Вначале все
загораются энтузиазмом и на заднем дворе разворачивается кипучая
деятельность, которую отцу так хотелось видеть. Драят планки наждачной
бумагой, сшивают паруса, смолят такелаж. Мальчишки больше не слоняются без
дела, засунув руки в карманы. Дочку удалось выманить из бара, и мама
счастлива, что семейство собралось все вместе. Но постепенно в этих
совместных усилиях проглядывает что-то ненастоящее. Лодка, спущенная на
воду, нисколько не лучше и не намного дешевле той, что продается в
магазине. Корпус из стеклопластика был бы, пожалуй, гораздо практичней.
Отец добился только одного - организовал полезное времяпрепровождение для
себя и для детей. Вместо того чтобы оставить их играть с друзьями, от
пригласил их играть с собой - не потому, что действительно нуждался в их
помощи, а потому, что ему хотелось занять их чем-нибудь. Нереальность
ситуации заключается в том, что отец - биржевой маклер, а не лодочник на
канале. Если бы суденышко нужно было ему для дела, это заслужило бы
уважение со стороны детей. Но лодка - игрушка, причем по праву их игрушка,
а не отцовская. В конце концов они начинают понимать, что все это -
ребяческая затея, вроде попытки взрослого человека вмешаться в детский
хоровод; да и игра не из тех, которую они выбрали бы сами, добровольно.
Отцу приходится заканчивать постройку лодки в одиночестве, и он понимает,
что затея провалилась. Правда, сам он действительно уберегся от соблазнов,
но мальчишки опять бездельничают, как и прежде, а дочка снова водит
компанию с местными подонками. Нет ли другого пути? - вопрошает отец.
Единственный окончательный ответ - это дать молодым возможность расти,
и чтобы при этом перед ними была перспектива - как можно раньше применить
какие бы они ни были, но свои, личные таланты. Если им это не удается, они
отвращаются от общества и решают навсегда остаться в мире -надцатилетних.
Это и породило движение, которое почти одновременно возникло в таких
отдаленных друг от друга местах, как Сан-Франциско, Берлин и Токио,
Амстердам, Лондон и Париж. Характер движения постоянно меняется, но
начинается оно неизменно стремлением вырваться, освободиться. Можно
примерно наметить шесть путей освобождения, а именно: секс, скорость, шум,
выпивка, экзотика, наркотики. Ближе всего к реальности - секс, потому что
партнер по крайней мере реальное лицо. Отчасти связана с сексом и страсть
мотоциклиста к грубой силе и бешеной скорости, чувство своей власти и
могущества. Но звук ревущего мотора сливается с африканскими ритмами,
которые в наше время заменяют музыку. Гипнотический ритм ударных
инструментов погружает в некий транс, когда реальный мир становится тенью,
а сны - явью. Но хотя это увлечение пластинками, стонами и завываньями
делает мало чести нашим методам воспитания, нельзя утверждать, что оно
приносит ощутимый физический вред. Беда приходит тогда, когда бегство от
действительности стараются ускорить выпивкой или - теперь это не в
диковинку - наркотиками. Из них табак - самый мягкий, скорее просто
успокаивающее; но постепенно в употребление входят наркотики, дающие более
сильные иллюзорные ощущения.
Осудить наркомана слишком легко. Издеваться над бородатым придурком,
размахивающим флажком в какой-нибудь жалкой демонстрации протеста, и того
легче. Гораздо труднее создать такое общество взрослых, в которое молодежь
будет стремиться и пробиваться. Однако начало может быть положено в любой
семье, где поняли, что чувство ответственности необходимо. Секрет
заключается в том, что родители должны поставить перед собой такую цель,
для достижения которой им как раз чуть-чуть не хватит сил, и обратиться к
детям за помощью, потому что без них ничего не добиться. Вполне почтенная
цель - заработать побольше денег, может быть, для того, чтобы переехать в
более удобный дом. Покупка или постройка дачного домика может оказаться
хорошим приемом, особенно если с самого начала кого-нибудь из детей
называют будущим хозяином. Успех родительского (или любого другого)
руководства должен всегда быть связан с достижением цели, явно желанной,
но почти (не абсолютно!) недостижимой. Дети теряют всякий интерес к делу,
когда и общество и семья ставят перед собой только такие цели, которых
ничего не стоит достичь или которые вообще уже достигнуты. С этой точки
зрения совершенно не важно, какая это цель - идеалистическая или
эгоистическая. Главное то, что необходимо какое-то усилие и детям можно -
и даже необходимо - принять в этом участие. Собственно говоря, их
побуждают стать взрослыми.
