Спина раскраснелась и протестовала.
– У тебя и массаж! Ты клиентов быстро от салона отвадишь. Долго еще?
– Подожди немного, не нарушай мне процесс.
Ника прекратила «процесс» сама. Она нежно похлопала ладошкой по красной спине. Пальцы побежали по Колиной коже, по позвоночнику, забегали на шею и волосы. Она нежно пощипывала, поглаживала, опять пробегалась пятерней подушечек пальцев вниз, на поясницу и обратно. Кожа вздрагивала, расслаблялась и исчезала из сознания в местах, где она только что протестовала против боли. Коля вспомнил Лори с ее ласковым движением по телу, размяк, сопел и не желал, чтобы «процесс» прекратился. Лорины губы, Лорины мягкие волосы, руки, ноги… Болезненная дрожь ушла, как не бывало. Дрожь начиналась другая.
Ника смочила водкой руку и принялась растирать. Терла до покраснения, до теплоты. Просила Колю перевернуться. Спина и грудь горели от ее упорных стараний. Она остановилась, накрыла Колю простыней.
– Что тебя в такую холодину понесло голого? – спросила заботливо, как маленького.
– Люблю риск! – сказал он и выдал сентенцию, о которой никогда не думал. – Чего она, жизнь, стоит, если не рисковать!
Она посмотрела в его глаза странным погасшим взглядом, тихо произнесла:
– Один у меня дорисковался и в кювете успокоился. Я говорила…
Ника замолчала, всхлипнула, опустилась на Колину грудь, заплакала и в исступлении приникла губами к простыне. Коля поцеловал ее в голову, в шею, высвободил из-под простыни руку, обнял, пытался вытереть носом и щекой слезы на ее лице…
– Коля, ты так на моего Павла похож… – прошептала она.
Они соединились в горячих объятиях, переполненные ожившими ощущениями любви с теми, кого любили. У каждого была своя половина. Изголодавшиеся тела опустошились без страсти.
– Паша… Прости! – беззвучно прошелестели женские губы.
Он лежал молча, закрыв глаза. Некоторое время они слушали порывы ветра, обнявшись, не сказав друг другу ни слова, так и заснули, вспоминая каждый свое.
…Коля проснулся от запаха кофе. В тусклом свете утра Ника стояла у плитки и мешала в кастрюльке ложкой. Была в свитере, джинсах и сапогах. Затянутые назад волосы обнажили красивую крутизну головы с ровными скулами. Метели не было. Стояла тишина.
– Ты – не он, – произнесла она ожесточенно. – Слава богу! Я успокоилась. Не знаешь, что к женщине не надо приставать. Можно женщину ухаживаниями так измучить, что она сама пристанет.
– Не хочу я никого мучить, – трезво сказал Коля и сел за стол. – Я люблю взаимное удовольствие, – и протянул руку к ее бедру. – Ника!
Она резко отстранилась, подняла голову.
– Ненавижу себя! Дачный романчик не для меня…
Посторонний звук отвлек ее. Она подняла голову, прислушалась.
– Что это?
Из-за стены слышались редкие тихие удары, прилетающие из-за забора соседнего участка.
– Сам не пойму. Иногда бахают. То ли дрова колют, то ли ковер выбивают – не могу определить. Давай сходим в дом, посмотрим с балкона. Давно собираюсь.
– Пойдем посмотрим, да я двинусь к себе.
– А кофе?
– Я выпила чашку, спасибо. – Ника надела дубленку.
Они вошли в холодный дом, поднялись на верхний этаж и вышли на занесенный снегом балкончик. Среди деревьев на соседнем участке стоял мужчина в дубленке и пыжиковой шапке. Он стрелял из пистолета в щиток, установленный перед занесенным снегом погребом. Выстрелы были редкими и глухими. На пистолете стоял глушитель. Стрелок больше приспосабливался к выстрелу, чем стрелял. Вскидывал руку, целился, приседал, прохаживался. В глубине, из-за дома, выглядывал серебристый багажник иномарки.
– Наверно, бывший военный, – сказал Коля. – Скучает по делу. Надо бы с ним познакомиться.
– Я бы не стала.
– Почему?
– Ненавижу мужчин с оружием. Павел бросился стреляться, когда я сказала, что я уйду. Перепугал на всю жизнь.
Ночью Коля «стрелялся».
«Он стоял в тельняшке на коврике, в руке сверкал Кларин револьвер, приставленный к виску. «Салон красоты» онемел от страха. Все клиенты и мастера прижали в ужасе руки к открытому рту. Только один клиент блестел глазками.
– Тише, тише, дайте человеку застрелиться! – требовал в полной тишине.
Коля посмотрел на Лори. У той на лице были одни глаза. Взгляд – не описать.
– Сейчас проверим, кто из нас прав! – сказал он, прищурившись. Коля опустил револьвер и другой рукой крутанул барабан. – Если ты, мне нечего делать на этом свете. Если я…
Лори не выдержала, бросилась к нему, повисла на руке.
– Нет, Амор! – кричала. – Нет!
Руку к револьверу не тянула, боялась спровоцировать. Держа маленькую Лори на предплечье, Коля уперся взглядом в ее глаза.
