– За него можно получить огромные деньги, – сказала Мериамон.
Улыбка исчезла с лица Нико.
– Я его не продам.
– Жаль.
– Ладно, – сказал Нико. Он явно почувствовал, что можно быть снисходительным, когда такой демон ест сладости с твоей ладони – отступая, когда в руке ничего не оставалось, протягивая морду с оскаленными зубами, чтобы получить легкий щелчок по носу. – Он просто проверяет, вот и все. Он хочет убедиться, что тебя можно уважать.
– Я бы предпочла, чтобы меня уважал какой-нибудь более здравомыслящий конь.
– У Тифона достаточно здравого смысла. Он не терпит дураков.
– Откуда тебе знать?
Нико ухмыльнулся.
Мериамон обменялась пристальным взглядом с конем. «В нем есть бог, – подумала она. – И не из добрых».
– Сет, – сказала она. – Тебя зовут Сет.
– Его зовут Тифон.
– Это то же самое.
– Ты называешь свою кошку Сехмет.
– Сехмет принадлежит самой себе. Я не прошу ее охранять мою жизнь во время сражения.
– Разве?
Рот Мериамон открылся. Она закрыла его. Нико не знает, что говорит. Он эллин, все дело в этом: говорит быстро, вроде бы умно, но неважно что.
– Я собираюсь заказать седло, – говорил Нико, обращаясь больше к коню, чем к ней. – Может быть, получится, как знать? Уздечку я тоже попробую. Тебе должно понравиться. Никакого железа во рту, ничего не упирается в язык. Ты узнаешь, что значит хорошее обхождение.
– Этот не поймет, – сказала Мериамон.
Нико сделал вид, что не слышит. Конь скосил на нее глаз, издеваясь над ее страхами.
…Александру надоело бездельничать вне Тира. Бездельем он называл величайшие в мире осадные работы, с рассвета и долго еще после наступления темноты, и снова, до того, как встанет солнце, строительство моста к городу. Мост уже почти достиг ворот, башни были восстановлены, их стало еще больше – целая стена из дерева и вонючих сырых кож, откуда летели стрелы за городские стены и камни падали на корабли, спешившие с моря.
– Здесь делать нечего, – сказал Александр. – Только рубить лес и тащить его к воде. Я поеду в горы. Там нападают на наших людей, мешают им заготавливать лес. Я наведу порядок.
И соберет флот. Царь не говорил об этом при всех, но Нико услышал от Птолемея и повторял до тех пор, пока Мериамон не выучила все наизусть.
– Цари возвращаются в Финикию, покинув службу у Великого Царя, и приводят с собой свои флоты, – рассказал Нико, – Герострат находится на пути к Тиру. Флоты Арада, Библоса, Сидона вернулись, а сами эти города сдались Александру. Теперь у него есть корабли, в любой момент, как только он захочет. Он может взять Тир с моря.
– Интересно, как… – начинала Мериамон, в первый раз услышав это, и так еще пять раз. Потом уже не надо было спрашивать.
– Сначала, – объяснял Нико, – он может отогнать лодки, которые мешают нашим людям работать. Потом придумает, как проломить стены.
– Кораблями?
– Способ есть, – говорил Нико. – Александр найдет его, если уже не нашел. Я простой солдат, не военачальник, но и я вижу то, что у меня перед носом. Корабли – это главное. Раз у него есть корабли, Тир он возьмет.
Мериамон была совсем не уверена в этом. Но Нико уже куда-то помчался, и никакие слова не заставили бы его вернуться.
«Простой солдат», – подумала она. Да, конечно. А Александр – просто мальчишка, которому довелось стать царем. В Нико не было такого огня, как в Александре. Такого огня не было ни в ком. Но в Нико была собственная сила, земная, и ее было очень много. Он добросовестно следовал за Мериамон, как положено стражу, но ум его был с Александром, и взгляд был устремлен на него, когда они были рядом с Александром.
