Евреи составляли 1/24 населения России. Около 95% их было сосредоточено в черте оседлости, занимавшей 1/23 часть империи, причем подавляющее большинство было заперто в городах и штетлях, которые занимали всего 1/2000 территории. В паспорте еврея указывалось, что он – еврей и где ему можно селиться. Даже в пределах черты оседлости большая часть территории была закрыта для евреев, а «легальные» части имели свойство постоянно сокращаться. Евреи не допускались в Севастополь и Киев. Территория Дона была внезапно выведена из черты оседлости, а за ней Кубань и Терек; потом пришел черед курорта Ялты, причем в этот момент оттуда вполне могли выгнать недолечившегося от чахотки еврейского студента. Евреи, желавшие воспользоваться кавказскими минеральными источниками, должны были сдавать специальный экзамен армейскому офицеру. Ряд курортов оставался «открытым», но на их посещение существовала квота: так, в сезон в Дарницу допускалось не более 20 еврейских семей. Прочие курорты в пределах черты оседлости были вообще закрыты для евреев при любых обстоятельствах. Существовали привилегированные категории евреев, которым разрешалось передвигаться и даже селиться за пределами черты: отставные солдаты, выпускники институтов, «полезные торговцы», а также «механики, винокуры, пивовары и ремесленники, занимающиеся своим ремеслом». Но им требовались специальные бумаги, которые было очень нелегко получить и требовалось периодически обновлять. Все эти категории имели тенденцию к урезанию, особенно после 1881 года. Так, внезапно было принято решение о том, что из бывших солдат льготой могут пользоваться лишь те, кто служил до 1874 года. Купцам вдруг запрещали брать с собой приказчиков и слуг. Из числа привилегированных ремесленников были вычеркнуты табачники, настройщики роялей, мясники, ремонтники резиновой обуви, каменщики, плотники, штукатуры, садовники. Особенно серьезным ограничениям подвергались работающие женщины – за исключением проституток. Кстати, проституток, которые прекращали усердно работать (за деньги), полиция быстро выслеживала и возвращала в гетто. Акушерка еврейской национальности, имевшая разрешение на практику вне черты, не могла брать с собой детей, если только ее муж не был тоже «привилегированной персоной».Студенты, получившие диплом за границей, в результате антиеврейской квоты в российских университетах не имели привилегированного статуса. На Кавказе так называемые горные евреи, утверждавшие, что их предки были депортированы туда Навуходоносором в 597 году до н.э., имели право проживания, но не могли переехать куда-либо еще. Евреи, имевшие разрешение жить за пределами черты, не могли оставить у себя на ночь даже сына или дочь, если те не относились к привилегированным. Фактически привилегированные евреи сталкивались с целым рядом ограничений за пределами черты оседлости; если они нарушали эти правила, то для первого раза их штрафовали, а на второй – высылали. Эти правила были исключительно сложными и постоянно изменялись в результате голосования в сенате, министерских циркуляров, постановлений местных властей, а также произвольных решений администраторов различного уровня. Следование всем этим постоянно изменяющимся правилам представляло собой совершенный кошмар для всех, кроме, конечно, продажного полицейского или бюрократа. Приезжие с Запада бывали потрясены зрелищем толпы испуганных евреев, которых гнал по улицам полицейский конвой, – результат ночной облавы. Полиции разрешалось вламываться ночью в дом с применением любой необходимой силы и требовать у каждого документального подтверждения его права на проживание, независимо от возраста и пола. Тот, кто не мог дать его, немедленно забирался в полицейский участок. Евреев постоянно унижали перед лицом соседей-неевреев, тем самым как бы подчеркивая, что они – не такие, как все, недочеловеки, и пробуждая инстинкты погрома. Даже в первоклассных гостиницах полиция останавливала и допрашивала людей с «еврейской физиономией». Она вполне могла запретить пребывание известных иностранцев, как поступили, например, с Оскаром Страуссом, американским послом в Константинополе. Еврейским пианистам разрешали участвовать в Международном конкурсе Рубинштейна в Санкт-Петербурге, но только при условии, что они не будут ночевать в городе. Время от времени полиция устраивала массовую «охоту на евреев». В Баку полиция однажды окружила биржу, арестовала всех евреев и доставила их в участок, где каждому пришлось доказывать свое право на проживание. В Смоленской губернии в 1909 году конная полиция окружила город Починок, но выявила только десять «нелегалов»; в результате прочесывания окрестных лесов удалось отловить еще 74. Закон о поселении развращал полицию, которая занималась поборами с евреев. Когда этот бизнес становился менее доходным, полицмейстеры подстрекали православных подавать петиции с требованиями высылки евреев под предлогом того, что они «возбуждают местное беспокойство». После этого бедных евреев изгоняли, а из богатых выколачивали деньги. Бедняки, возвращаясь в черту оседлости, становились растущей социальной проблемой. Например, в Одессе свыше 30% бедняковевреев жили за счет еврейской