однако я понимала, что все это продлится не слишком долго, поэтому в полную силу наслаждалась представившейся возможностью лелеять и холить мои сокровища. Все, за что бы мы ни брались, было пронизано ощущением праздника. Уроки проходили в тенистой части веранды, где из окна открывался вид далеко простирающихся пастбищ; в полдень мы заканчивали занятия и после этого почти каждый день устраивали пикник на берегу ручья, протекавшего за домашним огородом. Там мы сбрасывали туфли и чулки и принимались гулять босиком по дну ручья, стараясь следить, чтобы никому не встретилась змея. Иногда малыши не выдерживали и засыпали где-нибудь в теньке, утомленные жарой, долгой дорогой и неистовым плесканием в ручье. После обеда всегда было самое сонное время – воздух звенел от жужжания насекомых, а у горизонта висело густое марево зноя. Здесь я почти забывала о том, что где-то существуют мой магазин, офис и черные шелковые платья. Мне хотелось, чтобы это дивное время никогда не кончалось.
Вечером обычно возвращалась Роза, охваченная каким-то радостным нервным возбуждением. В поведении ее чувствовалось беспокойство; даже движения, всегда выверенные и грациозные, стали порывистыми и резкими. Черты ее лица заострились, тело высохло, как у человека, чувства которого взвинчены до последнего предела. Казалось, жизнь ее проходила в бешеном ритме, а вечер и ночь, проведенные здесь, были для нее мучительными ненужными остановками. Мы вместе ужинали, разыгрывая перед Мэри Андерсон некое подобие дружеской беседы, а затем расходились по своим комнатам. Просыпаясь иногда ночью, я слышала, как она медленно ходит взад-вперед по веранде. Утром, уже перед завтраком, она влезала в свой костюм для верховой езды и с неприличной скоростью проглатывала все, что было на тарелке.
Пэт появился в Лангли-Даунз так же, как появлялся и раньше. На этот раз я сидела одна в гостиной и читала: Роза, как обычно, рано ушла к себе. Я слышала, как она ходит в своей спальне, расположенной этажом выше. Шагов Пэта я не слышала, он подкрался незаметно и негромко позвал меня в открытое окно:
– Эмми!
Услышав свое имя, я вздрогнула от неожиданности, так что книга выскользнула у меня из рук и полетела на пол.
– Не надо шуметь! – попросил он.
Когда я встала и направилась к двери, чтобы впустить его, то увидела, что он уже зашел сам и закрыл за собою дверь. Затем он осторожно задернул шторы на широком окне и жестом показал мне, чтобы я сделала то же самое и на других окнах. При этом он приложил палец к губам, призывая меня к молчанию. Сделав то, что он просил, я повернулась к нему с недобрым предчувствием.
– Пэт, что случилось?
– Кто-нибудь еще не спит? Слуги?
– Скорее всего, уже пошли спать. Их спальни в задней части дома. Роза не спит. Я пойду позову ее. Подожди…
– Нет, не надо! – сказал он. – От нее одна суета. И вообще я пришел к тебе. У меня совсем мало времени, Эмми. Лошадь я оставил на берегу ручья, надеюсь, никто не найдет ее там. Но мне до темноты надо проехать много-много миль.
Теперь уж я основательно перепугалась.
– Зачем? – спросила я. – Тебя что, ищут?
Он ушел от ответа и сел на предложенный мною стул. Я увидела, какой он уставший, но Пэт не позволял себе расслабиться даже сейчас, облокотившись на спинку стула, как будто внутренне готовился к тому, чтобы сразу же вскочить и бежать. Он немного протер рукой воспаленные глаза. В слое пыли на его лице виднелись бороздки, проторенные стекавшим потом.
– Я ездил навещать Мэта, пришлось не слезать с лошади с самого полудня, чтобы к вечеру попасть сюда. Правда, вероятнее всего, это одно из мест, которое у них на примете. Наверняка они станут искать меня здесь – ведь тут Роза.
Я подошла к нему, пытаясь заглянуть в лицо.
– Кто – они? Ради Бога, скажи, кто?
– Полиция! – Он глубоко вздохнул и посмотрел на меня, после чего продолжал: – Это произошло, Эмми. Произошло именно так, как все предсказывали, – Ларри и все остальные умники. У меня неприятности, и я должен спасаться бегством. Я должен бежать, потому что тюрьма – это лучшее, что меня ждет, в худшем случае меня просто повесят. А по мне уж пусть лучше повесят, чем в тюрьму. Поэтому я предпочел бежать.
Я опустилась на пол рядом со стулом; каждое его слово отзывалось у меня внутри глухим ударом. Некоторое время я сидела словно в немом оцепенении, не в силах опомниться от ужаса. Но когда я посмотрела ему в глаза, то увидела в них, кроме усталости, мольбу о помощи и поддержке. Мне было нечего ему предложить, поскольку он сам уже определился, что должен бежать. Я схватила его за руку и сжала с такой силой, что он поморщился от боли.
– Скажи мне все! – потребовала я.
