Кимбл выпил.
– Отпустило! – Он погладил себя по животу. Глаза у него заблестели, губы растянулись «до ушей». С рыжим ежиком и покрасневшими ушами Кимбл стал похож на чертика, каких рисуют в детских книжках. – Очень хорошо, что старше, – сказал он уверенно, покачиваясь на стуле.
– Почему? – заинтересовался Коля.
– Я женщин старше себя предпочитаю. Оценил раз и навсегда.
– Вот те раз! У тебя комплекс?
Кимбл замотал головой.
– Опыт, – сказал, высасывая ракушку. – Когда жизнь с ноля начинаешь, женщина с опытом уверенность вселяет. Она перебесилась, сама набила шишки и ценит отношения, не отвлекает глупостью. Женщинки с татуировкой и колечками в пупке, они что, для жизни годятся?
– Так ты не бери совсем молодняк. Постарше смотри.
– Постарше они хищными становятся. Мир так устроен. Почему ты не женат?
– Я пытался. Не получилось, – неохотно ответил Коля.
– Измотала, небось, тебя ревностью или ерундой какой. Ни йоту в тебя не вложила. Ни к чему не прислушалась. Как тут к цели дойти? Не хочу я никого воспитывать, нет смысла. Мир жестоко устроен. Я до своих ровесниц не дожил еще. – Кимбл засмеялся и налил третий бокал. – Оставим, у каждого свое. Почему ты не пьешь?
– Не идет белое.
– Давай красное возьми. Мясо закажи. Я оплачу от фирмы как представительские.
– Я за рулем, прости. Сухим не столько напьешься, сколько пахнуть будешь.
Кимбл выпил полбокала, заел рыбкой и оживился.
– На ровеснице я в юности опозорился, – пустился он в откровения. – Да так опозорился, что решил: я – больной. Ночами плакал. Чуть пипиську не оторвал. А мужчиной меня соседка сделала. Волшебная женщина! Джиной звали. Старше меня лет на двадцать. Да, ей тридцать пять, тридцать шесть было. Эта любовь до сих пор мне снится. Она коз держала. Я из Вайоминга сам. Пришла как-то, я один сижу, за пипиську в штанах держусь. Посмотрела на меня. «Что с тобой?» – спрашивает. «Заболел», – говорю. «Чего у тебя, ну-ка?! – Бесцеремонно меня осмотрела. – Почему красный весь?» Я признался. «Зачем ты его тянешь?! Попортишь себя. Он у тебя, как банан, не по возрасту. Пойдем я козьим жиром смажу». Пока мазала… – Кимбл беззвучно прыснул. – Я, Ник, три года к ней бегал. Отец на работу, я – к ней. В зрелой женщине есть что-то такое… Не определишь словами. От них стабильностью чувств веет. Молодежь для меня – как козы. Кожа и тело.
– Ты что-то недопонял в жизни, – сказал Коля и принялся есть, почувствовав голод.
…Коля оторвал глаза от папки с полисами. Клиентов не было. Кимбл сидел над бумагами мрачный.
– Ворончик! – использовал Коля словечко Клавдии, стараясь вывести Кимбла из «мрака». – Благодари судьбу за фобию. Ваши шансы возрастают, сэр!
Уоррен не понял.
– Что имеешь в виду? – серьезно спросил он.
– Тебя пожалели. Ворончик – ласкательное имя. Женщина тебя пожалела. Жалость – начало уважения и любви. Теперь, чтобы загладить свой неверный заход, ты должен выкинуть что-нибудь «для удивления».
– Что «выкинуть»?
– Жизнь, например, свою погубить. Сжечь себя. Не до конца, конечно, – издевался Коля.
– Почему ты все время ерничаешь? – спросил Кимбл с раздражением.
– Ты меня ерундой занял! – Коля неожиданно вскипел. – Время теряем. Когда дело начнем делать?
На лице Кимбла замерла нечитаемая гримаса. Он посмотрел на Колю. Мгновение – странно, мгновение – вопросительно, мгновение – переваривая сомнения. Переварил в выражение будничной деловитости.
