– Да. И мои родители тоже поймут.
– Сдается мне, – пробормотал он, – я сегодня повстречался с будущим.
– Какой ты серьезный! – расхохоталась Чарисса, пританцовывая вокруг юноши, и вдруг схватила его за руку. – Пойдем домой.

57

«То, что биосфера со временем выйдет из-под контроля человеческого разума, было ясно с самого начала. Мы готовы переправить на Деметру инструкции по созданию софотеха, который легко разрешит возникшие затруднения».
На вершине одного из холмов северной Арголиды росли три кипариса, согнувшиеся под напором ветра настолько, что казались невероятно древними. Впрочем, Эйко иначе их и не воспринимала. Что такое время? Всего лишь последовательность событий. Обо всем, что случилось за сотню лет, можно вспомнить в мгновение ока; мир, обреченный на гибель, принадлежит вечности.
Женщина посадила флайер у подножия холма и неуклюже выбралась из кабины. Если не считать немногочисленных деревьев – дубов, сосен, диких яблонь, что росли по отдельности или купами, – вокруг раскинулась травянистая равнина, этакое зеленое с серебристым отливом море. На западе возвышались горы, чьи пики воспринимались как зубцы огромной короны; на востоке сверкал океан, залитый светом альфы, что приближалась к зениту. По небу скользили редкие облачка, словно отороченные голубой каймой. Слышалось пение жаворонка. Ветерок, приятно холодивший лицо, принес аромат дикого тимьяна.
Когда-то Эйко буквально взбегала на холм, а сейчас поднималась медленно, едва переставляя ноги; она тяжело опиралась на палку и часто останавливалась перевести дух – а заодно полюбоваться окрестностями. Нет, жаловаться не на что. В конце концов, с тех пор, как она родилась, Земля успела сотню с лишним раз обернуться вокруг Солнца; Эйко знала, что приближается возрастной предел, до которого только и способна продлить жизнь клеточная медицина. Тем не менее, она почти не утратила прежней ясности мышления; вдобавок, у нее сохранились силы, чтобы в последний раз подняться на холм. Этого было вполне, вполне достаточно.
Взобравшись на вершину холма, она осторожно села прямо на траву в тени кипарисов, иголки которых светились точно множество турмалинов на фоне неба. От теплой на ощупь коры деревьев исходил сладкий запах, перебивавшийся, впрочем, ароматом розмарина, чьи заросли находились неподалеку. Над крошечными цветками оттенка небес вон над тем хребтом с жужжанием кружили пчелы. Если присмотреться, среди скал можно было различить белую полоску – водопад.
Сердце стало биться ровнее. Эйко посмотрела на замшелый серый валун, на котором частенько сидела, наблюдая за игрой света и тени, проникаясь его массивностью и – монолитностью. Сегодня она решила не забираться на камень, просто оперлась на тот спиной, чтобы он поделился с ней частичкой накопленного тепла. На женщину снизошел покой.
А с Неро, подумалось ей вдруг, ничего подобного никогда не происходило. Из вежливости он время от времени соглашался прийти сюда вместе с ней, и вид, который открывался с холма, ему явно нравился, однако он столь же явно не мог дождаться, когда они отправятся домой. Покой. Мир и покой… Эйко ни разу не пыталась переубедить Неро. Что ж, он наконец обрел покой – в водах разлившегося Скамандра; теперь его кости лежат где-то под утесами Трои; вряд ли он пожелал бы иного конца… Как давно это случилось… А годы, прожитые вместе, похожи на сон… И все равно, она отчетливо помнит луг… Какой? Где? Забыла! Ничего страшного. Неро тогда протянул руку, сорвал цветок апельсинного дерева и подарил ей, а в награду потребовал поцелуй. Словно вчера; она все еще слышит его смех…
– Эйко!
Женщина заморгала, потом огляделась по сторонам. В розмарине шелестел ветер. На ветку кипариса уселся иссиня-черный, как ночное море, ворон.
– Эйко, Эйко, – негромко повторил тот же голос.
Женщина выпрямилась, отогнала остатки фантазий.
– Кто меня зовет? – спросила она с запинкой, но без робости. – И где вы?
– Это я, Эйко. Кира.
– Ой!… – Им уже доводилось встречаться подобным образом – правда, не здесь. Должно быть, в кустарнике спрятан динамик – так сказать, голосовые связки системы. – Я не знала, что ты…
Добралась сюда. Ведь все далеко не просто. Чем Кира видит – электронными датчиками или глазами ворона; чем слышит – теми же датчиками или крылышками пчел?
– Я не хотела мешать. Холм принадлежит тебе.
– Не говори ерунды. Я люблю здесь бывать, но…
– Знаешь, мне кажется, что теперь я гораздо лучше отличаю святыни от обыкновенных вещей.
– Все равно, – стояла на своем Эйко, на глаза которой вдруг навернулись слезы, – тебе бы я только обрадовалась.
