Германец сделал выпад и ранил Клаудиуса в живот. Кровь полилась на его фартук.
Зрители в ужасе закричали, одновременно подбадривая Клаудиуса, однако постепенно благоволение зрителей начало разделяться, многие ставили сейчас на германца, который, громко вопя и выказывая презрение к смерти, кинулся на Клаудиуса, размахивая своим мечом.
Это был отнюдь не искусный фехтовальный поединок, а безумная драка с верным смертельным исходом. Весы склонялись уже не в пользу Клаудиуса.
С лица Пилы сошли все краски, с тех пор, как она попала в это ужасное рабство, в ее жизни было лишь несколько счастливых мгновений, и их подарил ей Клаудиус. Клаудиус с его темно-голубыми пронзительными глазами, тронувшими ее сердце словами. Это был тот же Клаудиус, который недавно хладнокровно добил своего врага, а теперь ему самому, вероятно, оставалось жить лишь несколько мгновений. Она поднялась и направила свой взгляд на него. Хотя Клаудиус был в некотором отдалении от нее, ей показалось, что она видит вокруг его шеи свой шнурок. Пила собралась с духом, обратилась к могуществу Неба и преисподней.
– Мои волосы обладают могуществом придавать тебе силу. Душа волка вселяется в тебя. Твое тело не может ранить ни железо, ни огонь. Человек из тебя уходит, в тебя входит волк. Тобою овладевает ярость, иди и не щади ничего, дерись в своей великой битве, как берсерк.
С этими словами Пила подняла руки, и из ее горла вырвался волчий вой. Обратив лицо к Небу и закрыв глаза, она объединила силы добрых и злых духов, она велела душе волка вселиться в тело человека.
Внезапно Клаудиус распрямился. Лицо у него исказилось, на губах появилась пена, он заскрипел зубами, глаза его стали дико вращаться, и крик, который он издал, заставил превосходившего его по силе противника потерять уверенность. Как безумный, Клаудиус ринулся на германца и нанес ему мощный удар своим мечом.
Словно обезумев, он ударил мечом еще раз, вонзив его в массивное тело. Германец, который не увидел в лице гладиатора ничего человеческого, понял, что ему пришел конец.
– Один, это волк-оборотень! – еще успел воскликнуть он, прежде чем его настиг смертельный удар. Однако Клаудиус продолжал вонзать меч в мертвое тело противника. Казалось, он не понимал, что борьба окончена. Вопли толпы сменились парализующим ужасом.
– Клаудиус! – Голос Пилы прозвучал резко и громко, и тут Клаудиус, казалось, очнулся. Колдовство прервалось.
Он непонимающе поглядел на жестоко изрубленное тело германца, лежавшее на залитом кровью песке, а затем посмотрел на свой меч. Его взгляд поднялся к трибунам и встретился с глазами Пилы. Она смотрела на него вопрошающе и испуганно. Он медленно поднял окровавленный меч в знак приветствия и хотел улыбнуться. Однако ноги отказали гладиатору, и он упал перед почетной ложей.
Валериус вскочил с места и в полной растерянности смотрел на обессилевшего победителя.
Никогда еще он не видел подобного неописуемого взрыва животных сил.
Пока он, пораженный, молча стоял, глядя на арену, Пила позади него потеряла сознание.
Глава 5
Волосы Пилы
До Пилы с трудом дошло, где она находится. Друзилла обмахивала ее опахалом. Пила лежала в своей комнате на постели. Она смотрела на голые стены и пыталась припомнить, что же произошло.
– Именем богов, ты жива! – Тяжелый вздох Друзиллы шел от всего сердца. – Вероятно, это от волнения, – пробормотала она. – Такого Рим еще не видел. Я понимаю, что для тебя было ужасным видеть, что твой соотечественник умирает подобным образом.
– О чем ты вообще говоришь? – прервала ее Пила. Друзилла сочувственно посмотрела на нее.
– Ты ничего не помнишь?
Пила покачала головой.
– У меня в голове все смешалось. Я видела кровь, железо и волка…
– Бедняжка, у тебя в голове и правда все смешалось. Возьми, выпей теплого вина, оно пробудит у тебя сознание.
Пила поднесла кубок к губам и ощутила приятное тепло напитка. Медленно она легла снова и закрыла глаза.
– Зрители бушевали и вопили, когда Клаудиус…
– Клаудиус?
– Да, гладиатор Клаудиус. Зрители бушевали и вопили, когда он, словно безумный, искромсал германца. При этом Клаудиус из Капуи блестяще владеет фехтовальным искусством, он может драться обеими руками, знаешь ли? Он отличный тактик и до этого всегда оставался победителем, но на этот раз было не так… Что с тобой?
Пила со стоном поднесла руки к голове. Постепенно возвращалось воспоминание, жестокое воспоминание в живых картинах. Она видела, как Клаудиус дерется против громадного германца, видела, как он отступает, лишь отражая удары.
– Нет!!!
Она вскочила и уставилась в пустоту.
– Да успокойся же!
