Но главной жертвой этой неуравновешенной личности оказались простые арабы-палестинцы. Как справедливо отмечал историк Элия Кедури, «именно семья Хусейни направляла политическую стратегию палестинцев вплоть до 1947 г. и привела их к полному провалу».Мрачным достижением Великого Муфтия явилась пропасть между еврейским и арабским руководством, через которую затем не удавалось перебросить мост. На конференции в Сан-Ремо в 1920 г., то есть за год до его назначения, британский мандат и Декларация Бальфура были официально объявлены частью Версальского урегулирования, а арабская и еврейская делегации сидели за одним праздничным столом в отеле Ройял. В феврале 1939 г., когда в Лондоне собиралась трехсторонняя конференция по урегулированию арабо-еврейских разногласий, арабы категорически отказались сидеть с евреями. Это было «заслугой» муфтия, именно он, по большому счету, толкнул их на односторонние действия, которые стоили арабам Палестины. Тем не менее, существовало первоначальное противоречие между интересами евреев и арабов, которое не могло вести к созданию унитарного государства, где обе нации имели бы равные права, но требовало какой-то формы раздела. Если бы этот факт осознали с самого начала, шансы на рациональное решение вопроса были бы гораздо реальнее. К несчастью, мандат рождался в версальскую эпоху, когда было повсеместно принято считать, что всеобщие идеалы и братские узы между людьми способны преодолеть самые древние и примитивные источники разногласий. Так почему бы арабам и евреям не развиваться гармонически и совместно под заботливым крылом Англии и надзором Лиги Наций? Но между арабами и евреями не было равенства. У арабов уже существовало несколько государств, а вскоре их стало еще больше. У евреев же не было ни одного. Аксиомой сионизма было то, что должно возникнуть государство, где евреи чувствовали бы себя в безопасности. Как же они могут чувствовать себя в безопасности, если не контролируют его? Это требовало унитарной, а не бинарной системы – установления не разделения власти, а еврейскую власть. В этом была сущность Декларации Бальфура, как объяснил собранию имперского правительства 22 июня 1921 г. министр по делам колоний Уинстон Черчилль. Артур Мейген, канадский премьер-министр, спросил его: «Как бы Вы определили нашу ответственность по отношению к Палестине в свете обязательств господина Бальфура?» Черчилль: «Честно стараться дать евреям шанс построить национальный очаг». Мейген: «И предоставить им контроль над правительством?» Черчилль: «Если с течением времени они будут составлять большинство в стране, то они, естественно, его получат». Мейген: «Пропорционально с арабами?» Черчилль: «Пропорционально с арабами. Мы ведь брали на себя и обязательство, что не сгоним арабов с их земли и не ущемим их политических и социальных прав».При таком подходе оказалось, что будущее Палестины будет определяться еврейской иммиграцией. Другой аксиомой сионизма было положение, что все евреи вольны возвратиться в национальный очаг. Британское правительство с самого начала согласилось с этим, точнее, сочло само собой разумеющимся. Во всех ранних дискуссиях о Палестине как национальном очаге предполагалось, что туда скорее поедет недостаточное количество евреев, чем слишком много. Как говорил Ллойд-Джордж: «Идея насчет того, чтобы искусственно ограничивать еврейскую иммиграцию, дабы евреи перманентно оставались в меньшинстве, никогда не приходила в голову никому из тех, кто формулировал политику. Это почиталось бы несправедливым по отношению к народу, о котором шла речь».Тем не менее, иммиграция вскоре стала ключевым вопросом, на котором сосредоточилось сопротивление арабов. И неудивительно, поскольку евреи, будучи в меньшинстве, сопротивлялись желанию Англии развивать предварительные органы власти. Как говорил Жаботинский: «Мы боимся и не хотим иметь здесь нормальную конституцию, так как палестинская ситуация сама не нормальная. Большинство «избирателей» еще не вернулись в страну». Так случилось, что этот совсем не бесспорный аргумент не был подвергнут проверке, поскольку арабы, по своим собственным причинам, также решили в августе 1922 г. не сотрудничать в политической области с англичанами. Но они знали с самого начала, что еврейская иммиграция есть путь к полной власти евреев, и их агитация была направлена на то, чтобы остановить ее. Сэмьюэл пал жертвой этой тактики. Одним из его проарабских жестов при вступлении в должность было разрешение на возобновление издания экстремистского арабского журнала « Фаластин» , закрытого турками в 1914 г. за «разжигание расовой ненависти». Это, а также назначение Великого Муфтия и тому подобные факты