О Розе мы с ним никогда не говорили, если только мимоходом, и хотя я внимательно за ним наблюдала, на его лице не заметно было ни напряжения, ни деланного равнодушия, которые всегда появлялись раньше при упоминании ее имени. Случилось так, что все эти месяцы Адам не видел Розу. Дом Лангли он больше не посещал, а Роза каждый раз, когда его корабль заходил в порт, специально не появлялась у Магвайров. Я начинала чувствовать, что отвоевываю его у нее. Возможно, и она сама это понимала. Когда Роза заходила ко мне в последний раз перед родами, она медленно провела рукой по гладкой поверхности колыбельки.
– Какая ты счастливая, Эмми! – сказала она и на сей раз совсем не шутила.
Шла весна, заметно потеплело; я была уже на седьмом месяце беременности, а Розе настало время рожать. Помню, в тот день впервые после зимнего холода я оставила входную дверь открытой солнцу и легкому ветерку. Я сидела и шила, а у моих ног мирно покоились кошки, когда на половицы легла тень Джона Лангли.
– Мисс Эмма, не могли бы вы поехать в мой дом прямо сейчас? У Розы с утра схватки.
Я отложила шитье.
– Как она? Надеюсь, ничего опасного? Он почти беспомощно покачал головой.
– Доктор говорит, что нет. Конечно, с нею рядом сиделка… у нее очень сильные боли.
– Ну, к боли она должна была быть готова. Чем я могу ей помочь?
– Не знаю. Она хочет, чтобы вы приехали, постоянно просит об этом.
Я пыталась остаться твердой.
– Не думаю, что мне следует ехать. Я должна помнить о своем собственном ребенке. Вряд ли это понравилось бы Адаму.
– Мисс Эмма, я был бы вам так признателен, – произнес он со всей искренностью, – только на несколько минут. Может, она успокоится?.. Она кричит, а в перерывах между схватками так мечется!
Я знала, что Лангли терпеть не мог вмешиваться в чисто женские дела, но будущего ребенка он ценил больше своей независимости. Мне были известны его взгляды: мы, женщины, были для него глупыми эмоциональными существами, недостойными драгоценных детей, которых производили на свет. Возможно, Лангли был и прав.
– Вы ведь знаете Розу, – продолжал он.
Да, я знала Розу, знала, что она никогда не изменится. Ни в чем. Так что лучше уж было согласиться и поехать к ним прямо сейчас, потому что в конце концов Роза все равно добьется своего так или иначе.
– Совсем ненадолго, – уговаривал меня Лангли.
Но я знала Розу лучше его, поэтому накормила кошек и заперла дом, не исключая возможности, что мне удастся вернуться только после того, как родится ребенок.
Приехав, я застала там обвязанную простыней Кейт, которая воевала с сиделкой. А Роза – с ними обеими.
Как только я приблизилась к кровати, она схватила меня за руку.
– Спасибо, что приехала, Эмми!
Не так уж часто Роза когда-либо меня благодарила, поэтому я сделала вывод, что она действительно сильно, напугана. Роза казалась возбужденной, наверное, схватки были сильные, хотя она вполне могла кричать погромче, зная, что ее слышит Джон Лангли. Кейт неодобрительно ворчала:
– А тебе уж, Эмми, совсем не стоило сюда приезжать в твоем-то положении! Как будто этой кобыле здесь больше некому помочь…
Кто бы ей ни помогал, казалось, ей нужна была только я. Роза заставила меня сесть у ее кровати, продолжая крепко держать мою руку. Родовые муки показались нам обеим бесконечно долгими; раньше я думала, что Роза будет рожать удивительно легко, но, оказалось, я ошиблась. Я просидела с ней весь день и большую часть ночи. Когда Кейт попыталась было отправить меня домой, послышались исступленные возгласы протеста, а ногти Розы так и впились в мою ладонь.
– Как ты не понимаешь! – закричала она на мать. – Мне не нужна ты, и никто не нужен. Только Эмми!
А у меня уже горела от боли спина, и рука давно затекла. Доктор, а с ним за компанию и Том дремали в спальне напротив. Сиделка сообщила мне, что Джон Лангли бодрствует в своем кабинете внизу.
– Никогда не видела, чтобы из-за родов так суетились, – сказала она, неодобрительно глядя на Розу. – Она здорова, как бык…
Схватки участились, и рано утром Роза наконец родила здоровую и крепкую девочку, чей крик, казалось, заполнил весь дом. Услышав его в своем кабинете, Джон Лангли вместе с Томом ждали за дверями, пока не вышла сиделка с завернутым в платок младенцем. Не знаю, что сказал Лангли по поводу внучки, однако мне было известно, что все его помыслы были связаны с мальчиком. Узнав, что родилась дочь, Роза с огорчением промолвила:
– Ну, теперь он захочет, чтобы я сразу родила ему второго, мальчика!
Сгорбившись от усталости, я сидела в кресле и пила чай, который вопреки установленным в доме правилам Кейт сама приготовила на кухне. Собиравшийся уходить доктор остановился возле меня.
