то тут, то там вспыхивали заветные огоньки – на Спэсимен-хилл, на Золотой шахте, на Черной горке, они сигнализировали, что гнев жителей Балларата дошел до предела и отныне стал целенаправленным.
В тот вечер все пребывали в дурном расположении духа. Даже Роза поддалась всеобщему унынию, несмотря на радость по поводу возвращения Адама. Она целиком погрузилась в терпеливое ожидание, потому что решила дать Адаму время, чтобы он осмелился заговорить с ней первым.
Видимо, узнав об «Энтерпрайзе», она пришла к тому же выводу, что и я: Адам приехал, чтобы просить ее руки. Она гордилась им – теперь у него было положение и даже немного денег, и между ними уже не должно быть такого контраста; хотя ее это никогда и не волновало – она всегда была готова принять Адама таким, какой он есть. Я почти что читала ее мысли: сейчас она просчитывает, с какими препятствиями им придется столкнуться в эти дни, – в первую очередь затруднения будут из-за того, что она католичка. Впрочем, ее это ничуть не смущало, было видно, что она нисколько не сомневается в своем успехе. Утешало меня лишь то, что Адам не торопился. Пока предложение не объявлено вслух, нельзя было говорить ни о чем определенном. Почему-то в глубине души у меня еще теплилась надежда, что Адам приехал ко мне, а не к Розе.
Однако за более насущными делами наш любовный треугольник – Роза, Адам и я – потерял свою значимость. Адам размотал длинный предмет, обернутый брезентом, – это оказалось ружье. Обычно он брал оружие, когда отправлялся в поездку с Ларри, но такого ружья я еще никогда не видела.
– Я потратил на него месячный заработок, – сказал он, – решил, что если уж я еду сюда, то надо подготовиться как следует.
Пэт с Сином склонились над ружьем, чтобы рассмотреть его получше.
– Это винчестер, – пояснил Адам, – почти что новый.
Пэт положил руку на приклад, и я видела, как побелели костяшки его пальцев – так крепко он его сжал.
– Адам, – сказал он, – я хочу купить его у тебя. Правда, у меня нет денег…
Его голос даже охрип от вожделения, словно речь шла не о ружье, а о женщине, к которой он воспылал жаркой страстью. Диковато сверкнув глазами, он засмеялся, но смех застрял у него в горле:
– У нас только Ларри при деньгах!
Я ожидала, что Адам ему откажет, и видела, что Кейт с напряжением ждет того же. Адам сказал:
– Я не продаю оружие, Пэт. – После этого он протянул ему ружье: – Возьми его просто так!
– Правда?
– Нет! – вскочила Кейт, безуспешно пытаясь выхватить у него ружье. – Ты понимаешь, что ты даешь ему в руки? С этой проклятой штуковиной он только наделает бед! Он ведь еще совсем мальчик… Но Дэн остановил се.
– Успокойся, Кейт. Он не мальчик, он уже мужчина.
– Если он мужчина, так что же, мы должны послать его ко всем чертям? – И она молитвенно сложила руки: – Пресвятая Богородица, сделай так, чтобы здесь появился Ларри.
Лицо Пэта побелело и исказилось гневом и ревностью.
– Опять этот проклятый Ларри! Меня тебе мало, да? Неужели я меньше забочусь о тебе, чем он? Ну почему всегда Ларри? Почему?.. Почему?..
Пэта охватило полное отчаяние. На следующее утро он отказался спускаться в шахту. Мы догадались, что он хочет быть на виду, если придет полиция. Ему не терпелось продемонстрировать отсутствие лицензии, а заодно показать Кейт, как это рискованно. Адаму пришлось пойти на шахту вместо него, и тут уж взбеленилась Роза, поняв, что все ее ожидания и предвкушения провести день с Адамом пошли насмарку. Злобно налетев на Пэта, она принялась честить его, пока наконец не ушла к Люси О'Доннел. А Пэт молча принялся за работу – стал разбивать куски кварца и крутить лебедку, вытаскивая на поверхность ведра с землей.
И вот в районе Золотых шахт раздались крики, которых все уже ждали:
– Фараоны! Фараоны!
Пэт выронил свою кирку и бросился к палатке. Я знала наперед, что сейчас будет, и напряженно следила за ним. Я услышала, как он выругался, после чего вылез из палатки.
– Кто его взял? – заорал он. – Где оно?
– Что? – спросила Кейт.
– Ты прекрасно знаешь! Мое ружье – ружье!! Кейт покачала головой, машинально вытирая руки, испачканные в тесте, которое она месила.
– Я и пальцем не дотрагивалась до него, – сказала она, – но если бы оно сейчас попалось мне в руки, я бы просто сломала его об твою голову, пока ты не…
Он беспомощно озирался, оглядывая лагерь.
– Где ты его спрятала? Что ты все вмешиваешься?.. Ну, где же оно?
– Да пошло оно к черту вместе с тобой! Ты что, хочешь замарать свои руки убийством, Пэт Магвайр? К этому все и идет.