Друзилла снова уложила Пилу в постель.
– Хочешь еще вина?
На лбу Пилы выступил пот. Значит, это было правдой. Эта борьба происходила в действительности. А Клаудиус? Он мертв? Она медленно направила свой взгляд на Друзиллу, лицо которой казалось всерьез озабоченным.
– Со стороны Валериуса было ошибкой взять тебя на игры. Кто бы мог подумать, что ты тут же упадешь в обморок!
– Я упала в обморок?
– Да, когда Клаудиус победил германца.
– Клаудиус победил? Он остался жив?
– Ну, я тебе скажу… В него внезапно как будто вселился дикий зверь. Такое иногда видишь, когда устраивают игры с дикими зверями. Медведи борются против львов, а пантеры – против быков…
– Друзилла, пощади, избавь меня от этих ужасных подробностей. Что с Клаудиусом?
– Не правда ли, он тебе тоже нравится? Все девушки и женщины им просто увлечены, такой безумно храбрый гладиатор, такой силач.
Друзилла мечтательно закатила глаза, потом вздохнула.
– Ну да, он может выбирать женщин по своему вкусу. Меня никто не выберет, но вообразить это можно. Он разрубил этого германца на куски и даже не заметил, что тот уже мертвый. Внезапно он как бы очнулся от своего безумия. И вот он стоит, совсем растерянный, поднимает меч в качестве приветствия и падает. Вот так просто. Как будто дерево, пораженное ударом молнии. Так тихо еще никогда не бывало на переполненной арене.
– Он упал?
– Я же тебе говорю. Ты меня совсем не слушаешь. Такого я еще никогда в жизни не видела, и весь Рим тоже. Даже Валериус выскочил из своей ложи. Потом Клаудиуса полили холодной водой. И Лентулус очень беспокоился о нем.
– А где Клаудиус сейчас?
– Понятия не имею. Вероятно, в своей казарме, рядом с цирком. Лентулус снова поставит его на ноги.
– Я могу это, – прошептала Пила в ужасе. – Именем Одина я могу вызывать духов преисподней.
– Какую чепуху ты несешь, Пила. Ты и в самом деле не в себе. Полежи, отдохни, я принесу тебе потом капустного сока, он поможет прояснить твой разум.
Друзилла, качая головой, поднялась и покинула комнату. Что только наехало на смелую и обычно такую сильную Пилу? Не только же то, что она волновались из-за Клаудиуса. Когда Валериус вернулся назад и свою ложу, он обнаружил, что Пила без движения лежит в углу. Рабы вынуждены были отнести ее домой, потому что она никак не могла очнуться от обморока.
Валериус был более чем доволен исходом игр. Это были самые роскошные и дорогостоящие игры, которые когда-либо устраивались в Риме, и они еще надолго останутся в памяти народа. К тому же странный финал дал пищу многодневным разговорам и стал поводом к самым диким корыстным умыслам и сплетням.
То, что нежная Пила упала при этом в обморок, показалось ему абсолютно понятным. По своему великодушию он не стал порицать любимую рабыню и даже позвал лекаря, чтобы тот осмотрел Пилу. Эскулап установил, что причиной обморока было сильное волнение, пережитое девушкой, а в остальном здоровье у рабыни удивительно крепкое.
Валериус успокоился и поручил дальнейшую заботу Друзилле. Не то Ромелия. В ней росло раздражение против Пилы. Она хотела оставаться в центре внимания во время игр, которые полностью оплатил ее супруг. Она была светской дамой, она должна была показывать себя и наслаждаться тем, что народ восхищался ею. Для этого все средства казались ей хороши, и в обычных условиях никто ей в этом не препятствовал. Ромелия могла позволить себе расточительную роскошь в одежде и украшениях. У нее были самые дорогие и самые экзотические ароматные воды и мази, коренья и цветы, и, благодаря тщательному уходу и обильной косметике, красота ее, казалось, не поддавалась времени.
Она интенсивно готовилась к играм, ее не пугали ни цены, ни собственные труды, и тут вдруг Валериус запрещает ей отрезать волосы у Пилы, из которых мог получиться роскошный парик. Со злостью Ромелия вспоминала послеобеденное время в саду, когда Валериус напрочь запретил ей дотрагиваться до Пилы. Однако ее ненависть была направлена не против Валериуса, а против Пилы. Что только сделала эта коварная рабыня, чтобы Валериус внезапно так привязался к ней?! Она не была его подругой в постели, Ромелия это знала точно. Ей не подобало контролировать, с кем ее супруг делит постель, ее это и не интересовало, пока мир в доме не был нарушен. У Валериуса было четверо прекрасных детей, он гордился ими и трогательно о них заботился. Он лишь изредка делил постель с Ромелией, и ей было на руку то, что он оставляет ее в покое. Она точно знала от рабов, кто в данный момент забирается к Валериусу под одеяло.
