В глазах у них застыло немое удивление, казалось, они отказывались понимать, как могли их мужья, товарищи и просто чужие люди настолько потерять разум, чтобы устроить весь этот кошмар. Мы не могли остановить это, не могли ничем им помочь. Нам оставалось лишь отступать, отступать с мыслью, что, когда вернемся, мы застанем здесь кровь и разрушение.
Шквальный огонь прекратился. Теперь солдаты смело пересекали баррикады. Снова раздались крики, но теперь кричали не женщины, а мужчины.
– Штыки! – в один голос воскликнули мы. Собрав всех детей, мы побежали бегом. Угрозами и пинками мне удалось вывести из форта двух маленьких Фоли. Затем мы быстро пересекли улицу и теперь были в безопасности. Дети снова заплакали, а мальчик хотел было наброситься на меня в злобе и страхе, но я ловко увернулась и снова дала ему шлепка. Миссис Фоли опять впала в состояние шока. К нам уже бежали женщины из ближайших лагерей – помочь усмирить детей и немного прийти в себя от пережитого. Здесь мы были за линией огня, хотя сейчас выстрелы уже почти стихли. Оборона форта была прорвана.
Туда устремились люди из лагерей, находящихся неподалеку. Я искала среди них Магвайров, но никого из них не заметила. Тогда я спросила у женщины, забравшей у меня Мэри Фоли:
– Миссис Симмонс, вы не видели Магвайров – хоть кого-нибудь?
– Кейт Магвайр ушла с семьей Флаггерти. Остальных я не видела.
– А Адам Лангли? Вы его не видели? – я не могла удержаться, чтобы не спросить о нем.
Она покачала головой.
– Наверное, он в форте, вместе с Дэном.
Резко повернувшись, я со всех ног кинулась обратно к форту. Когда я добежала туда, сражение уже закончилось. Держать оборону было некому. Остатки защитников форта сбежали, побросав на поле боя раненых. С момента первого выстрела прошло не более пятнадцати минут. Теперь солдаты и полицейские беспрепятственно заходили в форт, и их огромная толпа шла, попирая ногами мертвых. В воздухе пахло дымом. Несколько солдат с факелами поджигали палатки, перебегая от одной к другой, и гул пламени, пожирающего сухой брезент, заглушал даже крики и стоны. В форте еще оставались женщины и дети – они были так напуганы, что не понимали до конца, что случилось и куда им теперь идти. Были и те, кто, как и я, пришел сюда специально, чтобы среди горящих палаток, перевернутых телег и обломков частокола попытаться отыскать своих. Пока я не видела Адама. Продираясь через все эти дебри, перешагивая через распростертые тела, я прислушивалась к стонам раненых, надеясь узнать его голос. Завидев на земле знакомое лицо, я отворачивалась, заставляя себя думать только об Адаме. Дойдя до середины площадки форта, я услышала, как группа солдат издала дикий, нечеловеческий вопль радости – это один из них сорвал с флагштока полотнище с Южным Крестом. Я видела, как они стали плясать на нем – форт пал окончательно. По площадке во все стороны сновали конники – один, проезжая, едва не задел меня. Наверное, я не привлекала к себе внимания: пистолет я держала под шалью.
Время от времени раздавались одиночные выстрелы, хотя и стрелять-то уже было не в кого.
И вот теперь, когда они уверились, что форт взят, начался настоящий ужас. Со штыками они двинулись вдоль лежащих тел и начали закалывать и мертвых, и раненых. Некоторые кололи не по одному разу, а исступленно всаживали штык в одно и то же место. Возле меня лежал человек с проколотым горлом – из него фонтаном била кровь. Я услышала собственный вопль, который потерялся среди других криков страдания и горя. Меня охватила паника; теперь я хотела только одного – побыстрее вырваться, чтобы не видеть этого кошмара. Резко сорвавшись с места, я споткнулась о край земляной кучи и упала прямо около шахты. Пистолет выпал у меня из руки, и одновременно с падением я немного опомнилась. Мужество вернулось ко мне, и я снова посмотрела вокруг.
На куче земли лицом вниз лежал какой-то мужчина. Он был ранен в плечо – через рубашку сочилась кровь. Я опустилась на колени рядом с его нелепо распластанным телом и сразу же испачкалась в липкой крови – она была на руках, на рубашке и даже на ботинках. И вдруг я узнала его.
– Адам!
Он был без сознания. С невероятным усилием мне удалось, перевернуть его на спину, и от этого кровь потекла еще сильнее. Но, глядя на эту кровь, я чувствовала, что вместе с ней ко мне возвращается жизнь. Только теперь я поняла, насколько люблю его.
От боли к нему на мгновение вернулось сознание, и он приоткрыл глаза.
– Это я, Адам. Это я, Эмми! Все будет хорошо. Сейчас я позову кого-нибудь на помощь.
Я видела по глазам, что до него не доходят мои слова. Я испугалась, что он может вот здесь, прямо сейчас, умереть, и в отчаянии огляделась, ища поддержки.