– Лучше сама ты иди к черту! – крикнул он. Она так и отпрянула, услышав эти слова – лицо ее побледнело, но Пэт нисколько не смутился этим. Вне себя от досады и гнева, он принялся рыться в ящиках, выбрасывая из них все содержимое. Когда на землю с грохотом упала коробка с фарфором, у Кейт вырвался вопль.
– Ты ненормальный! – закричала она. – Ты просто идиот!
– А ты – надоедливая старуха! – Он мрачно пнул ногой табуретку. – Тебя что, не научили не лезть в мужские дела?
На мгновение он замер, глянув в сторону Золотых шахт и прислушиваясь к доносившимся оттуда звукам.
– Проклятье! Теперь я могу опоздать! – вскричал он и побежал догонять других, кто, побросав свои кирки, устремился к Золотым шахтам.
– Дай Бог, чтобы ты опоздал! – крикнула Кейт ему вслед.
Глядя, как удаляется его фигура, как, прыгая и петляя между шахтами и кучами отбросов, он несется к Золотым шахтам, Кейт стояла и плакала, даже не вытирая слез.
– Какой же ты дурак, Пэт Магвайр! – хрипло кричала она, но он уже был слишком далеко, чтобы ее услышать.
– Куда ты запрятала ружье, Эмми? – спросила она, повернувшись ко мне.
– Как вы догадались? Она махнула рукой.
– Ну кто еще, кроме тебя, мог предвидеть это заранее? Слава Богу, что ты сообразила.
– Я положила его туда, где оно лежало у Адама. Я подумала, что уж там-то он будет искать в последнюю очередь.
Она кивнула.
– Молодец, Эмми. Пожалуйста, попробуй догони его, может, у тебя получится хоть немного его образумить.
– Я?
– А кто еще? – Она показала на шахту. – Он бросил там всех наших троих мужчин, а я смогу поднять наверх не больше одного.
– Я помогу.
– Уже нет времени. Иди!
Убегая, я слышала, как она зовет Розу.
– Роза, ну где же ты? Матерь Божья, эта красотка всегда только там, где не надо!
Ну что я могла сделать? На Золотых шахтах собралась огромная толпа, и полиция уже арестовала нескольких человек, отказавшихся предъявить лицензии. Комиссар Реде был здесь же и при полном параде. Но теперь помимо обычного конного отряда в его распоряжении были силы подоспевшего подкрепления. Они обосновались в полицейском лагере за гребнем оврага. Толпе удалось отбить одного из арестованных лидеров – немца по имени Верн. Кто-то из старателей выстрелил в Воздух. И тут же со стороны солдат и полицейских последовал ответный залп поверх наших голов.
Войска подошли поближе, пустив вперед конный отряд, вооруженный штыками. При виде направленных вперед штыков толпа невольно отпрянула. Я увидела, что люди вокруг меня вдруг сразу осознали всю тщетность своих усилий – большинство было вооружено лишь камнями. Толпа отступила еще дальше и как-то сжалась. Теперь уже никто не предпринимал попыток освободить арестованных, привязанных к полицейским лошадям. Реде лучше любого другого чувствовал настроение людей. Получив преимущество, он сразу же им воспользовался и отдал приказ обстрелять толпу еще раз. Этим он окончательно показал нам наше бессилие, и я вместе со всеми остро почувствовала, как попирают наше достоинство, наши права и вообще справедливость. Я подумала, что в такие моменты и рождаются тираны из обычных людей. Комиссар стал зачитывать закон, предупреждающий толпу, что ей следует разойтись, и почему-то именно это пробудило в нас, обычных людях, дух беззакония. Когда он закончил читать, полицейские собрали всех арестованных и приготовились идти в свой лагерь, бросив толпу на Золотых шахтах. Это было так унизительно и обидно, и я впервые осознала, что понимаю Пэта.
Я знала, где он был сейчас, – в первых рядах толпы. Я видела, как он рвался, чтобы его арестовали. А когда его схватили, он улыбался назло им торжествующей и несломленной улыбкой. Они не победили его, и я им гордилась.
Сама не зная почему, я вдруг присоединилась к небольшой группе женщин, идущих в полицейский лагерь рядом с мужчинами. Я даже выкрикивала вместе со всеми оскорбления в адрес конной полиции. Женщин не трогали, и мы воспользовались этим на все сто, подняв такой свист и улюлюканье, что наши мужчины не могли сдержать улыбки и даже слегка воспрянули духом. Наверное, мы походили на стадо визжащих гарпий, когда, спотыкаясь, бежали, подметая землю подолами платьев и не успевая за полицейскими лошадьми, – растрепанные, потные, злые. Поравнявшись с Пэтом, я окликнула его:
– Пэт! Это я, Эмми.
Он повернулся, натягивая уздечку, к которой были пристегнуты его наручники.
– Зеленоглазка! – воскликнул он, расплываясь в улыбке.
Я проводила его до самого лагеря. Он не говорил мне, чтобы я возвращалась. Возможно, он догадался и о ружье, и о причине моего присутствия здесь. У ворот ограды нас задержали. Последние капли из фонтанов нашего красноречия мы изливали уже за забором лагеря, глядя, как арестованных приковывают к бревнам.