– Получишь лицензию, начнем. Что ты сейчас делать можешь?! Не торопи события. Будь разумным. – Он вернулся к началу разговора, спросил, восстанавливая тему: – Для чего ей моя погубленная жизнь?
– Чтоб страдала все оставшиеся годы. Детям и внукам в пример тебя ставила.
– Ты что предлагаешь? – трезво спросил Кимбл.
– Нечего на меня злиться. Просил помочь – помогаю, как могу. Но скоро тебе самому придется действовать. Она язык подучила. «Сколько стоит?» – может спросить и туалет «комнатой отдыха» уже называет.
Кимбл занервничал.
– Не обижайся, Ник. Ты – плейбой, можно сказать. Больших проблем не имеешь. У меня комплексы, говорил тебе. Клавдия мне нравится. Мучаюсь, дурака под твоим руководством валяю. Согласился помогать, помогай.
Коля успокоился:
– Придумал я кое-что. Для себя берег. Кандидатуры сейчас нет достойной. Жертвую для босса.
– Чем жертвуешь?
– Идеей! Ехал я как-то вдоль берега. Поесть захотелось. Зашел в кафешку. Сижу ем. Накануне фильм по телевизору гоняли. Кадр мне один запомнился, красиво так снято. Закатное время. Солнце красное отражается. Вдали океан. Полный прилив прошел. И у меня тоже – все, как в кино! Смотрю и глазам не верю. Рыбак в сапогах со спиннингом подошел к воде, повозился с ведром и… – Он замолчал, взглянул заговорщически. – Только вот что. Притвориться странным придется…
На крыше кафе красовался большой красный краб. Втроем они расположились за столиком с пивом. Кимбл смотрел в окно на краснеющее над океаном солнце.
– Уоррен задумчивый сегодня. Пиво не пьет, – сказала Клавдия, отодвигая высокий бокал. – Мы с тобой вдвоем назюзюкаемся.
– Он не задумчивый. У него – напасть, – загадочно произнес Коля.
– Что с ним?
– Не знаю, стоит ли рассказывать тебе… Можешь не понять.
– Чего не понять? Говори, я любопытная. Не скажешь, обижусь и уйду, – пригрозила она.
– Его дедушка в резервации индейцев родился от белого мужчины, – таинственно заговорил Коля. – У Кимбла, если присмотреться, глаза хоть и маленькие, но раскосые немного. Скулы острые, и сам рыжий, видишь? Мать дедушки выгнали из резервации. Грех у них считается. Они потом долго по стране блуждали, прежде чем осели в где-то Вайоминге.
Клавдия посмотрела на Кимбла. Тот тряс мизинцем в ухе.
– Почему надо сегодня переживать об этом? – спросила.
– Он не переживает. Дослушай.
– Когда дед повзрослел, его мать рассказала, что она – из рода шамана, вождя племени. Он, таким образом, – наследный… Я не знаю, как у них называется… В общем, наследный «принц» руководителя их народа.
Клавдия посмотрела на Кимбла. Тот тряс мизинцем в другом ухе.
– Дело давнишнее, – продолжал Коля. – Уоррен мне бы не рассказывал, если бы не нападала на него, как он говорит, «невесомость». Сначала в ушах звенит, потом нападает.
Клавдия очнулась и улыбнулась.
– Коля, на тебя болтун напал. Болтун ты! Нарочно не придумаешь!
– Что она говорит? – спросил Кимбл.
– Восхищается тобой. «Ты – такой скромный!» – говорит. Приготовься идти. Я скажу когда.
– Что он говорит? – спросила Клавдия.
– Говорит, я зря рассказываю. Его личное несчастье, кому какое дело!
– Какое несчастье? – встревожилась Клавдия.
– Невесомость. Чтобы снять приступ, надо по воде ходить.
– Пусть походит. Вода рядом.
– Неудобно, говорит, уходить, вместе приехали. Не на пять минут уйдет. Надолго.