– Банк в Юкамунде, – ответил он. – Мы ранили выстрелом управляющего. Если он умрет, нас всех повесят.
– Кого это – нас? – прошептала я, чувствуя, как в жилах у меня стынет кровь; каждое слово давалось мне с усилием.
– Расселы – Джо и Люк. Мы вместе перегоняли скот. Я знал, что время от времени они балуются… ну… этим, но это меня не касалось. А в тот раз дело было нешуточное и требовалась помощь. Они позвали меня – и я пошел. Но все получилось не так, как мы запланировали. Управляющий банка выстрелил в Люка, и Джо пришлось выстрелить в него. Нам удалось погрузить Люка на лошадь и уехать всем вместе, но было уже поздно – их узнали. Вычислить третьего участника не представит для полиции особого труда, последнее время меня часто видели рядом с ними…
– А тот, в которого стреляли, что с ним? Пэт отвернулся и посмотрел в сторону.
– Мы привязали его к лошади. После того как мы проскакали уже с час, обнаружилось, что он мертв. Понимаешь, Эмми, мы не могли остановиться, пока не убедились в том, что погоня отстала. Если бы мы остановились, это был бы конец для всех нас. Ты же понимаешь.
Он снова взглянул на меня, на этот раз пристыженно и робко. Я все не отпускала его руку. Я не могла. Было выше моих сил представить его одним из действующих лиц этого жестокого спектакля о бессмысленной смерти. Единственное, на что я была способна, это не отшатнуться от него, а вот так стоять рядом, вцепившись в его руку, в надежде, что хоть как-то его успокою.
– А тот… тот другой, он ждет тебя?
Он покачал головой.
– Мы разделились. Встречаемся мы в горах, вернее, в долине, там есть один лагерь. Если нам удастся добраться туда, полиция точно потеряет наш след. Только бы удалось туда дойти. Тогда мы будем в безопасности.
– До следующего раза, – протянула я.
Он встал и посмотрел на меня, по-прежнему сидящую на коленях возле стула.
– Да, до следующего раза… Стоит ли обещать, что следующего раза не будет? Теперь я уже замазан, Эмми, и мне ничего не остается, как продолжать в том же духе.
– Тебя убьют, – сказала я, и эти леденящие душу слова были ничем иным, как правдой. – Когда-нибудь тебя убьют!
– Да, – хладнокровно подтвердил он.
У него хватало смелости смотреть мне в глаза, когда он это говорил. И вдруг я поняла, что ошибаюсь. Нет, он действительно не боялся думать о смерти и не обманывал себя, когда говорил о ее скором приходе. Он просто ждал ее, и чем быстрее, тем лучше.
– Неужели нет другого выхода?
– Нет.
– А если на корабль? – спросила я, окрыленная этой спасительной мыслью. Какая же я дура, что не догадалась раньше! – В Сан-Франциско или к индейцам. Если я попрошу Адама, он отвезет тебя. Через некоторое время, когда они успокоятся и перестанут тебя искать, ты сможешь тихо вернуться в Мельбурн. Адам поможет тебе. Я уверена, что поможет. Он понимает… в людских бедах.
Но он покачал головой, глядя на меня почти с жалостью, видимо, оттого, что я посчитала этот путь подходящим и легким.
– Нет, – сказал он, – не стоит.
И теперь я точно утвердилась: он ищет смерти специально, будто зная, что она уже поджидает его.
Протянув руку, он бережно поднял меня с пола, а затем быстро и тихо проговорил:
– Я уже слишком долго задержался здесь, а ведь пришел сюда только по одному делу, поэтому, пока я тут, надо покончить с этим. – Порывшись во внутреннем кармане плаща, он достал сложенный листок бумаги. – Здесь все, Эмми. Думаю, все законно. Не знаю, могут ли они конфисковать собственность человека, совершившего преступление, но в любом случае я решил не рисковать, и поэтому мое имя здесь не упоминается. Это документ на дом Мэта.
– Что ты сделал?
Он протянул мне листок.
– Дом Суини принадлежит мне. Если бы я не следил за делами, этот дом у него давно бы уже отняли. Я вкладывал в него деньги, Эмми, и не только свои, но и твои. Я уже никогда не смогу стать фермером, поэтому теперь он твой. Как только бедолага Мэт умрет, ты сразу вступишь во владение. Все свои права я переписал на тебя – как это говорится? – кажется, безвозвратно. Да, я не забыл вставить это словечко! Свидетелей, кроме Мэта, правда, не было, но ведь это касается только нас с тобой, Эмми, а нам свидетели не нужны. Потом я заставил Мэта поклясться, что он выберет время и, будучи трезвым, пойдет к юристу и составит правильное завещание. Ты заплатишь по закладной, но теперь право собственности будет принадлежать только тебе. Я, конечно, пока смогу, буду снабжать старого черта деньгами. Но и ты не забудь о своем обещании, Эмми, присматривай тут за ним. Не забудешь?
Я молча кивнула головой, и он вложил листок в мои онемевшие пальцы.
– Ты-то, наверное, сможешь сделать там что-нибудь стоящее! Сделай то, что я не успел в этой стране, Эмми.