Целый день старатели Эврики и Бейкери-хилл ждали, что солдаты снова придут проверять лицензии, но все было тихо, поэтому никто не мешал им действовать. Из Мельбурна как раз прибыло первое подкрепление вместе с оружием и боеприпасами. Когда багажный караван проезжал по Главной улице мимо Эврики, старателям удалось отцепить последнюю подводу. Возницу избили, а молодого барабанщика ранили в ногу. Теперь уже не было осторожности – осталось лишь осознание того, что вызов войскам брошен, а значит, необходимо оружие, чтобы дать им отпор. Лейлор собрал людей на Эврике, разбил их на группы и стал обучать военной дисциплине и тактике. Среди старателей нашелся немецкий кузнец, который взялся мастерить пики для тех, у кого не было ружей; он делал их из любого куска металла, что бы ему ни принесли. Люди тренировались даже с метлами в руках вместо ружей, рассчитывая впоследствии что-нибудь себе добыть.
По всему городу были разосланы обращения к жителям с просьбой оказать содействие оружием и деньгами. В Александр-хилл, Кресвин и Клунс направили всадников, чтобы те созвали побольше народу на Бейкери-хилл. А на Эврике начали строить форт – укрепление в виде частокола, набранного из досок, которыми обычно крепят шахты. Забор расположили буквой «П», оградив участок площадью в один акр. Говорили, что это временно, только до завтра. Открытой стороной форт, служивший площадкой для тренировок, выходил на наш лагерь. Но нам еще повезло – другие попали внутрь самого ограждения.
После обеда мы стали свидетелями необычной картины – несколько сотен бородатых мужчин в пальмовых шляпах и грязных молескиновых брюках торжественно маршировали взад-вперед прямо под палящими лучами солнца. Глядя на них, мы едва сдерживали улыбку – слишком уж смешно они шагали, спотыкаясь и постоянно путая команды. В их рядах был и наш Син. Он разыскал ружье и теперь гордо носил его на плече. Сейчас он удивительно напоминал Пэта, хотя уже и не был его тенью, как раньше.
В конце дня Лейлор собрал всех для присяги. По этому случаю женщины сшили из шелка флаг, который теперь развевался на восьмифутовом флагштоке. Флаг у них вышел на славу: на темно-синем фоне красовался белый крест, в середине и на концах которого ярко выделялись восьмиконечные, тоже белые, звезды. Он выглядел величественно. Всем сразу захотелось подойти поближе и рассмотреть его, даже тем, кто не поддерживал Лейлора и не собирался принимать участие в его вражде с полицией.
Лейлор взобрался на подобие постамента из большого пня и горделиво встал на нем, уперев себе в ногу приклад ружья. Легкий ветерок колыхал флаг над его головой. Уже смеркалось, в лагере начинали зажигать костры, и огни засверкали в наступающей темноте, окрасив белую часть флага красным отсветом. Люди, подняв головы, во все глаза смотрели на это чудо, и их лица тоже озарялись огнем.
Лейлор поднял руку, попросив тишины.
– А теперь всем вооруженным отрядам подойти к флагштоку и выстроиться вокруг. Тех, кто не намерен давать присягу, попрошу немедленно покинуть митинг.
В полной тишине люди прошли вперед и разбились на группы. Те, кто только наблюдал, и я в их числе, отошли немного назад, но все же совсем не уходили. Затем Лейлор спустился с пня и, обнажив голову, встал на колени. Почти что пятьсот человек, стоящих у флагштока, сделали то же самое; среди них был и Син. Лейлор поднял правую руку. Он начал говорить, а все повторяли его слова хором:
– Клянемся Южным Крестом честно стоять друг за друга в борьбе за наши права и свободу!..
У нас просто в голове не укладывалось, что Син сегодня ужинает не с нами, а за забором форта.
– Комедианты, – ворчала Кейт, – взрослые люди, а ломают комедию, разыгрывая из себя вояк. Чего только они добиваются? А Сину вообще пора в кровать, а не на ихнюю идиотскую караульную службу. В войну они, понимаете, решили поиграть…
– Ничего, – сказал Дэн, – завтра же я вызволю из тюрьмы Пэта – завтра уж точно. Сегодня они еще отговаривались – мол, нет судей, чтобы рассмотреть их дела, но, я думаю, они не осмелятся держать их и завтрашний день. Только если кто не заплатит штраф…
– Пусть Пэт останется в тюрьме, Дэниэл Магвайр. Там он в гораздо большей безопасности, чем здесь, на воле. Он не причинит вреда ни себе, ни другим. Так что пусть остается.
– Прикованный к бревну? Это не совсем то место, где бы я хотел видеть своего сына.
– Значит, ты просто не знаешь своего сына. Может быть, именно там он поймет, что восстание – это вовсе не такая приятная вещь, как пытаются ее всем представить. Немного лишений ему не повредит. Я ходила к нему сегодня, и ему передали от меня еду и одеяло. В камерах там настоящий свинарник, так что уж лучше пусть побудет на воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56