– Поезжайте и ложитесь в постель, – сказал он мне.
Розу вымыли и немедленно уложили спать. В доме все стихло. Я спускалась по лестнице, Джон Лангли держал меня под руку. Том пошел за мной и посадил меня в карету.
– Я попрошу мать Розы заехать к тебе по пути домой, Эмми, – сказал он. – Ты выглядишь такой измученной…
– Я в порядке, – ответила я. – Не надо ее посылать. Она тоже всю ночь была на ногах.
Вставив ключ в замочную скважину, я услышала мяуканье моих голодных кошек. Пока они ели, я разожгла потухший в печи огонь. Извозчики еще не приехали, и в переулке было очень тихо. Воздух раннего утра был свеж и приятен; я широко распахнула окна и оставила дверь приоткрытой. Пока кипятился чайник, я переоделась в ночную рубашку и приготовила себе постель.
Когда я поднимала чайник, чтобы заварить чай, меня вдруг пронзила сильная боль. Все же я сумела поставить чайник на место, не пролив кипящей воды. Это было последнее, что я помнила, пока Хиггинс не обнаружил меня лежащей у открытой двери.
Я не сочла нужным просить кого-нибудь сообщить Адаму, что я потеряла ребенка. Узнав, что «Лангли Энтерпрайз» вот-вот пришвартуется в бухте Хобсона, я послала за каретой Розы и сама отправилась в ней в порт. Слабость после выкидыша все еще не прошла, но не она была причиной того, что мои ноги, да и все тело, дрожали по мере приближения к сходням «Энтерпрайза».
Разгрузкой руководил помощник капитана Паркер. Он и сказал мне, что Адам уже на берегу, в конторе магазина Лангли. Я осталась в каюте, со страхом ожидая минуты, когда по трапу прозвучат его шаги. Тогда я действительно боялась. С ребенком я была уверенной, желанной, возможно, даже любимой. А без него стала – напуганной и несчастной.
Адам стоял и смотрел на меня, он сразу же заметил, что моя фигура изменилась. Словно защищаясь от взгляда Адама, я прикрыла живот рукой.
– Я лишилась ребенка, Адам.
Он быстро подошел и обнял меня; когда Адам нежно поцеловал меня в щеку, я ощутила все свое несчастье, потому что он сделал это из жалости и сочувствия, а не потому, что любил меня. Я чувствовала, как похолодело мое сердце от мысли, что, если бы он меня любил, теперь мы вместе бы делили с ним эту потерю и она только еще больше сблизила бы нас. Казалось, он не хотел показывать мне свое разочарование и делить со мной свое горе. Адам жалел меня, не позволяя мне жалеть его.
– Бедняжка Эмми… – сказал он.
– У нас еще будут дети, Адам.
Он ответил только:
– Бедная моя Эмми.
Я отвернулась, освобождаясь от его объятий, от боли, застывшей на его лице.
– У нас еще будут дети, – повторила я. Однако я понимала, что вместе с ребенком я лишилась и Адама.
Глава шестая
Вскоре я поняла, что не могу жить без Розы и ее ребенка. Каждый день под тем или иным предлогом я отправлялась на Коллинз-стрит и звонила у дверей дома Лангли. Иногда я заставала Розу на месте, но даже если ее не было, я все равно поднималась по лестнице в детскую. Слуги уже привыкли к моим визитам и даже ждали меня, так что они не задавали никаких вопросов. Я брала малютку на руки, играла с ней и говорила ей то, что я, наверное, говорила бы своему собственному ребенку. Это немного успокаивало мою тоску; однако рано или поздно ребенка приходилось класть в колыбельку и уходить. Возможно, этими дневными посещениями я только делала себе хуже, продлевая свою боль, но и прекратить их я тоже не могла.
Когда мне было особенно тяжело и я чувствовала себя совершенно несчастной, я начинала винить Розу за то, что потеряла своего ребенка, за то, что она требовала, чтобы в ту ночь, когда она рожала, я все время оставалась с ней. Затем я винила себя за то, что имела глупость уступить требованиям Розы, так мало заботясь о самой себе. Но все это служило слабым утешением, и я старалась не думать об этом слишком долго. Оставшись одна, без Адама и без привычных мыслей о будущем ребенке, которые еще недавно заполняли все мои дни, я начинала понимать, что Роза стала нужна мне так же, как и я ей. Я не могла обойтись без се общества и даже без пустых и скучных сплетен, которые ей так нравились. Но, пожалуй, больше всего мне нужен был ее ребенок.