непосредственно привели к погрому в мае 1921 г., который был порожден страхом перед тем, что евреи «одержат верх». Ответом Сэмьюэла на бунты был временный, но полный запрет на иммиграцию евреев. Три корабля с евреями, бежавшими от ужасов в Польше и Украине, были повернуты обратно в Стамбул. Сэмьюэл настаивал на том, что, как он выражался, «необходимо осознать со всей определенностью», что «массовая иммиграция невозможна». Он заявил Дэвиду Эду, что не желает иметь «вторую Ирландию» и что «сионистскую политику проводить нельзя». Это вызвало болезненную реакцию у евреев. Эду обозвал Сэмьюэла «Иудой». Руппин сказал, что «в их глазах» он стал «предателем еврейского дела». «Еврейский национальный очаг, обещанный в дни войны, – жаловался Вейцман Черчиллю в июле 1921 г., – обратился в арабский национальный очаг».Это было преувеличением. В 20-е годы еврейский национальный очаг действительно развивался медленно, но ограничение иммиграции англичанами не было главным сдерживающим фактором. После трудностей первого года Сэмьюэл стал вполне успешным администратором, а его преемник, лорд Плюмер (1925-28), еще более удачным. Создавались современные службы, укреплялись законность и порядок, и, впервые за много столетий в Палестине наметилось умеренное, но процветание. Однако евреям не удалось воспользоваться этой ситуацией для быстрого построение Иишува , которое позволила Декларация 1917 г. Почему?Одной из причин было то, что еврейские лидеры не были едины во взглядах как на цели, так и средства. Вейцман был человек терпеливый, который всегда считал, что созданние сионистского государства потребует длительного времени, и чем солиднее будет создаваться инфраструктура и фундамент, тем больше шансов на его будущее выживание и процветание. Он был готов работать в темпе, предложенном Англией. Ему бы хотелось, чтобы в Палестине в первую очередь возникали социальные, культурные, образовательные и экономические институты, которые были бы крепки и прочны. Как он говорил, «Нахалал, Дегания, Университет, электрозавод Рутенберга, концессия Мертвого моря имеют для меня большее политическое значение, чем все обещания великих правительств и великих политических партий».У других еврейских лидеров были свои приоритеты. В 20-е годы крупной политической фигурой в Израиле стал Давид Бен-Гурион. Для него самое большое значение имела политическая и экономическая природа сионистского общества и государства, которое оно создаст. Он приехал из Плонска (территория русской Польши) и, подобно тысячам умных молодых « остъюден» , верил, что «еврейский вопрос» никогда не удастся решить в рамках капитализма. Евреям следует вернуться к своим коллективистским корням. Большинство евреев-социалистов в России пошли по марксистскому пути интернационализма, утверждая, что еврейство – просто сочетание отмирающей религии с буржуазно-капиталистическим обществом и исчезнет вместе с ними. Нахман Сыркин (1868–1924), ранний сионист-социалист, настаивал на том, что евреи – отдельный народ со своей собственной судьбой, но утверждал, что ее можно осуществить лишь в коллективистском государстве, основанном на кооперации, а потому национальный очаг должен быть с самого начала социалистическим. Бен-Гурион придерживался той же точки зрения. Его отец, Авигдор Груэн, был убежденным сионистом, который отдал сына учиться в современную еврейскую религиозную школу, а частные педагоги учили мальчика светским предметам. Бен-Гурион, бывало, называл себя марксистом, однако в результате воспитания Библия, а не «Капитал», стала для него главной книгой, хотя он и почитал ее как учебник истории и руководство в мирских делах. Ко всему прочему он был еще еврейским вундеркиндом, но таким, чья огромная воля, страсть и энергия преобразовывались в активную общественную работу, а не в учебу. В 14 лет он руководил детской сионистской группой. В 17 – был активным членом сионистской рабочей организации Поале-Цион. В 20 лет он стал поселенцем в Эрец-Израэль, членом Центрального комитета партии и в октябре 1906 г. – автором ее первой политической платформы. В молодости Бен-Гурион активно действовал на международной сцене. Он жил в еврейских общинах в Салониках, Стамбуле и в Египте. В Первую мировую войну он проводил много времени в Нью-Йорке, организуя бюро Ге-Галуц, которое направляло потенциальных переселенцев в Палестину, успел также послужить в Еврейском легионе. Но, независимо от рода занятий, три его принципа оставались неизменно в силе. Первое. Главное – чтобы евреи стремились вернуться на свою землю; «единственный настоящий сионизм – это заселение нашей земли; все остальное – самообман, пустая болтовня и потеря