Над нами кто-то стоял. С ужасом я увидела, что это был солдат, и он схватил меня, пытаясь поднять на ноги.
– Вон отсюда! Помогать восставшим запрещено законом.
– Оставьте его! Не трогайте его! – Я вырывалась у него из рук, одновременно шаря в поисках пистолета. Нащупав и схватив его, я спрятала оружие под свою шаль. Солдат наклонился ко мне всей своей грузной массой – от него исходила неприкрытая угроза, рубаха его была пропитана пороховым дымом. И совсем близко от себя я увидела его штык.
Он снова взял меня за плечо, пытаясь оттащить от Адама. Я не знала, хотел ли он убить его или нет, но рисковать было нельзя. Я взвела курок и, не вставая с колен, резко повернулась и выстрелила. Он стоял так близко, что пламя от выстрела обожгло и меня.
Через секунду я увидела, что он мертв. Его тело стало медленно оседать, так же, как когда-то тело Гриббона. Бросив пистолет, я обеими руками уперлась ему в грудь, не давая навалиться на меня и Адама. Наконец мне удалось обхватить его за плечи и направить падение немного в сторону. Не думаю, чтобы он был жив, но тело его было тяжелым, и так случилось, что, падая, он до кости пропорол мне предплечье зажатым в руках штыком.
Хлынула кровь; поскольку я знала, что сил мне хватит ненадолго, я действовала быстро. Вынув из кучи хлама две плоские доски, я соорудила из них что-то вроде ширмы для Адама. Конечно, ее не хватало, но это было все, на что я оказалась способна. К счастью, первый приступ безумия у солдат уже прошел – теперь они вели себя не так разнузданно и даже брали пленных. Поняв, что прикрыть Адама можно только собой, я легла на него сверху, положив голову ему на грудь. Подолом нижней рубашки я прикрыла его ботинки, а на лицо набросила шаль. Моя рубашка была вся в крови, и я молила Бога, чтобы солдаты приняли меня за мертвую.
Сбылась моя мечта: я лежала рядом с Адамом, и даже чувствовали мы сейчас одно и то же – холод, темноту и боль. Конечно, не так хотела бы я лежать с ним, но все-таки хоть на несколько мгновений он был мой, и только мой. И за это я заплатила чужой смертью. Никогда я не узнаю наверняка, собирался ли этот солдат убивать Адама или нет. Но мой выстрел, уж точно, не был случайным. В тот момент я не думала ни о том, что боюсь оружия, ни о том, что Нехорошо убивать людей. Все это было просто ничто по сравнению с Адамом. Мне было страшно теперь наедине со своими мыслями, и я прижалась покрепче к Адаму, как будто мы были уже любовники, и так лежала, уткнувшись в него лицом, пока темнота не заслонила его от меня, а сама я с облегчением не впала в забытье.
Глава восьмая
– Упокой душу его, Господи, и пусть на небесах будет ему вечный свет… да не убоится он Страшного суда, ибо…
От этих слов я проснулась, лежа уже в лагере Магвайров, куда нас с Адамом принесли, обнаружив в форте вместе с другими ранеными. Я запомнила эти слова на всю жизнь. Палатка была распахнута, и до меня отчетливо доносились голоса, хотя смысла их слов тогда еще я не понимала. Рука была забинтована и болела.
Через некоторое время пришла Роза; она дала мне попить и отерла испарину с моего лба. Движения ее были неторопливы и осторожны.
– Что случилось? – спросила я. – Где Адам?
– Он жив. Уже все в порядке, – голос ее звучал сухо и скорбно.
– Тогда что же?.. Я слышала, там… говорят…
– Син… Сина убили на баррикадах. Пуля пробила горло. Там погибло еще тридцать три человека. Всех их похоронят до заката.
В тот день на Эврике не было слышно обычного шума лебедок и лотков – только стук молотков, вколачивающих гвозди в гробы. В каждом лагере нашелся свой плотник. Но гробы были так грубо и наспех сколочены, что иногда сквозь щели был виден погребальный саван.
К вечеру над Эврикой и Бейкери-хилл повисло страшное молчание. Весь день людям удавалось спрятать свое горе за суетой и делами – ухаживая за ранеными и готовясь похоронить мертвых, они не успевали подумать о случившемся. Но когда они опомнились, стоя уже у братской могилы – чересчур мелкой и от этого засыпанной землей прямо поверх тел, – горе захватило их полностью, и во всей долине наступила скорбная тишина.
Во время похорон я осталась в лагере одна, не считая Адама, лежащего в соседней палатке. Кейт сказала, что он только временами приходит в сознание. В плече у него все еще сидела пуля; врач пока не занимался им, так как на Эврике было много людей и с более серьезными ранами.
