https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumby-s-umyvalnikom/
– О боги, матрона, – Полицейский префект заторопился ей навстречу.
– Что ты здесь стоишь вместо того, чтобы преследовать преступников? – яростно набросилась на него Ромелия.
– Выражаю вам все мое уважение, благородная Ромелия, мои люди преследуют беглую рабыню и прочесывают весь город. Не беспокойтесь, она далеко не уйдет.
– Весь город? – Она соскочила с повозки и со злостью замахнулась плетью на префекта. – Ты безмозглый, тупой заячий хвост, она убежала не одна, у нее есть сообщник, который ее освободил. Этот сообщник – гладиатор Клаудиус. Они на пути в Брундизиум, там беглецы сядут на корабль и отправятся через море. Я должна тебя поучать, как ловить беглецов?
Пылая гневом, она ударила префекта полиции, который лишь поднятыми руками мог защититься от атаки Ромелии. Вокруг обоих образовалась громадная толпа, люди кричали и подзуживали спорящих.
Отступавший от Ромелии префект заслужил издевательский смех.
– Теперь я возьму дело в свои руки, а мои стражники уже преследуют их на быстрых лошадях, и я уверена, что удастся убедить нескольких гладиаторов также принять участие в преследовании. А когда они схватят обоих, ты умрешь вместе с ними на арене. Об этом я позабочусь, ты, телячьи мозги без соли! Такой префект, как ты, в Помпеях больше не нужен.
Она резко отошла от него и снова заскочила в повозку, чтобы ехать в казармы. С глупым удивлением ошарашенный префект посмотрел вслед маленькой женщине и потер на руках болезненные красные полосы от удара плетью.
– Что это? – прошептала Пила, когда Клаудиус нагнулся перед дуплом оливкового дерева.
– Хороший тайник, здесь у нас узелок с платьем для тебя, деньгами и украшениями.
– Но… но… откуда он? – заикаясь, спросила Пила.
Клаудиус ухмыльнулся во весь рот.
– Ты сочтешь это невозможным, но его положила сюда собственноручно Ромелия.
Пила растерянно распахнула глаза.
– Ромелия?
– Именно она, а то, что узелок все еще находится здесь, говорит мне о том, что Ромелия храбро устроилась на постоялом дворе около Пицентии и ждет меня там. Прощай, прекрасная Ромелия, и большое тебе спасибо.
– Я ничего не понимаю, Клаудиус. Какое отношение имеет ко всему этому Ромелия? Я не поняла, почему ты тогда заключил Ромелию в объятия…
Клаудиус нетерпеливо потащил ее дальше.
– Не трать дыхание, перед нами долгий путь, однажды я расскажу тебе всю историю, но сейчас мы должны торопиться. Мы обогнем гору в восточном направлении, это тяжелый марш, там имение Октавиум, мимо которого мы должны пройти в темноте, чтобы нас не обнаружили. Если оба мула послушны, то они ждут нас на северном склоне и мы сможем, по крайней мере, поехать верхом. Бедный, но законопослушный плотник со своей женой хочет переехать в Рим, чтобы попытать там свое счастье.
– В Рим? Но ведь там нас обнаружат.
– Мы должны держать направление на север, если хотим добраться до твоей родины. Но сначала все дороги ведут в Рим. Если мы будем путешествовать как простые ремесленники, мы не возбудим любопытства. Кроме того, нам нельзя двигаться по Виа Аппиа, мы поедем по Виа Латина. Никому не придет в голову, что мы направляемся в логово льва. Нас будут преследовать на дороге в Брундизиум.
– Ты все заранее обдумал? – спросила она, и постепенно до нее дошло, что его странное поведение после того, как их обнаружила Ромелия, было частью его отчаянно смелого замысла.
Один! Этот мужчина превосходил безумной смелостью любого, кого она когда-либо встречала.
Дорога была трудной и темной. Из соображений безопасности они не могли зажечь факел и поэтому спотыкались о куски лавы, которых было полным-полно между виноградными лозами, фруктовыми плантациями и садами, окружавшими большое имение. Издалека раздался лай собак и вскоре затих.
Ночной воздух был приятно прохладен. Оба ни на мгновение не снижали темпа, и Клаудиус удивлялся выдержке Пилы.
Большими шагами она бежала рядом с ним, время от времени спотыкаясь о камни. Всю дорогу они ободряли и поддерживали друг друга.
Пила вспомнила о давно минувших временах в другом мире, когда она носила другое имя. Там ей приходилось бегать по шелестящим листьям и корням лесных деревьев, по холмам и пригоркам, по узким тропкам, через заросли кустарника. Быстро и ловко, подобно лани, она бегала тогда так, что ни один охотник не мог угнаться за ней.
Уже ребенком она научилась вместе со взрослыми выживать в диких лесах. Она могла днями голодать, умела построить из хвороста и листьев хижину, она знала корни, ягоды и грибы. Она попадала стрелой в цель на большом расстоянии и могла выловить голой рукой рыбу из ручья.