Он получил свое седло. Это была странная кривая вещь, похожая на испорченную подушку, и Тифон выражал свое неодобрение, брыкаясь и фыркая, но Нико вместе с Аминтасом, конюхом и солидной толпой собравшихся зевак все-таки приспособил его на спину коня. Затем он дал животному время почувствовать его на себе, предоставив еще больше удовольствия зевакам.
Мериамон надеялась – и молилась, – чтобы опробовал седло Аминтас. Мальчик было достаточно хорошим наездником, конь знал его и сопротивляться не будет. Но Нико был не из тех, кто будет смотреть, когда можно сделать самому. Бросив пару слов тем, кто держал уздечку, он вскочил в седло.
Тифон стоял неподвижно. Мериамон затаила дыхание. Конь подскочил чуть ли не до небес и понес. Он встал бы на дыбы, но Нико за уздечку притянул его голову к груди. Одной здоровой рукой. Другой он ухватился за гриву, потом за седло. Не падал. Ногами он сжал бока коня; его тело двигалось в такт движениям и скачкам коня, сливаясь с ним воедино.
Жеребец успокоился и шел галопом, постепенно замедляя бег; двигался более плавно, признав на своей спине тяжесть того, кто укротил его первым. Уши его стояли. Мериамон сообразила, что они стояли почти с самого начала.
Они играли. Оба. Нико скалился, как безумный, на спине своего безумного коня. Его левая рука лежала на бедре. Правой рукой, скрюченной и слабой, он держал повод.
Мериамон закрыла лицо руками. Ей хотелось зажмуриться, но она не осмеливалась. Этот демон, этот Сет во плоти – он убьет Нико. Он вырвется, будет лягаться и скакать, сбросит его и растопчет в кровавую кашу.
Пританцовывая, они приблизились к ней – фыркающий конь, ухмыляющийся всадник – и остановились, тяжело дыша, такие похожие.
– Вы! Вы оба дураки! – взорвалась Мериамон.
Нико засмеялся. Тифон закивал головой. Она забыла его дурной нрав, забыла свои страхи, забыла все, заставив его нагнуть голову и открыть рот. Мундштук был скифский.
У нее не было слов. Мериамон отпустила уздечку, вцепилась в Нико и сдернула его, так сильно и неожиданно, что он не смог удержаться. Когда его ноги коснулись земли, она подсекла его, свалила, села сверху, молотя кулачками по груди, крича сквозь слезы:
– Ты что, спятил?
– А ты?
Это сказал не Нико. Мериамон медленно поднялась. Рядом стоял Александр. С ним были Птолемей, Певкест, державший Тифона за уздечку, и Гефестион. Она ощутила спокойствие, тупое спокойствие. Мериамон указала на голову коня.
– Поглядите, – сказала она. – Поглядите на это.
Они поглядели. Певкест присвистнул.
– Геракл! Я бы не решился попробовать.
– А мне бы хотелось, – сказал Александр, – с Буцефалом, на которого, – продолжал он, прежде чем Мериамон успела что-либо ответить, – гораздо больше можно полагаться, чем на это исчадие Матери-Ночи.
Нико поднялся на ноги, немного неуверенно. Мериамон не чувствовала к нему жалости. Руку он не повредил, в этом она удостоверилась.
– Ему нравится, – сказал Нико, с ней он идет лучше.
– Ты поймал его врасплох, – сказал Птолемей. Нико молчал, упрямо сжав челюсти.
– Надо признать, – заметил Александр, – что это не самый твой разумный поступок. И не первый. Ты уже пробовал остановить колесницу голыми руками.
– Ну, Александр… – вспыхнул Нико.
– Ну, Нико, в следующий раз ты собираешься сломать шею?
– Нет, – отвечал Нико. Он не знал страха, даже когда Александр сердито смотрел на него, задрав свой царственный нос: Нико был на целую голову выше царя.