Чтобы разрешить проблемы надцатилогии, необходимо, как видим, создать
такое общество, в котором у молодых есть своя роль и они становятся не
бунтовщиками и не просто учениками, а младшими членами бригады. Громче
всех клеймят непокорную молодежь старики, стоящие во главе организаций,
где никому моложе шестидесяти лет никогда не приходилось заниматься
чем-либо, кроме подсобной работы. Если их хорошенько припугнуть, эти
престарелые автократы иногда вдруг возносят на самый верх кого-то из самых
молодых. Но вот уйти в отставку они никак не согласны! А в таком случае
создается взрывоопасная ситуация и мы делаем вывод, что молодежь
просто-напросто бунтует. Но мы так дрожим за те основы, которые грозят
ниспровергнуть, что редко замечаем, какой вред наносится самой молодежи.
Потому что выкрикивание лозунгов - все равно, брошенных ли Малькольмом X.
или председателем Мао - это же признак умственной отсталости. И юность не
проходит невредимой через годы, заполненные гонками и грохотом, враньем и
наркотиками. Даже если это не отразится на физическом здоровье, то
возможность, которой они пренебрегли, - возможность пораньше достичь
интеллектуальной зрелости - потеряна, и теперь ее уже не воротишь.

В ПОИСКАХ ВЫХОДА
Всякой хозяйке дома, даже если у нее и нет -надцатилетних детей, все же
приходится переживать минуты уныния и отчаяния; но стоит только с
кем-нибудь поделиться, как все проходит. Однако бывают времена, когда не
так уж просто справиться со скукой и тошнотворной тоской. Женатый мужчина
природным иммунитетом в этом отношении тоже не обладает, и вполне
допустимо, по крайней мере теоретически, что он выходит из строя
одновременно со своей женой. Впрочем, это хотя и допустимо, но столь же
маловероятно, как если бы две свечи догорели в один и тот же миг.
Учитывая, насколько эта ситуация маловероятна, можно скорее предположить,
что, когда один из супругов расклеивается, другой при этом подтягивается.
Если пока что исключить случаи, когда оба одновременно отравились одним и
тем же омаром, то можно считать, что в каждый данный момент один из двоих
полон энергии и жизнерадостности. Тот, кому на этот раз не повезло,
начнет, наверное, жаловаться, на дороговизну, на то, что с дочерьми
никакого сладу нет, что дом сырой и промозглый, а все лучшие друзья
разлетелись кто куда. Если бы она могла убежать от всего этого! Но ведь на
самом деле ей нужно бежать от самой себя. Тут представляется на выбор
несколько выходов, и проще всего - взять да и заболеть. Но этот способ
хорош, только если в доме остается кто-то внимательный, ласковый и
здоровый.
То, что болящий в этом случае содействует болезни, обычно видно по
тому, когда и почему болезнь начинается. Будем считать, что микроб
присутствует постоянно, а жертва подсознательно складывает оружие как раз
в то время, когда ей надо заболеть. Для некоторых людей нет никакой другой
возможности хоть немного передохнуть. В определенный момент, когда гости
разъехались или дети отправлены в школу, температура подскакивает,
начинаются боли, слабость становится непреодолимой и болезнь вступает в
свои права. Заметим, чтобы не было недоразумений, что это вовсе не
симуляция. Недомогание подлинное, симптомы не вымышлены, болезнь будет
развиваться своим ходом, и осложнения в точности совпадут с описанными в
учебниках. И тем не менее ничего бы не произошло, если бы пациентка
подсознательно не дала свое согласие, ведь по разным обстоятельствам
ничего не случилось, пока болеть было совершенно невозможно и недопустимо.
Отчасти болезнь можно объяснить потребностью в отдыхе, но в эту форму
частично вылилось и желание сбежать от всего. Пока больная лежит в
постели, она не только избегает ежедневных обязанностей, но и избавляется
от своей обычной будничной личности. Она становится другим человеком -
быть может, даже мученицей, чей мужественный пример должен вдохновлять
окружающих. Чтобы только не быть в тягость своим друзьям, она борется
почти что до последнего издыхания. И лишь много времени спустя окружающие
постигают, как она страдала. Да, она была бледна и бессильна, но всегда
думала о других. Она была святее всех великомучениц и храбрее всех героев.
Но на ложе болезни, как и на поле брани, одного героизма мало. Героизм
должен иметь зрителей. Кто-то должен все видеть и сочувствовать, кто-то
должен заметить, как судорога боли сменилась слабой улыбкой покорности.