В этом, как и во многом другом, Роза мне не отказывала – я понимала, что младенец значил для нее не слишком много, за исключением того, что вместе с ним Роза приобрела и влияние на Джона Лангли. Она оказалась легкомысленной матерью, для которой ребенок был только игрушкой, потому что ей не надо было о нем заботиться. Иногда, чтобы заполнить свободное время, Роза заходила в детскую и, немного покачав малышку на руках, охотно, как мне казалось, передавала ее няне. Тем не менее, как это часто бывает, дети любили Розу, а она, нисколько не стараясь, умела их порадовать. При Розе девочка никогда не плакала, казалось, она узнавала мать, чувствовала ее руки, о чем свидетельствовали улыбка и радостное гуканье. Роза пела ребенку колыбельные песенки, помахивала перед ее личиком золотыми часами, смеясь, когда крохотные детские ручки пытались до них дотянуться; прижав дочь к себе, Роза склоняла над ней свое лицо. Мне казалось, что первыми воспоминаниями этого ребенка должны были стать ощущения от прикосновения к шелку и запах духов Розы.
Девочку назвали Анной. Роза уступила Джону Лангли право выбора имени для нее, так же как и вероисповедания. Возможно, ей просто не хотелось бороться с ним за это право. Так что ребенку дали английское имя и окрестили в английской церкви. Как я поняла, это являлось частью борьбы Джона Лангли против Магвайров.
Пожимая плечами, Роза оправдывалась:
– А какие еще у нее шансы? Я хочу, чтобы она попала в нужное общество, и не хочу, чтобы перед ней захлопнулись все двери…
Никто из Магвайров при крещении не присутствовал, и Кейт так и не удалось увидеть малышку в длинном кружевном одеянии, которое в свое время надевали на Тома и на Элизабет.
– Да я и представить себе не могу, чтобы я стояла и смотрела, как душу бедной крошки передают дьяволу. Ноги моей больше не будет в доме Лангли!
Но Роза продолжала ходить к Магвайрам. И они продолжали ее принимать. Хотя Кейт и не выказывала восторга от этих посещений, запретить Розе приходить она тоже не могла; Дэн же, едва увидев Розу, заключал ее в свои объятия.
– Ну, как ты, дорогая? И когда ты привезешь к нам свою малышку?
В конце концов она привезла ее с собой в гостиницу, и Джон Лангли не смог этому помешать. Роза приехала без няни, которая всегда заезжала за мной на Лангли-Лейн, когда ей не удавалось справиться с Анной. Кейт не могла так просто отказаться от своей первой внучки, поэтому Роза была прощена. Ребенка тормошили, подбрасывали, целовали, напевали ей песенки, качали. Вся дисциплина детской напрочь забывалась. Девочка научилась хватать Дэна за бороду, а Кон позволял ей пребольно таскать себя за волосы. Она стала царицей в переполненных комнатах в верхнем этаже гостиницы Магвайров и скоро сама это поняла.
Я слышала, как через несколько месяцев после рождения Анны Кейт, держа малышку на коленях, сказала:
– Не пора ли подумать о своем собственном доме, Роза? Ты ведь говорила, что он обещал помочь вам с этим после рождения ребенка.
Роза только плечами пожала.
– А он мне пока не нужен.
– Как не нужен? Да ты с ума сошла! Не нужен, когда появился случай избавиться от этого монстра? И вырвать из его рук эту невинную малышку!
Громко шелестя юбками, Роза дерзко прошла мимо Кейт к окну. Раздвинув кружевные занавески, она стала глядеть на Бурке-стрит.
– Сама я не смогла бы иметь такой дом, как у Лангли, а я хочу именно такой. Столько денег он, конечно, мне не даст. Я не смогла бы держать так много слуг и карету. Кроме того, меня вполне устраивает, что всем хозяйством занимается Элизабет. У меня все равно было бы все вверх дном – вы это прекрасно знаете!
– Где это видано, чтобы женщине не хотелось быть самой себе хозяйкой в своем собственном доме?
– А я и так сама себе хозяйка! – громко ответила Роза, и ее голос зазвенел. Однако ее следующая фраза потонула в кружевных занавесках; она предназначалась для того, чтобы мы ее просто прослушали, не задавая никаких вопросов: – К тому же кому захочется жить в доме один на один с Томом?
Я склонила голову над шитьем, а Кейт сделала вид, что целиком занята ребенком. Но не заметить беспокойного шороха юбок Розы, которая начала двигаться взад и вперед по комнате, собирая вещи, чтобы уходить, было невозможно.
А для меня настало несчастливое и беспокойное время. Дни стали слишком длинными и невероятно пустыми. Мой дом был безупречно прибран, и некому было нарушить этот идеальный порядок. Я вязала Адаму носки, пока их не оказалось более чем достаточно, и шила для него рубашки из тонкого полотна. Я даже связала шапочки извозчикам с Лангли-Лейн; они вполне могли обойтись и без них, и я понимала, что они смущенно принимали их только потому, что знали, как нужно мне было хоть чем-нибудь заниматься. Я продолжала вести бухгалтерские книги Ларри, но они отбирали у меня слишком мало времени и сил; наконец настало время, когда нечего даже было чинить Кейт, Дэну и Кону. У Розы была своя служанка, так что в моих услугах она уже больше не нуждалась. Мои руки были пусты, как и мои дни.
Теперь Адам стал мне словно чужой. Он был добрым и вежливым, но чужим. Не знаю, о чем он думал в те дни – о ребенке он никогда не говорил, знаю только, что он неустанно трудился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56