Теперь я остро почувствовала свое одиночество. Слезы, обжигая, катились у меня по щекам, и я их даже не вытирала. Думая о Сине, я не могла представить его лежащим на дне могилы в одном из этих грубо отесанных гробов. Я вспомнила слова священника, приходившего утром:
– Пусть светлый сонм ангелов встретит на небесах твою душу; пусть примет ее победоносная армия великих мучеников и навеки приютит среди блаженных душ…
Чтобы хоть как-то развеять свое одиночество, я стала шепотом повторять его слова:
– Пусть светлый сонм ангелов…
И я попыталась представить Сина среди этих ангелов. Пожалуй, он был под стать им – молодой, красивый, хотя несколько не подходящий по характеру: слишком уж любил поспорить. Правда, лишь тогда, когда рядом не было Пэта. В присутствии брата Син только слушал.
И все же, сколь ни утешающими были слова о блаженных душах, они не приносили мне успокоения. Земному человеку трудно понять то, что связано с небом, и сейчас мне нужна была простая человеческая поддержка. Ведь я снова убила человека. И теперь он падал, наваливался на меня вновь и вновь своим грузным телом, а сверху еще давило одиночество.
Собрав все оставшиеся силы, я позвала:
– Адам… Адам, ты не спишь? Ты слышишь меня, Адам?
Последовало долгое молчание, но наконец он все же ответил. У него был совсем слабый голос, и, казалось, он не верил до конца, что не ослышался.
– Эмми?
Больше он ничего не смог произнести, но для меня и это было уже величайшим счастьем. И я успокоилась.
Впоследствии происшедшее в тот день в форте сложилось у меня в голове в более определенную картину – что-то я услышала, что-то додумала.
Рассказывали, что Син был первым, кто погиб, защищая укрепление. Не знаю, так ли это было, но об этом говорили. Его тело обнаружил Дэн, уже когда все было кончено. Он лежал, почти полностью скрытый под разрушенным участком стены форта. Пуля попала в горло. Солдаты подбирали раненых и переносили их в повозки, чтобы отвезти в тюрьму. Со стороны подкрепления было тоже четверо убитых. У пленных забирали оружие, пытались его отнять и у тех, кто просто пришел разыскать под обломками своих близких. У Дэна было с собой ружье. Он передал его Тиму О'Доннелу, а сам склонился над Сином, чтобы взять его на руки. Когда они выходили из форта, их остановил один из солдат, требуя отдать оружие и амуницию.
– Больше вы от нас ничего не получите, – сказал Дэн и протянул к солдату руки, на которых покоилось мертвое тело его сына.
Тим О'Доннел рассказывал, что солдат постоял еще некоторое время, преграждая им путь, но затем отошел в сторону и пропустил их.
После короткой схватки в форте все жители Балларата приняли сторону восставших. А вскоре начали приходить известия из Мельбурна, Джилонга и со всей округи – все нас поддерживали. Почти сразу же подоспело и дополнительное подкрепление с полевыми орудиями, но этого уже не требовалось, и вид у солдат был пристыженный. Тех, кто дезертировал из форта, и особенно лидеров – Лейлора, Верна и Блэка, разыскивала полиция; за них были обещаны награды. Но они были надежно спрятаны и никто не собирался их выдавать. Кажется, даже солдаты это понимали. Во многих палатках лежали раненые, но никто не пытался арестовать или даже как-то потревожить их. Люди не потерпели бы этого. Кейт рассказала мне по секрету про похождения Розы в форте.
– Том Лангли вытащил ее оттуда. Она, конечно, бегала там, как ненормальная, и пыталась найти Сина.
С Розой об этом не говорили. Сама она проклинала Тома за то, что он забрал ее оттуда. Она считала, что, сумев остаться, ей бы удалось спасти Сина. Эту же историю мы услышали от друзей Кевина О'Нейла, но в несколько другой интерпретации, не столь лестной для Тома. Кевин О'Нейл обвинил Тома в трусости за то, что тот стал выводить Розу из форта, и потребовал у него сдать оружие. Том подчинился, а через несколько минут Кевин был убит и оружие захвачено войсками. Это было приметное ружье – «Вестли Ричардс». А после этого в мельбурнских газетах появилось сообщение о том, что Том Лангли участвовал в восстании на Эврике.
Но все это были мелочи по сравнению с потерей, постигшей семью Магвайров. Они мужественно переносили свое горе, но я видела, что они глубоко страдают. Однажды Кейт сказала:
– Что-то происходит, когда ты оставляешь своего ребенка в чужой земле. Она уже перестает быть чужой, как будто ты оставляешь там частичку себя.
Со смертью Сина они стали частью австралийской земли; то, что он сделал, позволяло им владеть ею и предъявлять на нее свои права.
На следующий день после взятия форта Дэну разрешили заплатить штраф и Пэт был выпущен из тюрьмы. Теперь причина его ареста казалась странной и нелепой – стоило ли Сину умирать за отсутствие лицензии? Пэт вернулся присмиревшим и тихим; таким он и остался. Мы ожидали, что он будет рвать на себе волосы, однако он вел себя сдержанно. И другие ирландцы, имевшие в своих семьях еще больше погибших, даже не справляли поминок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56