Мариетта Чудакова : Наверное, всё здесь захватывающее. Во-пер
вых, то, что оно уцелело во время войны, после войны, что архив уцелел. Елена
Сергеевна сумела его более 25 лет сохранить после смерти мужа и передавал
а на моих глазах в отдел рукописей библиотеки тогдашней, носившей неверн
ым образом имя Ленина.
Дальнейшая история была, я бы сказала, ещё более, может быть, захватывающе
й в каком-то смысле, как будто, как вам сказать, ожившие некоторые герои Бу
лгакова, там Алоизий Могарыч и прочее-прочее, начали действовать. Владим
ир Иванович хорошо это знает: он был непосредственным участником, так ск
азать, со стороны сил добра. Потому что в конце советского времени появил
ся в отделе рукописей товарищ, тут слово «господин» как-то не подходит, Ло
сев, который сказал, что архив нельзя давать никаким исследователям, пот
ому что каждый исследователь может передать материалы проферам, тогдаш
ним американским издателям Булгакова, будет утечка информации. И из отде
ла рукописей стали писать письма в ЦК, и в КГБ, я думаю, и в прокуратуру и так
далее (потом дошло и до прокуратуры уже в постсоветское время), чтобы нико
му не давать, поскольку «хотя бы этим мы помешаем нашим врагам издать»… П
рошли годы, годы и годы, и это наследие в постсоветское время стало издава
ться. Можно издавать дневник, скажем, Елены Сергеевны. Ну, казалось бы, вот
и замечательно, хоть кто-нибудь пусть издаёт, пусть даже эти люди, но вот д
невник, он же есть? Но вместо дневника была издан фальсифицированный тек
ст, то есть, фальсификация заключалась в том, что за дневник выдали поздне
йшую переписанную Еленой Сергеевной версию.
Елена Сергеевна вела Ц вела дневник по просьбе Булгакова, а потом, уже по
сле смерти Сталина как-то почувствовалась возможность, может быть, и изд
ать, и она стала его переписывать. Я обрабатывала архив Булгакова, анализ
ировала тогда оба эти текста, и пришла к такому выводу и написала об этом с
пециально в обзоре архива, в 76-ом году написала в напечатанной большой ра
боте, написала на будущее, зная, что неизвестно когда это дойдёт до публик
ации. Я чётко и ясно написала, что Елена Сергеевна изменяла много что: она
убирала в одних случаях то, что считала неприемлемым или лично задевающи
м живых людей. В других случаях добавляла новые детали, расширяя отдельн
ые записи материалом мемуарного характера.
Позднейшая работа Булгаковой над дневником даёт большой материал, во-пе
рвых, для характеристики его личности, во-вторых, для понимания начально
го этапа формирования того представления о жизни и творчестве Булгаков
а, которое она считала важным для популяризации его творчества и которое
отчётливо определилось к концу 60-х годов. И я написала: «Новая редакция дн
евника должна быть осознана как источник более позднего происхождения,
тяготеющая по своему характеру к мемуарам. Она не может по вышеуказанным
её свойствам быть использована вне корректирующего сопоставления с по
длинным дневником».
А.Г. Как в воду глядели.
М.Ч. Я давала понять, что два варианта надо рядом издавать. И во
т в 90-ом, кажется, году, если мне не изменяет память, Лидия Марковна Яновска
я и Лосев выбрали именно позднейшую редакцию, назвали её «Дневником» неп
равомерно, как, надеюсь, отсюда явствует, и обосновали своё решение в пред
исловии так: «Впервые готовя к изданию дневники Булгаковой, составители
остановились на их второй редакции, выражающей последнюю волю автора».

Зададим вопрос кому-нибудь: у дневника может быть последняя воля? Дневни
к, он ведётся в этот день. Если мы с вами, Владимир Иванович, сегодня придём
домой, запишем что-нибудь, а послезавтра нам захочется изменить сегодня
шнее впечатление, то это будет запись под другим числом, но не эта, перепис
анная запись.
А.Г. Прошу запись от 10 февраля считать недействительной.
М.Ч. Да. Это недавно было издано под громким названием «Дневни
к Мастера и Маргариты». Я купила его несколько месяцев назад и была увере
на, что вообще спохватились всё-таки, здесь-то наверняка издали подлинны
й текст, поэтому даже не открывала. Но когда я открыла его вчера, то с ужасо
м и отвращением, я так сказала бы, убедилась, что всё сделано также.
Издательство «Вагриус» не виновато оно не должно текстологией занимат
ься, тем более, что теперь в предисловии Лосев обошёл этот вопрос, он вообщ
е сказал, что есть две редакции, но какую он выбирает для данного текста, о
н не сказал.