– Зачем я тебе нужен? – хрипел он и театрально таращился.
Лори закричала. Коля нажал на курок. Звук, как удар по деревяшке, повторился несколько раз. Осталось только Лорино лицо с расширенными глазами».
Громкий стук в калитку разбудил Колю спозаранку. Было солнечное утро. Он открыл дверь и увидел старика с почтовой сумкой.
– Эсмеральдов тут проживает?
– Я – Эсмеральдов, – ответил Коля с безумными глазами.
– Всегда передаю в руки, если что ценное. – Старик вытащил из сумки белый конверт.
Колино сердце учащенно забилось.
– Смотрю, по-иностранному написано. Думаю, ценное.
– Ценное, ценное, – подтвердил Коля и попытался открыть конверт прямо на улице, забыв о старике.
Почтальон не уходил. Коля взглянул на него.
– Хозяин тут, Ростислав Иваныч, поди уже генерал-лейтенант. Что-то не видно. Жив ли?
– Жив, – придумал Коля.
– Слава богу. Добрый человек, угощал меня всегда.
Коля посмотрел на деда и засуетился.
– О, погоди, дед! Я спросонья соображаю туго. А тут это письмо… – Коля вбежал в дом, схватил бутылку коньяка, набухал граненый стакан, вынес на улицу и протянул почтальону. – Спасибо, что принес.
– Куда мне столько! Много. – Старик отпил треть, крякнул и аккуратно поставил стакан на крылечко. – Спасибочки!
– Может, в дом зайдешь, закусишь?
– Не-е, не могу, у меня велосипед снаружи у забора.
– Бутылку возьми. Дома попьешь.
– Не-е, меня старуха замочит сковородой. Придумала, что у меня – сердце. – Он помялся. – Ты вот что, Эсмеральдов, если какая одежонка не нужна будет, поимей в виду.
И ушел.
– Поимею… – Коля был весь в пакете.
Достал извещение. Ноги пританцовывали.
– Дед! – заорал Коля и бросился за ним в проезд. – Дед! Иди сюда!
Почтальон обернулся и остановил велосипед.
Коля вбежал в дом, схватил зимнюю куртку, которую купил в холода, джинсы, свитер.
– Возьми, дед. У меня лишние. Носи на здоровье.
– Для внука. Куда мне такую красоту…
Полосатый со звездами флаг развевался на ветру на фасаде посольства. Коля сел в «Жигули». Радость переполняла. «Жигули» остановились у нотариальной конторы. Он переложил паспорт с визой в бумажник, порылся в нем, вытащил визитку тренера и побежал в контору. Там он оформил доверенность тренеру Вячеславу Николаевичу управлять «названным автомобилем» с правом продажи и получения денег.
На почту, в поселке, он вошел с большой коробкой конфет, просунул в окошко старшей.
– Всех поздравляю с наступающим Женским днем!
Взглянул на голубоглазую.
– Тебя дополнительно! С кем?
– С сыном. Спасибо! – ответила пышка и состроила глазки.
– Вот ухажер у нас общий появился! – сказала старшая. – Спасибо! По делу заходите. – Она тоже состроила глазки.
Коля изгнал из головы лишнюю мыслишку и сказал:
– Я – по делу. Два конвертика надо. Ценные письма отправить друзьям юности с уведомлением.
Старшая протянула конверты и формы.
– Заполняйте, отправим под персональным контролем! – сказала улыбаясь.
Коля сел за стол и написал на листочке: «Подарок от двадцать седьмого. Ухожу в плавание. «Жигули» стоят на оплаченной стоянке в аэропорту Шереметьево с восьмого марта, ключи прилеплены пластырем под правое крыло. Перворазрядник Николай». Он вложил записку, доверенность, техпаспорт в конверт. Написал адрес тренера. Во второй конверт ничего не стал писать, вложил старый паспорт. Оба письма отправил в город Обоянь.
…По участку дачи в поселке «Лесной» бесшумно двигался большой рыжий колли. Он обнюхал запертую на всевозможные замки дверь дома, пробежал к брошенным соломенным коврикам, спустился к колодцу, попил воды из оставленного на приступке ведра, пробежал по тропинке к гостевому домику. Обнюхав лавочку под навесом, он шагнул на крылечко, сунул нос в щелку под дверью и держал его там, замерев.
Снаружи, у запертой калитки, стояла Ника. Весенний ветер смахивал ее распушенные волосы на лицо. Она сбрасывала их обратно рукой и писала на обрывке бумажного пакета: «Лесли тянет меня к твоему дому. Зря я на тебя ополчилась. Как появишься, дай знать. Дача № 17 по Огородному переулку. Жду. Славянский шкаф еще не продан. Ника».
Она улыбнулась, сложила обрывок вчетверо, написала крупно: «Николаю», скрепила тонкой заколкой и бросила в щель почтового ящика.
– Лесли! Фью, фью, фью, фью, фью-у-у… – громко свистнула она и посмотрела вдоль забора.
Через некоторое время из-под досок появилась собачья голова. Изогнувшись, Лесли вытиснула крупное тело наружу и побежала к дороге, догонять хозяйку.