Тогда она была не Зигрун, девушка из племени киберов, а олениха с настороженными глазами и ловкими ногами, тогда дни ненастья и солнечные дни сливались перед нею в одно. Тогда…
Ветер свободы, как будто явившийся из ее прошлого, оживил ее инстинкты. Инстинкты, которые требовались ей, чтобы выжить. Жизнь в Риме сделала ее ленивой и расслабленной. Она находила желанными вкусную еду вдосталь, теплые ванны, мягкие ткани для платьев, но все это было ядом для ее закаленных мускулов, ее привыкшего к движениям тела, ее постоянно настороженного ума.
Теперь ей надо было задействовать спавшие в глубине нее инстинкты. Надо было выжить. Клаудиус был мужественным и сильным, он не знал боязни, но удастся ли ему справиться с жизнью на ее суровой германской родине?
Это был мрачный, негостеприимный мир, полный грозных опасностей.
Пила беспокоилась об опасностях в германских лесах, но при этом здесь, под теплым южным солнцем и мягким голубым небом, каждая стража у моста, каждый любопытный хозяин постоялого двора представляли для них смертельную опасность.
Северная сторона вулкана лежала в непроницаемой мгле. Выступила роса, сообщая о приближающемся утре. Клаудиус тихонько прищелкнул языком, пробираясь сквозь кусты.
Некоторое время он прислушивался, пока не обнаружил, что кто-то жует. Они стояли совсем близко к дремавшим мулам, которые в полусне щипали листву с колючих кустарников. Клаудиус облегченно вздохнул.
– Даже мулы с нами, – ухмыльнулся он и благодарно похлопал животное по шее.
Пила в испуге задержала дыхание, а потом тоже облегченно вздохнула, когда заметила животных.
Клаудиус снял свой шерстяной плащ и бросил его на траву.
– Давай немного отдохнем. На рассвете мы отправимся и смешаемся с передвигающимися торговцами. В темноте мы только возбудим подозрение.
Он притянул к себе Пилу. Она благодарно прижалась к нему, наслаждаясь его теплом. Она прислонилась головой к его плечу и почувствовала, что ее тело налито тяжелой усталостью. Однако мысли ее странным образом вертелись вокруг прошлого. Ромелия! Валериус! Скульптор! Темница!
Картины прошлого, как мозаика, проходили перед ее внутренним взором. На душе у нее было тревожно. Ее жизнь резко изменилась. Ромелия больше была не одна, не сама по себе, она несла ответственность не только за себя.
Рядом с ней был человек, который доверился ей, с которым она была связана в радости и в горе. Он спас ей жизнь, помог ей бежать, а теперь он бежал вместе с ней, отказавшись от своей прежней жизни, не зная, что его ожидает, что принесет ему будущее.
Но разве они уже не были связаны судьбой с того самого мгновения, когда она на арене в Риме умоляла демонов подземного мира о помощи ему, или же еще раньше, когда она заглянула в его темно-голубые глаза.
– Ты сомневалась во мне, не правда ли, любимая? – Клаудиус, казалось, отгадал ее мысли и успокаивающе погладил ее по руке.
– Гм.
– Я сказал тебе однажды. Что бы ни случилось, никогда не забывай, что я тебя люблю.
– Я не забывала, – ответила она тихо.
– Но ты в это не верила.
– Гм, – Пила почти стыдилась своих мыслей, однако должна была признать, что она действительно считала Клаудиуса предателем. Она думала, что он предал ее в тот момент, когда судьба оказалась немилосердна к ним, не зная, что все это было его расчетливой игрой, когда он с невероятным самообладанием заключил ненавистную Ромелию в объятия и разыграл влюбленного кавалера.
Как трудно было ему проявить это самообладание, мог знать только он сам. Ему стоило сверхчеловеческих усилий не убить Ромелию, когда он держал ее в своих объятиях.
Он с удовольствием переломал бы ей все косточки, придушил бы ее, раздавил бы ее своими руками, однако эта смерть была бы для нее слишком легкой, слишком просто она ускользнула бы от ответственности за свои позорные деяния. Разочарование и ожесточение покинутой, ужасный момент, когда она обнаружит, что ее обошли, сведут ее с ума, отравят еще больше ее и без того злобный характер. Однако ему было ясно, что пока Ромелия жива, она останется постоянной опасностью для них обоих. Они должны покинуть Рим, чтобы сойти с пагубной орбиты, по которой движется жизнь озлобившейся женщины.
Ромелия лихорадочно бегала по атриуму виллы взад и вперед. Перед ней стояли, выстроившись в ряд, пятеро ее рабов-стражников и четверо гладиаторов из Помпеи. Она нервно стучала прутом по ладони.
– Как это могло произойти? – в бешенстве выкрикивала она. – Вы ослепли или совсем лишились сил?
– Я заверяю тебя, благородная дама, что мы внимательно осмотрели каждого, кто встречался нам на дороге. Даже карлик из Африки, и тот не ускользнул бы от нас. Их не было на дороге. – Нанятый гладиатор открыто посмотрел Ромелии в глаза.
– Это невозможно! Тогда они сошли с дороги, может быть, использовали побочные пути.