Я просто приведу несколько примеров, чтобы было понятно, что мы читаем не
тот текст, который был дневником. Вот Елена Сергеевна рассказывает, как о
ни зашли в 37-м году к друзьям её старым, Троицким. «Мы пошли очень поздно. Та
м кроме Лиды и Ивана Александровича (дочка Нина с мужем, по-видимому, журн
алистом) Ц Иветта, увидев которую, я сразу раздражилась. Десятки раз гово
рила я Лиде, что не хочу встречаться с ней, так как считаю её явной осведом
ительницей». И дальше там дочь хозяйки просит сделать надпись на книге «
Турбиных», у неё есть парижское издание «Конкорд». Это не «Турбины», это «
Белая гвардия», она издана была только в Париже, третья часть. «Иветта наг
ло, назойливо допытывалась, есть ли у Миши это издание и откуда, кто привёз
». В дневнике (не в дневнике, а в переписывании вот этом мемуарном) потом ос
таётся от этого следующее: «Вечером были у Троицких, там был муж Нины, види
мо, журналист, Доброницкий, кажется, так его зовут». Она тогда совсем не зн
ала его имя, это она потом узнала, когда его уже расстреляли. «Рассказывал
о собрании драматургов в связи с делом Киршона». На этом запись кончаетс
я. Это переписано в 50-е годы, понимаете. Причём на другой день такая запись,
Елена Сергеевна в реальном дневнике записывает: «Михаил Афанасьевич ве
сь день пролежал в постели, чувствует себя плохо, ночь не спал, я тоже разб
ита совершенно. И этот вечер вчерашний, дурацкий, действительно сходили
в гости. Один пристаёт с вопросом: почему он не ходит на собрание писателе
й? Другая Ц почему он пишет не то, что нужно? Третья Ц откуда автор достал
экземпляр своей же книги?» В 50-е годы она всё это сокращает. «М.А. весь день п
ролежал в постели, чувствует себя плохо, ночь не спал. Такие вечера действ
уют на него плохо. Один пристаёт: почему он не ходит на собрание писателей
? Другой почему пишет не то, что нужно? Третий откуда достал экземпляр «Бел
ой гвардии», вышедшей в Париже?» Тут дело ещё в том, что они находятся в сре
де, в которой (как потом уже это всё, увы, пришлось выяснить через архив ФСБ)
одни осведомители Ц все, все, кроме, кажется, матери, которая ещё тогда бы
ла жива. Причём их даже нельзя обвинять, потому что, каким образом они дали
согласие? Один сидел, и его выпустили с подпиской… Двух людей из этих прис
утствующих расстреляли. Судьбы этой Иветты я не знаю. Двух людей расстре
ляли. Всё это драмы, понимаете. Нужно, совершенно необходимо, чтобы мы знал
и, когда читаем запись, что это Елена Сергеевна записала в 37-м году в такой
формулировке, понимаете?
А люди читают не то, я множество могу записей привести, есть гораздо более
разительные примеры. Иногда вдруг люди удивляются: ой, надо же, как она не
боялась так писать. Хотя она потом это приписала. Например, арестовывают
Ягоду, «читаю газету, чудовищный человек Ягода». И дальше она вписала в 50-е
годы: «Помню, когда был Михаил Афанасьевич у Горького, он пришёл, я его спр
ашиваю (у меня тут записано, но я уже не буду отвлекать внимание публики, п
оэтому так, близко к тексту пересказываю), я его спрашиваю: «Ну, как?» А он по
казал мне, что там за каждой дверью вот такое ухо». В момент, когда Ягода ар
естован и ещё не расстрелян, она в дневнике не рискнула бы это написать, ск
орее всего. Ну, хорошо, я знаю, Владимир Иванович знает, что это не дневник, н
о большинство не знает. Вот судьба наследия. Грустная история.
А.Г. А каким образом вы оказались на стороне добрых сил?
Владимир Немцев : Я должен сказать, что завидую этой осведомлё
нности Мариэтты Омаровны. Я до сих пор не допущен до архива Булгакова. Мож
ет быть, если бы настоял сейчас, была бы такая возможность. Но, с другой сто
роны…
М.Ч. Воспоминания сильные, да?
В.Н. Да, конечно. Я тогда ещё был аспирантом (мы с Мариэттой Омар
овной познакомились в 83-ем году), и на этой почве как раз нас общие интересы
сблизили. Так вот, если бы сейчас я до архива этого добрался, то, может быть
, ничего нового там не нашёл, потому что почти всё тот человек, о котором мы
говорили, опубликовал, не будучи филологом…
М.Ч. Но зато помните ваши беседы тогдашние там?
В.Н. Да, идеологическая обработка, беседы идеологические.
М.Ч. Как вам объясняли, как вы должны заниматься.
В.Н. Как я должен поступить, чтобы мне то-то и то-то сделали. Это
тоже ситуация, близкая к булгаковской или к книгам Достоевского, что-то в
роде этого. Поэтому это всё печально. Но надо сказать, что в булгаковедени
и вот эти противоречия и вот эти особенности как раз острее всего прояви
лись. И благодаря этому литературоведение наше, отечественное проявило
сь в своих различиях явственнее всего Ц благодаря наследию Булгакова.