Глава седьмая
Партнеры-попутчики

Действующий паспорт Мавроди был аккуратно вклеен в обложку «Сборника анекдотов». Теперь Мавроди обречен на вечную виртуальную жизнь в США. У него есть счет в банке и банковская карта. Мавроди не нарушит какие-либо законы. Он никогда не умрет. «Вечные жители» живут в файлах по всему миру. Не он один такой умный. Сами США плодят их, «перекрещивая» лиц, содействующих судебным процессам над крупными преступниками.
Живое дитя государственного департамента США Николай Эсмеральдов шагнул к стойке оформления документов для полета через океан, предвкушая быструю процедуру. У него имелась всего одна сумка без чего-либо подозрительного. Единственное более-менее ценное было на нем – длиннополый, тонкой кожи плащ. Коля спокойно рассматривал окружающих.
– Привет, Мавроди! – услышал он и увидел своего первого «знакомого американца». Едлин махал из группы пассажиров, прошедших контроль, и выбирался назад, в конец группы.
Коля насторожился. Таможенный чиновник смотрел на них.
– Вместе летим, Мавроди? Вот не ожидал! – не успокаивался Едлин.
Коля бросил взгляд на контрольную стойку, махнул ему:
– Иди, не жди, в самолете поговорим.
Он закрыл от посторонних глаз паспорт Эсмеральдова и шагнул в сторону, пропустив вперед стоящих сзади людей. Смяв декларацию, Коля пошел ее переписывать.
В самолете сидел Едлин и был подшофе.
– Здорово, должник! – грубо приветствовал его Коля. – Думаешь, я за тобой годами гоняться буду!
Едлин обрадовался, как будто ждал этой встречи.
– Вот сейчас прямо и отдам, – сказал он и полез в карман за деньгами. – Двести долларов.
– Хороший знак, – сказал Коля, убирая деньги.
– Давай по капелюшечке! – Едлин достал бутылку, разлил по стаканчикам.
– Среди знакомых никто комнату не сдает?
– Есть. Хорошие ребята. Повар и журналист. Им аренду подняли, решили объединиться в смежных комнатах. С мани плохо?
– Куда уж хуже.
Коля выпил из стаканчика, закрыл глаза и откинул спинку сиденья. Треволнения на таможенном контроле окончательно не исчезли.
– Ты спать собрался? – недовольно спросил Едлин.
– Засыпаю в полетах. Последние дни беготня и нервотрепка извели. Позже наговоримся. Лететь долго.
Чем ближе была Америка, тем настойчивее становились мысли о Лори. Коля гнал их, но обнаружил, что не все мысли можно изгнать. Злился на себя, протестовал, даже тряс головой. Напрасно. «Не думать» не получалось. Длинные споры с ней возвращались помимо его воли и терзали Колю. В конце концов, он привык, что «разговоры с Лори» теперь сопровождают его бренное житье.
Сейчас он «беседовал» с ней, представив желанную встречу.
«Он сидел в тельняшке и хвастался. Лори, как образцовая половина, внимательно слушала, кивала, со всем соглашалась.
– Я не зря ездил. Я продумал, как поднять деньги, чтобы расширить салон. Помнишь мишку со звездочками? Кстати, где он?
– У меня в шкафу.
– Моя голубушка! – Коля умиленно поцеловал ее в лобик. – Про мишек я не рассказал тогда. Была неудача. Ладно! В Вашингтоне я познакомился с владельцем техасского телевидения, начальником телевизионных универмагов. Он предложил мне участвовать в проекте.
Лори подняла восхищенные глаза.
Коля продолжал:
– Я сообразил: не надо вкладывать деньги в почтовую рекламу. Очень дорого! Мы вот что сделаем…»
Самолет тряхнуло. «Образцовая половина» исчезла, Колины глаза остановились на Едлине, который неловко возился на кресле.
– Ну что, еще по капелюшечке? Прилетим, на новом месте с тебя новоселье. – Он полез за бутылкой.
Ранним утром следующего за приездом дня, кутаясь в кожаный плащ, Коля вышел из подъезда мрачной бруклинской многоэтажки. Мартовское утро холодило даже под свитером. Он достал мобильник, набрал номер, услышал Кларино «Алло!», помолчал, помедлил.
– Извини, что не отвечал, – сказал наконец.
– Кола! – радостно воскликнула трубка.
– Я не прошел интервью, – соврал Коля.
– Я прилечу! – крикнула Клара. – Ты где?
– Клара, успокойся! Прилетать некуда. Я сам позвоню, если будет нужно.
Он выключил мобильник и пошел пешком вдоль улицы.
Русский район готовился к бизнесу. Китайцы выкатывали ящики с овощами и фруктами из зеленной лавки. Женщина в норковой шубе боролась с грязной цепью, подтягивая наверх железный занавес, оберегающий аптеку от воров. Цепь застряла, женщина беспомощно оглядывалась и нашла взглядом идущего мимо мужика в коже. Коле ничего не оставалось, как прийти на помощь.
– Где ваши кавалеры? – спросил он, ничего не имея в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62