– Чего тут неудобного!? Уоррен, иди, если надо. Я с Колей побуду.
– Что она? – спросил Кимбл.
– Иди, как договорились. Солнце садится, поспеши, темнеет. Не улыбайся и будь «не в себе».
Кимбл дотряс в ухе, встал и ушел. Через минуту он появился на спуске, раздеваясь на ходу.
– Не простудится в такой холод? – спросила Клавдия.
– Не простудится, – уверенно сказал Коля. – Ему в невесомости ничего не страшно.
Клавдия отвернулась от морской панорамы, потянулась за крабом.
– От тебя чего только не наслушаешься! – хмыкнула и занялась крабом.
Не успела она разделать морское животное, как Коля легонько толкнул ее в плечо.
– Смотри! – таинственно прошептал он. – Говорил тебе, не верила.
Клавдия повернулась к окну. Солнце наполовину скрылось. Берег погружался в серость. Кимбл шел по поверхности воды, расставил руки, смотрел вдаль. Шел и уходил все дальше и дальше.
– Обалдеть можно! – сказала она, вытаращив на Колю глаза. – Далеко он уйдет? – спросила шепотом.
– Пока не скроется.
Клавдия хлопала ресницами, забыв про краба в руке.
Послышалось стрекотание вертолета. В небе появилась полицейская служба. На Кимбла упал луч прожектора. Голос «с неба» грозно приказывал:
– Немедленно возвращайтесь на берег! Купаться запрещено! Здесь купаться запрещено!
Кимбл поднял голову, посмотрел вверх, прикрываясь ладонью, раскорячился и полетел в воду.
Клавдия вскрикнула.
– Бежим туда! Фло говорила, зимой акулы плавают.
Она рванулась к выходу. Коля поспешил за ней. Кимбл плыл к берегу. На полпути он нащупал дно и пошел, разгребая бедрами воду.
– Ворончик! Как ты? – хлопотала Клавдия вдоль кромки воды.
– О’кей! О’кей! – повторял он, выходя на камушки.
– Прошло? – спросила она с беспокойством.
– Что? – переспросил Кимбл.
– Болезнь, спрашивает, прошла? – перевел Коля.
Кимбл закивал, заулыбался.
Клавдия увидела накрытый водой прилива помост. Коля присел от смеха.
– Хохмачи! – вскричала она. – Я-то, дура, глаза разинула, дыхание сперло! Балбесы! Шуты гороховые! Связалась с молодежью! – Клава шибанула присевшего Колю по голове. – Товарища простудишь, акула могла тяпнуть!
– Я – при чем? Он сам! – хохотал Коля.
– Что она говорит? – спросил Кимбл.
– Говорит, что мы – балбесы и недоноски! – честно перевел Коля смысл Клавдиных слов. – Ты давай дрожи как следует. Я однажды на дрожи такую женщину поимел.
– Я дрожу, как обещал.
– Что с Уорреном? – дома спросила Флора.
– Искупаться решил, – сказал Коля.
– Зачем рисковать?! Зимой голод акул гонит к берегу.
Кимбл перестал смеяться.
– Я забыл совсем. – Он хлопнул себя по голове. – Ну, Ник!
– Откуда я знал? – оправдывался Коля. – Чего дрожишь?! Жив остался! – Он подмигнул.
– Простудиться мог, – сказала Клавдия. – Сейчас чай с медом принесу, и пусть полежит, прогреется.
Кимбла положили на диване в гостиной. Клавдия растирала его водкой.
– Что она говорит? – спросил он.
– Говорит, что кормить тебя сейчас начнет, – переводил Коля, глядя в его непонимающие глаза. – В общем, разогрели бабу, теперь не теряй темп. Соображать начинай, обхаживай! Контакт налажен. Теперь от тебя зависит.
Больного завернули в одеяло и напоили чаем.
Кимбл начал «соображать». За неделю до Рождества он появился в доме с продуктовым пакетом. Водрузил ношу у ног сидящего в кресле Билла.