Внезапно Александр рассмеялся.
– Тебя ничем не выбьешь теперь из седла!
– Нет, Александр, – сказал Нико. Он произнес это как титул, и его несгибаемая гордость превратилась в искреннее уважение.
– Вынужден согласиться, что это впечатляет, – сказал Александр. – Но обещай мне, что в другой раз будешь пробовать этот мундштук на более смирной лошади.
– Тифон вполне смирный, – ответил Нико.
– Я бы так не сказал. – Александр обменялся взглядами с жеребцом, и глаза его сузились. Мериамон уже готова была схватить его, если он сам вздумает пробовать, но он не тронулся с места. Его взгляд переместился на Нико. – Скажи мне, Нико, если я попрошу тебя поехать со мной, ты поедешь на другом коне?
Нико замер. Голос его прозвучал еле слышно:
– Поехать куда?
– В горы, – ответил Александр. – Для начала. Нико вздохнул, чуть не плача. Все было написано у него на лице, но он все же сказал:
– Ты дал мне другое задание.
– Верно. – Александр взглянул на Мериамон. – Ты можешь пощадить его, госпожа?
– Стоит ли?
Александр наклонил голову.
– У тебя есть другие друзья, – сказала Мериамон. – Почему тебе нужен именно он?
– Мне кажется, я ему нужен, – ответил Александр.
Это было так, но Мериамон сказала:
– А что, если он нужен мне?
– Тебе решать.
У Нико не дрогнул ни один мускул. Чего он хотел, она видела даже с закрытыми глазами. Чего хотела она…
– Бери его, – сказала Мериамон. – Он принадлежит тебе.
15
– Я не обязан ехать, – сказал Николаос. Он много выпил за обедом и выговаривал слова с особой тщательностью, но на ногах держался довольно твердо. И он был не там, где ожидала Мериамон, – с друзьями царя, снова становясь одним из них. Он пробыл там недолго, а потом пришел в шатер Таис.
Гетеры не было, она пировала со своим возлюбленным и остальными царскими друзьями. Мериамон была одна, как она любила, спокойно проводя время с Сехмет и своей тенью, стараясь не думать о том, что произошло в этот день.
Нико смотрел на нее мрачно, как в первый раз, когда она увидела его, удивительно высокий и удивительно чуждый, в облаке винных паров и цветочного аромата. На голове у него был венок. Он принес кувшин вина, обняв его покалеченной рукой, и две чаши. Нико посмотрел на нее сверху вниз и сказал то, зачем пришел:
– Я могу остаться, если нужен тебе.
– Ты мне не нужен.
Он сел возле нее. Сехмет тут же вскочила ему на колени. Ее не смущало, что он потянулся над ней, чтобы наполнить чашу и передать Мериамон. Потом он наполнил другую и поставил кувшин на стол.
Они не стали пить. Они сидели почти рядом, но это ничтожное пространство могло оказаться широким, как дамба Александра.
– Почему ты не со своими друзьями? – спросила она.
– Почему ты не была на пиру у царя?
– Я не голодна.
– Ты никогда не бываешь голодной.
Мериамон, нахмурившись, смотрела на чашу в его руках. На дне ее был изображен сфинкс, смутно просвечивавший сквозь вино.
– Я ела. Филинна ела вместе со мной.
– Хорошо.
Она поднесла чашу к губам. Вино было крепким, как любили македонцы: темное, сладкое и едва разбавленное.
– У персов есть поговорка, – сказал Нико, – если ты должен принять решение, сначала обдумай его на трезвую голову. Потом обдумай его пьяным. Если получится одно и то же, значит, решение правильное.
– Я думала, надо наоборот: сначала пьяным, потом трезвым.
– Это все равно.
– Мне много не выпить, – сказала Мериамон.
– Я могу выпить за троих.
И он принялся за дело. Мериамон поймала его руку с пустой чашей и накрыла ее ладонью.