– В конце концов я в это поверила, – ответила Кира, – потому и окликнула тебя. Мне подумалось, что нам надо поговорить, причем именно тут.
– Хорошо, что ты меня нашла. – Эйко судорожно сглотнула. – Наверно, я пришла сюда в последний раз.
– Конечно, тебе нелегко подниматься.
– Иначе, чем пешком, я бы не пришла.
– Святое место…
– Кира, ты не мертва! – воскликнула Эйко. – Ты не машина!
– Не обижай моих собратьев, – рассмеялась Кира. – Они доставили нас на Деметру, сделали все, чтобы планета стала пригодной для людей.
– Нет, – возразила Эйко, покачав седой головой. – Не они, а мы – с их помощью.
– Что касается меня, я привязывалась к разным машинам. Моя «Пустельга»… – Кира не докончила фразы.
– Все равно, ты не машина, – сказала Эйко. Неужели Кира не догадывается, что ее не надо успокаивать? – Ты живая. Гораздо живее… чем я сейчас. Возможно, чем я вообще была.
– Вот почему сегодня я с тобой.
– Ты хочешь попрощаться? – недоумевающе проговорила Эйко. – Еще рано. Мне осталось несколько лет…
– Как знать? И потом, я собираюсь попросить об услуге; а через год у тебя, пожалуй, уже недостанет сил.
– Я с радостью выполню твою просьбу, – откликнулась Эйко, разводя руки, будто хотела обнять Киру. – С огромной радостью. – Она ничуть не преувеличивала: ведь к ней обращалась не просто Кира Дэвис, а, можно сказать, целая планета.
– Подожди обещать. Ты же не слышала… – Наступила тишина, которую нарушал только ветер, который шевелил иглы кипарисов и гнал волны по траве, что росла на склоне холма. Эйко прислушалась к его шелесту. – Тебе известно, что меня буквально завалили работой?
– Известно, – кивнула Эйко. – Такая обуза…
– Вовсе нет. Я не собираюсь от нее отказываться, но мне нужна помощь. Следить за планетой… – Кира помолчала. – Чаще всего у меня получалось, однако мир стал настолько сложным, что я его уже не понимаю.
– А софотехи?
– Ученые убеждены, что это решит все проблемы. – Кира вздохнула. – Лет через десять-пятнадцать ко мне наверняка подключат систему искусственного интеллекта.
– Ты не хочешь? А говорила, что тебе нравятся машины.
– Да, нравятся. Я сама была машиной – и хотела умереть. Я тоже хочу умереть, подумала Эйко, с трудом удержавшись от того, чтобы не произнести этих слов вслух. Хотя – откуда ей знать, что чувствует модуль? Кроме близости конца, их ничто не объединяет.
– Но то было давно, – продолжала Кира. – Ты права, я живая; живу и намерена жить дальше, поскольку моя жизнь обрела смысл. К тому же, я не верю, что мозг робота сможет управлять Деметрой.
– Однако он мощнее, чем твой или мой, – заметила Эйко.
– Разумеется – с точки зрения интеллекта. Возможно, не только; но главное в другом. Здесь нужен человеческий мозг.
– То, из-за чего мы переселились к альфе Центавра… – проговорила Эйко, на которую словно снизошло озарение. Под «мы» она имела в виду всех – и землян, и лунян.
– Мы бежали, – поправила Кира. – Использование софотеха означает полную рационализацию всего на свете. Можно ли допустить, чтобы вселенная, какой мы ее знаем, превратилось в нечто упорядоченно-скучное?
– К просветлению приходят разными путями.
– Ты догадалась, о чем я хочу тебя попросить?
– Чтобы я скопировала свое сознание и присоединилась к тебе.
– Верно. Пойми, я вовсе не хватаюсь за соломинку. Я чувствую, ощущаю всем своим естеством, верю, что мы вдвоем – быть может, со временем нас станет больше – сумеем изменить нынешнее положение дел. Верю, что мы станем единым целым, которое не исчезнет, пока существует этот мир.
Солнечный свет, тень кипарисов, образ отца, его улыбка, с которой он объяснял, что такое показательные функции и пороговые эффекты…
– Может быть, – согласилась Эйко. – Только… Я буду уже не я.
– А разве я – Кира Дэвис? Но я когда-то ей была и все помню. – Эйко не нашлась, что сказать. – Ты представляешь себя модулем? Эйко, тут все иначе. Ты продолжаешь жить, пускай не как человек, но и не как машина.
– Наверно, ты права. – В голосе женщины прозвучала решимость. – Конечно, не как машина.
– Не решай с ходу. Я тебя ни в коей мере не заставляю. Подумай.
– Помедитируй, – сказала Эйко, скорее себе, чем Кире. – Найди ответ.
– Ну ладно, удачи.
Над океаном поднялась бета – ослепительно яркий шар.