Он повернулся и собрался уже выпрыгнуть в окно, но я жестом остановила его, когда он взялся за занавеску.
– Подожди! – я снова подошла к нему. – Тебе надо увидеться с Розой. Задержись еще на минутку. Это может ей помочь…
Он покачал головой.
– Не надо. Она не переживет этого, – сказал он, – и потом, я не могу доверять ей так, как тебе. Если она не встретится со мной, ей будет проще отвечать на вопросы полиции. А еще… Я не хочу, чтобы она увидела меня таким… Она и сама уже достаточно далеко зашла, – на лице его появилась диковатая кривая ухмылка, похожая больше на гримасу боли, – я не хочу, чтобы она встала на дорогу, ведущую прямо в ад.
Он снова собрался идти, но я умоляюще дотронулась до него.
– Ну подожди, всего минутку.
Я запалила свечу от горящей лампы и осторожно открыла дверь в коридор. Ключом, который мне дала Мэри Андерсон, я открыла дверь в столовую, где Джон Лангли держал вино и крепкие напитки, взяла серебряную флягу, которую он хранил на случай путешествия, и наполнила ее самым лучшим бренди. Затем вернулась к Пэту и вложила флягу в его руку. Конечно, по сравнению с его несчастьем этот жест выглядел жалкой потугой на сочувствие, но это было единственное, что я могла для него сделать.
– Когда доберешься до места, обязательно закопай ее. Он всегда помнит обо всех своих вещах.
Пэту было понятно, о ком я говорю. На прощание он поцеловал меня, но на этот раз не так крепко, как в свои последние посещения. В этом коротком поцелуе я почувствовала всю его невыговоренную печаль.
– На память, – сказал он, после чего исчез в темноте за верандой.
Я подумала, что, может быть, больше никогда не увижу его живым. Теперь он уйдет, возможно, на много лет в горы, где будет протаптывать в скалах едва заметные тропинки да изредка по ночам бегать в город, чтобы навестить Мэта Суини. Возможно, будут и другие истории, вроде той, с банком в Юкамунде. Так и пойдет он по выбранному пути, пока чья-нибудь пуля не остановит наконец его бег, утолив долгое ожидание, берущее свое начало еще на Эврике, в то утро, когда Син остался лежать на баррикадах.
Я помню только один раз, когда вот так же тупо и безмолвно сидела, глядя в одну точку и почти не сознавая, сколько времени прошло с тех пор, как наступило это состояние. Это было в «Арсенале старателя», и за закрытой дверью возле меня лежал труп Вилли Гриббона. Сейчас, после ухода Пэта, я ощутила тот же приступ боли, страха и безнадежности. Но тогда только я одна была втянута в эту историю, да еще Гриб-бон, которому к тому времени было уже все равно. А сейчас мои мысли сразу же перекинулись на других – Кейт, Дэна, Ларри, Кона, Розу и даже Лангли. Теперь история с Пэтом коснется и их всех, независимо от того, любит ли каждый из них Пэта или нет. В любом случае сегодняшний день обернется для них страданием. Но именно потому, что в моей жизни уже был этот страшный час немого отупения, проведенный на лестнице в «Арсенале старателя», мне лучше всех их, вместе взятых, было известно, какие мысли умчались сегодня вместе с Пэтом. Там были и одиночество, и отрезанность от мира, и нелегкое сознание того, что ты впервые преступил общепринятые законы. Мне удалось спастись от этого умопомрачительного отчаяния, а Пэту, вероятно, придется пронести его через всю жизнь.
И тогда я подумала о Розе, лежащей в своей постели, не в силах уснуть от неясной боли, словно разъедающей ее изнутри. Тот же огонь сумасбродства бушевал в ней, тот же, что почти погубил Пэта. Его уже было не спасти от отчаяния и одиночества, а Розе я пока могла протянуть руку помощи, как однажды сделала это она по отношению ко мне.
Я с трудом поднялась и пошла наверх к Розе.
Когда я рассказала ей про Пэта, из груди ее вырвался вопль, переходящий в низкий протяжный стон. В этом диком, почти зверином звуке я услышала протест и нежелание верить в случившееся. В эту минуту Роза, кажется, забыла о своих собственных неудачах и думала только о брате. Обессиленная, она откинулась на подушки, и я медленно подошла поближе к ее кровати. Когда свет зажженной свечи упал на ее лицо, повернутое к стене, я увидела, что по щекам ее катятся слезы. Загасив свечу, я осторожно положила руку ей на плечо.
– Роза… ну не надо! Не плачь… Постарайся пережить это.
– О Эмми! Я уже никогда больше его не увижу! Это конец, понимаешь?
– Ничего не конец. Нельзя говорить так…
Я почувствовала искреннее желание как-нибудь утешить ее и вдруг стала гладить спутанные волосы, совсем как делала это раньше, в старые добрые времена. Она уткнулась лицом в подушку, и плечи ее затряслись от рыданий. Присев рядом с ней на кровать, я обняла ее и крепко прижала к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56