Тут нужна публика - сиделки, доктора, родственники, - и чем больше, тем
лучше; но уж один-то человек - это тот минимум, без которого все пойдет
прахом. Этот единственный человек чаще всего муж или жена, и ничто не
подвергает семейную жизнь такой опасности, как неумение сыграть эту роль
по всем канонам. Когда жена говорит: "У меня голова раскалывается",
хороший муж обязан высказать беспокойство, заметив, что она и вправду
неважно выглядит.
- Бедняжечка ты моя! Ты даже побледнела, теперь я вижу. У тебя,
наверное, и сердчишко пошаливает. Глотни-ка аспиринчику, а я сейчас намочу
полотенце. И сразу позвоню в клуб, скажу, чтобы вечером тебя не ждали на
заседании комитета.
Как не подивиться бесчувственности мужа, который, наоборот, считает все
жалобы жены чистейшей выдумкой.
- Странно, - заявляет он. - _С виду_ ты в полном порядке. Может, просто
не проспалась как следует после вчерашней вечеринки. Ну, увидимся после
заседания комитета!
Это пример бесчеловечной жестокости, когда муж просто закрывает глаза
на то, что его жена почти что при смерти. Страшно, даже подумать, что
такие мужчины ходят по земле, это же просто (чтобы не искать других слов)
чудовища в человеческом облике, садисты, для которых чужие страдания
ничто, зато сами они становятся совершенно несносными, если схватят
пустячный насморк. Но хуже всего доселе описанного то, что позволяют себе
люди, отвечающие жалобой на жалобу. Супружеские отношения зиждутся на том,
что в данный момент болеть имеет право только один из двоих. За тем, кто
пожаловался первый, закрепляется приоритет, а другой обязан оставаться
здоровым, пока на воображаемом светофоре не загорится зеленый сигнал. Но
некоторые нарушители тем не менее едут на красный свет, и орудием
преступления служит, к примеру, такой диалог:
- Ах, Том, мне плохо, голова кружится, я боюсь, что вот-вот потеряю
сознание.
- И мне тоже плохо, ну точь-в-точь как тебе, Мэйбл. Может, глотнуть
бренди?
- Меня тошнит.
- И меня! Видно, все этот салат с креветками. Я сразу заметил, что вкус
не тот.
- У меня сердце еле бьется, с перебоями...
- Да у меня сплошные перебои! Все от несварения желудка.
- Прямо не знаю, как дотяну до вечера. Бог свидетель, борюсь из
последних сил, но эта боль в груди меня доконает.
- Как, и у тебя то же самое? А я все думаю, не тромбоз ли у меня.
- Больше не могу. Придется лечь.
- Я и сам ложусь. Только уж ты сначала вызови врача, ладно?
Но ситуация, в которой произошла эта беда, явно нереальна. Муж и жена
не могут заболеть одновременно. Поведение Тома возмутительно, потому что
Мэйбл первая объявила о своей болезни. Когда она начала говорить "мне
плохо, голова кружится..." и т.д., он должен был вступить, как по сигналу,
и сказать: "Пойди приляг на диван, а я принесу тебе чашку чаю". Но он,
пренебрегая своим святым долгом, разглагольствует о собственных
воображаемых недомоганиях. Да так он в конце концов доведет бедную девочку
до безумия! Требовать сочувствия у женщины, которая сама в нем нуждается,
- это просто нанесение душевных ран. Мужей бросали и за меньшие
жестокости. Конечно, описанная нами воображаемая ситуация крайне серьезна,
и мы вправе задать себе вопрос, не рушится ли этот брак. Приходится
признать, что перспективы печальные, потому что муж не желает дожидаться
своей очереди. Всему свое время, и ни один муж не смеет болеть, пока жена
не выздоровеет.
Еще один вид спасительного "бегства", заменяющий болезнь или помогающий
выздоровлению, - это вымысел. Вымыслы поставляются нам телевидением и
радио, в виде беллетристики, кинофильмов или пьес. Все это служит одной
цели: отключиться от реальной окружающей жизни и хотя бы на время уйти в
иной, воображаемый мир. Некоторые дети целые дни напролет видят сны наяву,
почти не нуждаясь в поддержке телеэкрана или печатной страницы.
Телепоклонникам XX века приходится все меньше и меньше пускать в ход
воображение, и если Шекспир предлагал зрителям самим, по-своему вообразить
поле битвы, то современный продюсер обязательно должен живописать кровавую
сечу всеми цветами техниколора. Правда, подобные зрелища прерываются время
от времени обсуждениями и комментариями на тему дня. Но в конечном итоге
действительность так сплетается с вымыслом, что продюсер запутывается еще
больше, чем зрители. Когда невозможно отличить жизненную драму от
разыгранной, вымысел обычно производит впечатление более реальное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79