А.Г. Вот, смотрите, в истории с архивом, которая, вы сказали, так и
ли иначе совпадает с творческом Булгакова, уже есть две темы, почти два жа
нра Ц это некая мистика происходящего и сатира на то, что происходит вок
руг. И многие считают это основными темами творчества Михаила Афанасьев
ича. Я предлагаю обсудить, в какой пропорции он был сатириком или мистико
м и современное состояние булгаковедения. Всё-таки как определяют этот
феномен ХХ века?
М.Ч. Пусть Владимир Иванович расскажет.
В.Н. Я, например, не поддерживаю ту мысль, что Булгаков был сати
риком. Сатириком он был до 26-го года. Когда Мариэтта Омаровна об этом говор
ила (на конференции 12-летней давности было сказано это), тогда он ещё не был
интеллигентом. Булгаков тогда своё мировоззрение, мировидение ещё проя
снял. И он с отвращением потом отзывался о своих сатирических произведен
иях, о фельетонах. Посчитал, видно, что так писать не надо. Он всё-таки стрем
ился к более высоким сферам искусства и видел в себе серьёзного писателя
. Такими писателями Зощенко, Платонов были, хотя они порождали и сатириче
ские какие-то наблюдения, образы.
Меня могут поправить, что у Булгакова в «Мастере и Маргарите» много сати
рических страниц, но я считаю, что это просто стилистическая находка, аде
кватная эпохе, потому что полнокровных сатириков тогда уже не было. И хот
ь Булгаков видел, что роман не будет напечатан при его жизни, тем не менее,
он просто не мог современную Москву по-другому показать.
Вот тут резкая грань проходит: роман Мастера и современная Москва, совре
менные страницы. Там высокий реализм, а здесь какая-то сниженная действи
тельность, сниженная жизнь. И она может кому-то показаться сатирической,
но Булгаков просто такой жизнь увидел, он здесь каких-то чисто сатиричес
ких персонажей и положений, я думаю, не создал. Потому что вот перечитаем с
траницы Ильфа и Петрова, например, Ц молодёжь на них как-то уже не реагир
ует, они непонятны во многом. Я не говорю про зарубежных читателей, про сту
дентов хотя бы. А Булгаков, он как-то близок, очевиден. И это не сатира всё-т
аки, это тот стиль, который он подобрал, говоря о своей эпохе, о 30-х годах, точ
нее говоря. В 20-е годы всё несколько по-другому ещё было, он там искал свой я
зык, свои положения, образы в искусстве. Эти страницы о Москве, они многого
ворящие уже сами по себе. И сатирическими я бы их не назвал.
А.Г. Простите, уточняющий вопрос. Булгаков понимал, что роман н
е будет напечатан из-за «романа в романе», а не из-за этих страниц, о которы
х вы сейчас говорите?
В.Н. Тут трудно сказать, какова была у него логика.
М.Ч. Я думаю, что он как настоящий творец, настоящая творческая
личность, он просто… Не могло быть по-другому, он в какие-то моменты верил,
что это будет напечатано, а почему бы нет? Он же верил, что «Собачье сердце
» будет напечатано, и имел для этого основания. «Роковые яйца» в Ангарске
он напечатал, хотя это гораздо раньше было, но тем не менее. И он писал «Соб
ачье сердца» для печати.
Мы когда смотрим ретроспективно, нам кажется, что этого никак не могло бы
ть, с «Собачьим сердцем», скажем. От скольких людей я слышала, от десятков
как минимум: «Ну, неужели вы не понимаете, «Собачье сердце» никогда не буд
ет напечатано». Я всем говорила, что увидите его напечатанным при вашей ж
изни. Все дожили до 87-го года, кто со мной говорил. Но это так, между строк.
А касательно романа, я прямо, можно сказать, вижу осциллограмму его мысли,
он в какие-то моменты безудержно верил: вот понравится Сталину, возьмёт д
а и напечатает. А в какие-то моменты испытывал полную безнадёжность. Если
бы он всегда был уверен, что не напечатают, не было бы такого запала, мне ка
жется. Он всё-таки писал, как бы веря… Он для этого некоторые предпринял м
еры всё-таки, там нет прямых, так сказать, лозунгов. Потом я писала в одной с
воей работе, что он там впечатал между строк, в сцене Волонда из «Мастера и
Маргариты», непосредственное обращение к Сталину. Там как бы невидимыми
чернилами написано письмо Сталину. Я не буду, конечно, сейчас подробно ра
ссказывать, я назвала ту статью свою «Соблазн классики» как и доклад. Там
были слова, которые были в его предыдущих письмах Сталину, и он верил, каже
тся, что Сталин на столе держит эти письма и прямо мгновенно всё поймёт. Он
давал понять через Маргариту, например, что «не прошусь больше за границ
у» и так далее. Впечатано такое вот письмо. Поэтому он, во всяком случае, на
деялся положить его на стол Сталину. Это факт.
Мало того, к самому роману он вернулся в 37-м году, на мой взгляд, как к замене
письма. В дневнике Елены Сергеевны всё время записи: «Да, Миша думает над п
исьмом правительству, да, надо писать письмо наверх».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35