Жаворонок снова завел свою песню. Эйко посмотрела на стволы кипарисов, вдохнула аромат розмарина, который сделался гораздо сильнее. Кажется, когда дарят розмарин, это значит: «Помни». Интересно, Кира еще тут? Спрашивать вслух не было необходимости. Какое-то время спустя ворон взмахнул крыльями и взмыл в небо. В голове у Эйко сложилось стихотворение – нечто вроде приношения Деметре:
Знойный летний день
И зимой, и летом
Светят все те же звезды.

58

«Ваше представление ошибочно. Люди не подчинились софотехам, даже не стали зависимыми от них. Машины освободили людей от необходимости работать. Человеческие сообщества, группы, культуры развиваются различными путями; столкновения между ними теперь случаются крайне редко и вряд ли участятся, особенно если численность населения будет сокращаться и дальше (что весьма желательно с точки зрения как экологии, так и психологии). То, что все больший процент сверхлюдей и метаморфов включается в систему, правда, но отсюда не следует, что в связи с этим изменяется их природа. Они осознают свой потенциал, а вскоре выходят за его пределы».
Поначалу антиматерию производили совместными усилиями. Лунине и бывшие земляне вместе построили заводы в Гефестосе и на орбите второй планеты альфы. Однако вскоре луняне по собственной инициативе стали усиленно развивать производство, что было вполне естественно, поскольку их планы требовали для своего осуществления громадного количества энергии, а их амбиции удовлетворить полностью, казалось, не представляется возможным. Но деметриан поразил размах проекта. Они обратились за разъяснениями к руководителям колонии на Перуне; те в ответ заговорили о звездных экспедициях, но в подробности предпочли не вдаваться. Гатри высказался в том смысле, что луняне озабочены не столько развитием экономики, сколько собственным престижем и соперничеством между своими лордами.
Криоэлектрических ячеек, в которых хранилась произведенная антиматерия, явно не хватало. Когда подсчитали, сколько их нужно, количество оказалось просто-напросто абсурдным. Решение проблемы, которое все же удалось отыскать, как обычно, поражало воображение.
Альфа и бета, притянув к себе проксиму, учинили во внешнем кометном облаке двойной звезды настоящий переполох. Многие кометы умчались в пространство, многие устремились внутрь системы. Планетам и лунам пришлось выдержать жесточайшую бомбардировку; космос заполонили астероиды, куда более многочисленные, чем их собратья из Солнечной системы. Внутреннее же облако приобрело новых членов, что двигались по причудливым, эксцентрическим орбитам, сталкиваясь с другими кометами. Возможно, в результате этих столкновений и возникло небесное тело, обнаруженное впоследствии зондом и названное Гадесом. Оно состояло в основном изо льда, но имело каменистую кору; его масса равнялась приблизительно одному проценту земной, вследствие чего Гадес обладал внушительным полем тяготения. Поскольку же кора астероида не содержала в себе железа, магнитное поле отсутствовало; солнечные ветры на Гадес не действовали, ибо он находился на значительном удалении от обоих светил.
Луняне перебросили избыток антиматерии – прежде всего, антиводорода, а также антигелия и закапсулированных тяжелых ядер – на орбиту вокруг Гадеса. Между антиматерией и окружавшей ее газовой оболочкой находились четыре маленьких астероида, которые поддерживали стабильность этой поистине фантастической комбинации.
Осуществление проекта потребовало громадных затрат, которые, впрочем, не замедлили окупиться. Беспилотные корабли доставляли антиматерию в указанное место и разгружали трюмы в пределах оболочки. Без потерь, естественно, не обходилось, но ими можно было пренебречь; к тому же, оболочка вполне справлялась с ролью защитного экрана, а космические лучи уничтожали такое количество антиматерии, по поводу которого не стоило и переживать. Что касается четырех астероидов, их орбиты, раз в пять или в десять лет, нуждались в корректировке. Для этой цели на каждом из них установили двигатель – менее мощный, чем тот, который позволил переместить астероиды сюда, но вполне способный выполнить поставленную задачу. Корректировкой, как правило, управлял с безопасного расстояния инженер-лунянин.
Антиматерия продолжала накапливаться – пока не грянула катастрофа.
Катастрофой она была с точки зрения математики. Событие, которого никто не предвидел и которое начало цепную реакцию. На Перун поступил сигнал тревоги. Компьютер проанализировал данные и выдал прогноз. Те из лунян, которые сочли, что могут понадобиться, поспешили приготовиться. Тем временем о причине тревоги известили вождей.
Установленные на Гадесе приборы сообщали, что к астероиду приближается большое небесное тело, которое обладает огромной массой; система защиты, успешно предотвратившая несколько столкновений с метеоритами, на сей раз явно бессильна. Обычно сигналы тревоги поступали заблаговременно, и луняне успевали принять меры. Однако это небесное тело двигалось не по эллиптической, а по гиперболической орбите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75