– Тогда бы мы их тоже увидели, потому мы разделились и обыскали все окрестности.
– Я должна распять вас всех на кресте. Вы ни на что не годные бестолочи, вас обдурили, и вы не смогли схватить их!
Глаза Ромелии метали молнии, и она снова и снова угрожающе рассекла прутом воздух.
– Три дня! Потеряны три дня, – взвыла госпожа. Нанятый гладиатор сузил глаза.
– Мы не такого благородного происхождения, как ты, матрона, но и у тебя нет права так обращаться с нами. Мы сделали все, что было возможно. Может быть, ты ошиблась, и они убежали совсем не в Брундизиум.
Он повернулся и кивнул своим товарищам. Коротким кивком они распростились с Ромелией и покинули атриум. Без слов Ромелия смотрела им вслед. Она чувствовала себя униженной этими грубыми парнями, Клаудиусом, Пилой…
Раздосадованная до остервенения, она подняла прут и без выбора начала бить им пятерых рабов-стражников, которые безропотно сносили ее побои. Она взбесилась, лицо ее превратилось в страшную маску, из горла вылетали животные звуки.
Остановилась Ромелия только тогда, когда все пятеро мужчин, истекая кровью, лежали на полу. Она отбросила прут и в бессильной ярости забарабанила кулаками в стену.
Приступ бешенства прошел так же внезапно, как начался. Всхлипывая, она пригладила руками свою забрызганную кровью тунику и беспомощно огляделась.
Где же они, если они не в Брундизиуме? Где?
Нет! Ромелия упала на стул и схватила бокал с вином. Она опорожнила его одним глотком. Ну, конечно же! Пила из Германии. Туда-то она и направилась, и этот негодяй вместе с ней. Почему она сразу об этом не подумала? Теперь у них три дня форы. Однако даже самая ловкая лань не убежит от волков, если их много.
– Целиус!
Срочно вызванный раб прибежал и в целях безопасности упал на пол.
– Поднимись, ты, жалкий лизоблюд. Мне не нужна змея, ползающая в пыли. Быстро отправляйся в Помпеи, в Стабии, в Геркуланум. Напиши на всех стенах следующие слова: Ромелия, жена благородного сенатора Валериуса, подарит десять тысяч сестерциев тому, кто поймает беглую рабыню Пилу и гладиатора Клаудиуса и привезет их в Помпеи.
Целиус вскочил и побежал со всех ног, чтобы выполнить приказание госпожи. Откуда Ромелия взяла бы десять тысяч сестерциев, ей самой было неясно, потому что все свое движимое имущество она вложила в собственный побег. В данный момент ей это было совершенно безразлично. Она хотела захватить беглецов любой ценой.
Довольная, она откинулась на стуле и велела Друзилле налить себе еще один бокал вина. Она выпила его неразбавленным и насладилась чувством эйфории, которую возбудил в ней напиток. Внезапно Ромелия поднялась и открыла свой сундук. Из-под тканей она вытащила длинные волосы, которые отрезала у Пилы. Она открыто наденет этот трофей в день своего триумфа, когда Пила и Клаудиус умрут на арене.
– Друзилла-а-а!
– Да, госпожа, я стою рядом с тобой, – испуганно прошептала служанка.
– Пошли раба в Помпеи. Пусть приведет изготовителя париков, и самого лучшего, какой только есть в городе.
Глава 13
Через римские территории
Они ждали в молчании и прислушивались к песне проснувшихся птиц. Клаудиус достал из спрятанной корзины два яблока.
– Мы должны отправляться в путь, – сказал он только, и они сели на мулов.
Жизнь пробудилась на дороге, которая стала похожа на пульсирующую вену; нескончаемым потоком люди направлялись в ненасытный Рим. Клаудиус и Пила влились в бесконечную вереницу крестьян, ремесленников, рабов и солдат, телег, ослов и мулов. Никто не обратил на них внимания.
На Пиле было шерстяное платье с длинными рукавами и накидка, которая прикрывала ее волосы. Она уже пережила позор того, что волосы у нее были отрезаны, да и в Риме в то время были модны короткие волосы. Однако ее мог бы выдать светлый цвет ее волос.
Клаудиус также был одет просто, как ремесленник. На своих мулах они смотрелись двумя путниками из бесчисленного множества тех, кто устремлялся в жизненный центр империи.
По мере удаления странное напряжение, давившее на Пилу, ослабевало, но Клаудиусу становилось все более не по себе. Они приближались к Капуе, где находилась школа Лентулуса, его родина, если ее можно было считать таковой. В Капуе Клаудиус был очень известен и уважаем. Он боялся, что его узнают, однако они должны были пересечь Капую, чтобы выйти на Виа Латина, которая впоследствии соединялась с Виа Аппиа.
В Капуе ремесленники и крестьяне загромоздили свои прилавки товарами и вели бойкую торговлю. Узкие улочки города были едва проходимы. Тяжелые телеги загораживали путь, между ними теснились животные, и проклятия погонщиков эхом отражались от стен домов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44