В большинстве случаев это были хорошо оплачиваемые амикас, или греческие гетеры, которых он приглашал. Время от времени он посещал лупанарий высшей категории, чтобы получить удовольствие от меретриц, продажных женщин. Все это служило для того, чтобы рассеяться, отвлечься, поддержать равновесие и здоровье.
Однако с Пилой, похоже, все обстояло по-другому.
Из верных источников Ромелия узнала, что Пила еще никогда не принадлежала ни одному мужчине и Валериус также держался от нее в стороне. Тем не менее он купил ей красивые платья и украшения, баловал ее, как наложницу, и поручал ей лишь легкие работы. Ока наслаждалась определенной свободой, хотя не умела ни читать, ни писать, не играла ни на одном музыкальном инструменте и не была способна декламировать вслух стихи.
Пила не могла поддерживать остроумную беседу и не умела танцевать. Она вообще ничего не умела – только стояла рядом, пялилась на все своими странными глазами и была в состоянии лишь подать тарелку или налить вино. И такую кормили в ее доме!
Ромелия сжала кулаки. Больше всего ее задевало то, что она не могла надеть на игры светлый парик. Конечно, Флавия сидела, как на троне, в своей семейной ложе и позволяла всем любоваться на свои светлые волосы. Ромелия не могла заставить себя пригласить Флавию в свою ложу, настолько ее съедала зависть.
Зачем только этой никчемной рабыне такие волосы? Она даже не может смотреть на кровь и вместо того, чтобы приветствовать героически сражавшегося гладиатора, бухается в обморок, и ее приходится, как патрицианку, нести домой рабам, потому что так приказал Валериус. За десять лет ее брака, в течение которых Ромелия исправно вела дом сенатора, подобного никогда не происходило.
Ромелия беспокойно забегала взад и вперед по своим комнатам. Если бы Пила была, по меньшей мере, предоставлена ей в услужение и стала бы ее личной рабыней, то она могла бы ей отомстить, однако Валериус следил за тем, чтобы она не могла добраться до Пилы. Это если Валериус был дома, а если его не будет?..
Ромелия схватила прут из орехового дерева и несколько раз испытующе взмахнула им. Внутренне она кипела от гнева, и ее гнев должен был наконец вырваться наружу.
– Пила! Где Пила? – закричала она, и рабы ее испуганно сбежались.
– Она лежит в своей комнате, госпожа, она еще очень больна, она не в себе, – ответила Друзилла.
– Что? Больна? Она ленива. Она хочет валяться в постели, подобно шлюхе, но это у меня не пройдет. Я покажу ей, что значит меня разгневать.
Быстрыми шагами Ромелия заторопилась по коридорам к помещениям, где жили рабы. За ней в отчаянии следовала по пятам испуганная Друзилла.
– Госпожа, я прошу тебя, побей меня, но не Пилу, она ничего не сделала.
– Именно потому, что ничего не сделала, она и получит трепку, а откармливать у меня в доме можно только свиней и гусей.
Разъяренная госпожа с силой рванула дверь комнаты и увидела Пилу на постели.
– Вот она, разлеглась, ленивое отродье, а ну вставай – и за работу!
Она схватила Пилу за волосы и вытащила ее из постели. Пила рухнула на твердый каменный пол комнаты. Обороняясь, она закрыла руками голову. С силой, которую нельзя было предполагать в изящной Ромелии, та ударила прутом по руке Пилы. Тут же на ее светлой коже показались красные полосы. При четвертом ударе потекла кровь.
Вероятно, она и дальше продолжала бы избивать Пилу, если бы раб не доложил ей о визите Флавии.
– Что ей нужно здесь? – спросила она с видимым безразличием и бросила прут в угол. С глубоким презрением Ромелия посмотрела на лежавшую на полу Пилу.
– Приведи в порядок свою одежду и свои волосы и будь готова прислуживать гостям. Я приму Флавию, и ты должна присутствовать при этом.
Пила все еще лежала на полу, ожидая дальнейших ударов. Руки у нее горели огнем. Но еще сильнее была боль от унижения, которое ей пришлось испытать от этой жестокой, суровой женщины, возненавидевшей свою рабыню.
Друзилла присела рядом с ней.
– Давай, поднимайся, мы все должны терпеть такое. Боль пройдет.
Пила подняла лицо, и, к удивлению Друзиллы, в нем была лишь холодность. Ледяная решимость.
– Она мне еще заплатит за это, эта римская ведьма, я ей еще переломаю все кости в ее тощем теле. Так же верно, как меня зовут Зигрун, я отплачу ей за весь позор моего рабства.
– Пила, не навлекай на себя несчастье. Молчи! Молчи! Одни эти слова могут означать для тебя ужасную смерть. Ты видела несчастных рабов на крестах, они подняли руку против своего господина и должны были умереть на кресте, как умирают жалкие преступники. Или же их бросают на арену на съедение диким зверям. Не позволяй ей такого триумфа.
В лице Пилы не шевельнулся ни один мускул, однако в ее голове мысли лихорадочно сменяли одна другую. Она должна отомстить Ромелии, так повелевает ей честь германцев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44