времени». Второе. Структура новой общины должна способствовать этому процессу в социалистических рамках. Третье. Культурно-языковой связкой сионистского общества должен служить иврит. Бен-Гурион никогда не изменял этим трем принципам. Правда, средства, при помощи которых он стремился претворять их в жизнь, менялись. И это тоже стало сионистской традицией. В течение прошедшего столетия сионистские политические партии претерпевали постоянные мутации, но мы не будем стараться проследить их в подробностях. Сам Бен-Гурион был выдающимся создателем и «разделителем» партий. В 1919 г. он открывает организационную конференцию партии Ахдут га-Авуда. Десятью годами позже (1930) он соединяет ее с политическим крылом Поале-Цион, образовав Мапай, Сионистскую партию труда. Более солидным и стойким был Гистадрут, сионистское профсоюзное движение, генеральным секретарем которого он стал в 1921 г., он превратил в нечто намного большее, чем федерация профсоюзов. В соответствии со своими принципами он сделал профсоюзы своеобразным агентом по заселению земель, активным проводником сельскохозяйственных и промышленных проектов, владельцем и спонсором которых он был, став в дальнейшем главным собственником земли и имущества, столпом сионистско-социалистического истэблишмента. Именно в 20-е годы Бен-Гурион заложил фундаментальные основы будущего сионистского государства. Но это отнимало у него время и энергию, и, хотя конечной целью всех его усилий было ускорение иммиграции, немедленных результатов, тем не менее, не было. Инфраструктура формировалась, но люди, ее заполняющие, не спешили приезжать. Это было основной заботой Жаботинского. Главной и приоритетной задачей он считал необходимость как можно скорее привезти в Палестину максимально возможное количество евреев, чтобы они могли организовываться для политического и военного укрепления государства. Конечно, было важно проводить в жизнь, как говорил Вейцман, специальные образовательные и экономические проекты. Но прежде всего – количество прибывающих евреев. И столь же правильно, как настаивал Бен-Гурион, осваивать землю. Но все же сначала – количество. Жаботинский иронизировал по поводу того, что Вейцман и Бен-Гурион со своими принципами позволяют себе выбирать поселенцев. Бен-Гурион предпочитал халуцим , пионеров, готовых заниматься тяжелым физическим трудом, чтобы избавиться от зависимости от арабской рабочей силы. И он и Вейцман враждебно относились к религиозному крылу сионизма, которое основало в 1902 г. партию «духовного центра» Мицрахи, а в 1920 г. перенесло свою деятельность в Палестину. Мицрахи стала создавать свою сеть школ и институтов, параллельную светской, и проводить собственную кампанию по иммиграции. По мнению Вейцмана, Мицрахи поощряла не тот тип иммигрантов – а именно евреев из гетто, особенно из Польши, которые не желали работать на земле, а хотели бы поселиться в Тель-Авиве, создавать капиталистические концерны и, если хватит ловкости, спекулировать землей. В 1922 г. Черчилль, который всегда был просионистом, покончил с запретом на иммиграцию. Однако его Белая Книга, опубликованная в этом году, впервые требовала, чтобы иммиграция, при отсутствии ограничений, отражала бы «экономическую способность страны принимать в данный момент вновь прибывающих». На практике это означало, что евреи могли получить визу на поселение, предъявив 2500 долларов, что, по мнению Вейцмана, вело к преобладанию капиталистических иммигрантов типа Мицрахи. Жаботинский же считал, что такой подход не особенно важен, главное – количество иммигрантов. Ему был не по душе темп заселения, предложенный Вейцманом и английским правительством, которые готовы были ждать сотни лет, лишь бы еврейская Палестина стала нацией халуцим . Он жаждал быстрого роста иммиграции, и надо признать по прошествии лет, что у него было более точное ощущение действительности, чем у тех двоих. Для Жаботинского была неприемлема та организация иммиграции, которую предложили англичане. Он хотел, чтобы этим занимались еврейские политики, первоочередной своей задачей считавшие формирование государственных структур. Поэтому в 1923 г. он вышел из сионистского руководства и двумя годами позже основал Союз сионистов-ревизионистов, чтобы максимально использовать ресурсы еврейского капитализма и привести в Палестину «максимальное число евреев в кратчайший период времени». Он привлек большое число сторонников в Восточной Европе, особенно в Польше, где боевое молодежное крыло ревизионистов, Бетар, организатором которого был юный Менахем Бегин, уже было хорошо организовано, носило форму, маршировало и училось стрелять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121