– Думаю, с тебя хватит, – сказала она.
– Я останусь, если я тебе нужен, – повторил он.
– Я же сказала, что нет.
– Кто будет заботиться о тебе?
– А кто делал это, пока царь не навязал меня тебе?
– Он не…
Это была неправда, и он знал это. Мериамон отставила обе чаши, полную и пустую.
– Почему ты не уходишь? Тебе же нужно собраться. Выезжать нужно до восхода. Ты ведь знаешь, каков царь. Если ты опоздаешь, он не будет тебя ждать.
– Я не опоздаю.
– Ну так иди.
– Нет, – отвечал Нико.
Она попробовала подтолкнуть его, но он сидел, как вкопанный. Мериамон топнула ногой.
– Убирайся из моего шатра!
– Нет, – отвечал он.
Он смеялся над ней. И негодница Сехмет у него на коленях зевнула ей прямо в лицо.
– Ты мне не нужен! – закричала она. – У меня есть Клеомен!
Это его остановило. Он ревновал. Она смеялась.
Он поднялся. Ее голова едва доставала ему до груди.
– Что же ты за грек, если предпочитаешь остаться с женщиной, вместо того чтобы идти сражаться? – насмешливо сказала она.
Его проняло. Он открыл было рот, потом закрыл. Можно было сказать очень много или ничего. В конце концов он не сказал ничего.
Вино он унес с собой. Но чаши остались.
Мериамон взяла полную. Пары вина кружили ей голову. Она осушила чашу.
Царь выехал до рассвета. Мериамон не видела, как он уезжал. Она вернула Нико его гордость. Она не хотела смотреть, как он взял ее.
– Он не взял Тифона, – сообщил Клеомен, который был там, завидуя царским конникам, как всякий очень молодой человек. – Он поехал на одном из царских коней, на большом сером.
Мериамон перевела дыхание. Она осматривала человека, который обгорел во время нападения брандера. Он был последним из тяжелораненых, единственным, кто еще не умер. Мериамон сумела улыбнуться ему. Он не мог ответить улыбкой: весь низ его лица был словно расплавлен, а теперь засох, но глаза смотрели живо.
– С помощью богов ты выздоровеешь, – сказала она ему и похлопала его по необожженному плечу, потом перешла к следующему пациенту.
Клеомен шел за ней, радостно болтая.
– Аминтас на верху блаженства: он сможет ездить на Тифоне, пока нет Нико. Все утверждали, что Нико поедет на своем коне и погубит себя. Все, кроме меня.
– Почему? – спросил раненый, которого перевязывала Мериамон. Ему в бедро попала стрела, и, несмотря на все старания Мериамон, рана начала гноиться.
– Александр запретил, – ответил Клеомен. – Даже Нико слушается Александра.
Мериамон фыркнула. Никто не заметил. Раненый дернулся.
– Спокойно, – прикрикнула Мериамон, и он замер, судорожно сжав край одеяла. Она немного успокоилась. – Все, – сказала она, – теперь все.
Она могла бы сказать так и Нико, но он ушел. Его собственный мир забрал его, его война и его царь. Если боги будут милостивы, он вернется, но не к Мериамон. Зачем? Он был ее стражем постольку, поскольку не мог делать ничего другого, более подходящего. Теперь же он был снова целым.
Так же, как и она со своей тенью, скользившей за ней по пятам, и со своей целью, от которой она не отказалась, хотя Александр одержим безумной идеей взять Тир. В ее судьбе не было места для могучего и сердитого македонского дуба.
Известие пришло достаточно быстро. Александр налетел на тирских бандитов, как гнев небесный, сломил их волю, положил конец их набегам и пошел дальше, к Смидону. Там, сообщали гонцы, он нашел флот и привел его к присяге. Во всех гаванях от Арада до Кипра строились, оснащались и собирались корабли.
Отряды галер, рассказывал посланный, собирались именем Александра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48