– Вау! – воскликнул Коля. – Правильный самостоятельный ход. По-кавалерски, ничего не скажешь!
– Ты говорил, Клавдия борщи любит готовить, – сказал Кимбл. – Мясо, капуста и свекла. Билл все ракушки таскает и рис.
– Почему ракушки? – обиделся Билл. – Тут свинина копченая, бананы для жарки, груши, киви, папайя, соки.
Между «воздыхателями» обозначилось соревнование. По лестнице спустились сестры. Кавалеры вскочили с мешками, устремились навстречу и засеменили на кухню. У кухонной стойки зашуршали пакеты. Четыре «хозяйки» засуетились у плиты и холодильника.
Коля сел в кресло, включил телевизор. На экране вертолет обдувал лица чиновников. Прилетал или куда-то улетал президент. Коля перелистал другие каналы. На одном – шипели на сковородке куриные окорока, на другом – голливудская кинозвезда Чак Норрис качал мышцы на тренажере для ног, на третьем – выжимало слезы мексиканское «мыло». Не было ничего интересного.
Коля набрал телефон Гиви.
– Как хорошо, что звонишь! – воскликнул тот. – Я тебе собрался набирать. – Голос у него звучал бодро. – Надо прилететь, Коля. Срочно!
– Завтра лицензию получаю. Под Кристмас прилечу. Прямо с утра.
– Жду. Только не откладывай. Очень важно. Да, оденься, как на парад. Может быть, сразу на прием придется ехать.
– Какой прием?
– Увидишь, секрет!
Гиви встретил в аэропорту. Из-под куртки выглядывал костюм с крахмальной рубашкой и бабочкой.
– Что за парад?! – воскликнул Коля. – Почему по телефону нельзя сказать?
– Стал бояться. Прочел статейку о мистере Пелликано.
– Кто такой?
– Детектив в Голливуде. Теперь знаменитость. Бизнес сделал, представить невозможно! В частном порядке создал прослушку телефонов. Снабжал Первую леди компроматом на любовниц президента. На ФБР теперь работает. Телефон перестал быть безопасной игрушкой, в нашем деле особенно.
– И что у тебя секретное такое?
– У нас все отлично идет, – не отвечал, тянул резину Гиви. – Можно стряхнуть ручки, как рекомендовал Краснов. Первая сумма на счету. Живем!
– Что секретное, я спрашиваю? – нетерпеливо повторил Коля.
– О главном – подробно, не торопи. Мы прямо сейчас едем. Я волновался, вдруг самолет задержится или ты потеряешься.
– Куда потеряюсь?
«Конкорд» вырулил на шоссе и шел к городу.
– Слушай, новый бизнес начнем, – загадочно сказал Гиви. – Да какой бизнес! Ты запрыгаешь.
Тут Колю так качнуло в сторону, что он ударился о дверь.
– Поосторожней! Что с тобой делается? Слышишь, гудят!
Гиви был возбужден. «Конкорд» шмыгал между машинами под гудки водителей. Наконец Гиви сбавил скорость.
– Началось все с анекдота! Возился я с веном, считал, во сколько обойдется ремонт. Поднял глаза, смотрю – въехала белая «Инфинити» последней модели. Вышла женщина, на голове копна волнистых волос, легкое белое пальто с белым пушистым мехом. То ли пальто создано под цвет автомобиля, то ли автомобиль – под пальто. Все, как говорится, от одного портного. Гармония…
Коля внимательно слушал.
«Женщина бросила на Гиви беглый взгляд. В рабочей робе он стоял неподалеку. Этого короткого взгляда оказалось достаточно – Гиви затрепетал и безответственно возмечтал. Бездна в их социальном положении была непреодолимой.
Гиви отошел к стене мастерской, где на гвозде висело черное длиннополое пальто. Он сбросил рабочий халат и надел пальто. В «приличном виде» приосанился, вернулся к вену.
К женщине подскочил менеджер, стал выслушивать претензии.
– С голоса машина плохо работать стала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62