвал. Смысл всей проповеди сводился к тому, что мы должны исполнять своей долг перед близкими, забыв о собственных желаниях и прихотях.
Когда мы шли к машине, меня подмывало сказать родителям, что зря они все это затеяли, что проповедь получилась путаной и своей цели не достигла, но тут мне в голову пришла одна мысль. Конечно, отец Филлипс наговорил много чепухи, но кое в чем он, возможно, был прав. Раньше я считал, что самое важное, когда женишься, – это выбрать себе такую женщину, с которой будешь счастлив. В то же время, прочитав Хемингуэя и других писателей, я узнал, что суровая жизнь рано или поздно тебя настигает, что долго счастливым все равно быть не удастся и что лучшие люди воспринимают это мужественно и терпеливо тянут свою лямку. А раз так, раз счастья – по большому счету – мне не видать ни с Эрикой, ни с Сарой Луизой, то, может быть, имеет смысл осчастливить на какое-то время окружающих и поступить так, как они требуют?
Я усердно размышлял над этим вопросом во время обеда в клубе с Колдуэллами. Потом мы пошли играть в теннис.
– Хэмилтон, – сказал мне Симс в раздевалке, – это очень хорошо, что ты так увлекся теннисом. Теннис поможет тебе отвлечься от всяких прошлых переживаний.
Вышло так, что мы с Сисси играли в паре против Сары Луизы и Симса. Потом появилась Элеонора с Клеем, и мы стали играть по очереди. Когда мы с Сисси отдыхали, она сказала мне:
– Знаешь, Хэмилтон, по-моему, вы с Сарой Луизой просто изумительно смотритесь вместе.
– Благодарю вас, миссис Колдуэлл.
– А ты как думаешь?
– Да, Сара Луиза очень красивая.
– Она тоже считает тебя красивым. Говорит, ты выделяешься среди остальных.
– По-моему, это в первую очередь относится к ней самой.
– Знаешь, ей никто никогда по-настоящему не нравился, кроме тебя. Она так переживала после этой глупой истории с Фредом Зиммерманом – главным образом от того, что ты от нее отвернулся.
– У меня создалось впечатление, что это было нечто большее, чем глупая история.
– Ну что ты. Мы с Симсом сразу поняли, что за фрукт этот Фред, а Саре Луизе потребовалось на это чуть-чуть больше времени – вот и все. А когда она в нем наконец разобралась, то сейчас же пришла ко мне и сказала: "Мама, я люблю только Хэмилтона. Как ты думаешь, мне удастся когда-нибудь вернуть его?" Я ответила, что до этого «когда-нибудь» еще много времени и что на ее месте я бы попыталась. А ты как считаешь, Хэмилтон? Какие у Сары Луизы шансы?
– Шансы?
– Ну да, шансы вернуть тебя.
– Не знаю.
– Ты все еще бредишь этой девушкой из Берлина?
– Она много для меня значит.
– Больше, чем Сара Луиза?
– Трудно сказать – они такие разные.
– А что нужно для того, чтобы Сара Луиза стало больше для тебя значить?
– Не знаю. Сара Луиза – прекрасная девушка. Тут все дело во мне.
– Ты растерян?
– Да.
– Запутался в своих чувствах?
– Да.
– Что ж, попробую тебе помочь. Мы с Симсом очень хотели бы видеть тебя своим зятем, а Сара Луиза тебя прямо-таки обожает. Давай сделаем так: ты женишься на Саре Луизе, и если через год поймешь, что совершил ошибку, то мы с Симсом платим за развод, а Сара Луиза не требует с тебя ни цента. Все очень справедливо, как ты считаешь?
– Да, пожалуй.
– Поздравляю, ты принял блестящее решение. Ну, устроим мы все сами, а вы с Сарой Луизой копите силы для будущих торжеств.
Появившись на следующее утро в клубе, Сара Луиза сказала:
– Как я понимаю, мы женимся.
– Да, я тоже об этом слышал.
– Значит, мама тебя все-таки уговорила.
– Не совсем так. Впрочем, у нас действительно был разговор.
– Наверное, я должна тебя спросить, не жалеешь ли ты, но не буду. Хочешь знать, когда свадьба?
– Было бы неплохо.
– В четверг, 22 августа, в пять ноль-ноль. Церковь св. Павла.
– Постараюсь прийти.
– Да, пожалуйста.
– Если мы поженимся так быстро, не подумают ли, что ты беременна?
– Нет. Ты ведь недавно вернулся – за это время нельзя обнаружить беременность.
– Все равно эта спешка покажется несколько странной.
– Не покажется – если мы скажем, что уже давно помолвлены. Подожди до воскресенья – все прочтешь в газете.
Но до воскресенья я не выдержал – страшно не терпелось узнать, что это учудили Колдуэллы. В субботу вечером, после театра, где мы с Сарой Луизой смотрели «Бернардину» с нашвиллским доморощенным Пэтом Буном (я учился с ним в одной школе, и было интересно посмотреть, что он за актер; играл он, надо сказать, лучше, чем я ожидал), нам удалось купить номер завтрашнего «Теннессийца». Развернув газету в ресторане, мы быстро нашли страницу светской хроники, и первое, что бросилось в глаза, были наши имена: «Сара Луиза и Хэмилтон вступают в брак». Заметка была помещена в рубрике «Не для цитирования». Охваченный смятением, я прочитал: "Дорогая Бекки!
Держись крепче – сейчас я сообщу тебе сногсшибательную новость! Тебе, конечно, знакомо имя Сары Луизы Колдуэлл – этой потрясающей девушки, о которой я тебе часто писал, – и Хэмилтона Дейвиса – галантного молодого человека, секретного агента номер один, пережившего столько захватывающих приключений в Германии, откуда он недавно вернулся. Их брак мог бы стать настоящей сенсацией. И эта сенсация произошла! Симс и Сисси Колдуэллы раскрыли секрет. Оказывается, Сара Луиза и Хэмилтон помолвлены уже три года. Перед тем как пойти в армию, Хэмилтон взял с Сары Луизы обещание, что, когда он вернется, она будет принадлежать ему, и Сара Луиза верно ждала своего любимого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61