благотворительности. Впрочем, с законов о проживании еврейские неприятности только начинались. Правительство требовало от местных еврейских общин определенного количества призывников-рекрутов, не принимая при этом во внимание уровня эмиграции. При пропорциональном подходе евреи должны были бы обеспечить не более 4,13% рекрутов. Правительство требовало 6,2%. Реально призывалось около 5,7%, что давало повод официальным жалобам на «дефицит евреев», тем самым провоцируя антисемитский ропот на то, что евреи, дескать, уклоняются от призыва. Фактически они давали на 20-35% призывников больше, чем следовало бы. С 1886 года семьи несли юридическую ответственность и подвергались большим штрафам за уклонение от призыва; уклониться можно было, но за большую взятку. Загоняя силой евреев в солдаты, государство одновременно ограничивало их возможности на воинской службе. Евреи не допускались в гвардию, во флот, в пограничную и карантинную службу, жандармерию, комиссариаты и на канцелярские должности. В 1887 году им запретили поступать во все военные учебные заведения и сдавать армейские экзамены, тем самым лишая их возможности стать офицерами. В 1888 году для них закрылись армейские аптеки, в 1889 – военные оркестры. Для всех евреев была закрыта любая государственная служба в Москве и Санкт-Петербурге. Теоретически еврей, имевший степень магистра или доктора, мог претендовать на ряд должностей в любом месте, но, как сообщает Вульф, «не пройдя через таинство крещения, еврею практически было невозможно соблюсти все предварительные условия, чтобы стать государственным служащим». В государственных учебных заведениях не было ни одного еврея-учителя. Не было ни одного евреяпрофессора в университетах – только небольшое количество доцентов. Не было евреев в Министерстве юстиции, не было следователей; был один-единственный судья (назначенный во время последнего «либерального» периода). Министерские циркуляры запрещали назначать евреев на полицейские должности; их можно было использовать лишь в качестве шпиков и информаторов. Евреи составляли большинство городского населения в шести ключевых регионах, а во многих городах они были подавляющим большинством; тем не менее им не позволялось ни голосовать, ни быть избранными на муниципальных выборах; в пределах черты оседлости правительство могло их «назначать» только до одной десятой общего количества. Евреи не допускались в суды, в попечительские советы больниц и приютов. С 1880 года им было запрещено практиковать в качестве нотариусов, а с 1890 – в качестве адвокатов (без специального разрешения; по словам Вульфа, за 15 лет такое разрешение не было выдано ни разу). Им запрещалось покупать и арендовать землю, а также быть землепользователями вне пригородов городов и штетлей в пределах черты оседлости. Они не могли даже приобретать землю для кладбища. Так же, как и в случае с воинской службой, евреев обвиняли в том, что они, мол, не желают обрабатывать землю, но на практике существующие порядки делали это просто невозможным, что и погубило немногочисленные еврейские сельскохозяйственные колонии, которые были созданы. Более того, боязнь, что евреи смогут обходить законы о землевладении, привлекая к своим сделкам третью сторону, вызвала к жизни массу дополнительных положений касательно партнерства и акционерных обществ. В результате многие компании стали исключать евреев даже из числа акционеров, и этот факт стал специально отображаться на акциях. Закон не допускал евреев в горную промышленность, и целый ряд положений был направлен на то, чтобы не допустить их к каким-либо сделкам с золотом, нефтью, углем и другими минералами. После законов о проживании наиболее ненавистными для евреев были антисемитские законы об образовании. Евреи совершенно не допускались в такие высшие учебные заведения, как Санкт-Петербургский институт гражданских инженеров, Военно-медицинская академия, Санкт-Петербургский электротехнический институт, Московская сельскохозяйственная академия, Санкт-Петербургское театральное училище, Харьковский ветеринарный институт и различные горные институты. Их допуск в средние учебные заведения определялся системой квот, или numerus clausus. Они могли занимать там до 10% мест в пределах черты, до 5% – вне ее и всего 3% – в Москве и Санкт-Петербурге. 25 тысячам школ чедарим с 300 тысячами учеников было запрещено учить русскому языку, чтобы не дать детям получить законченное среднее образование. В результате этих мер число евреев в средних школах катастрофически падало; родители, отчаянно боровшиеся за то, чтобы их дети получили образование, зачастую подкупали школьных директоров-неевреев, у которых на этот счет существовала определенная такса. Антиеврейские законы царской России блистательно способствовали коррумпированию всех элементов государственной службы. Они представляли собой любопытный мост между прошлым и будущим, связывавший средневековые гетто с советским рабским государством. Что им не удалось сделать, так это «решить» еврейский вопрос. Фактически, радикально настраивая евреев, они в конце концов, если так можно выразиться, решили царский вопрос. Несмотря на все ограничения, часть евреев продолжала процветать. Дискриминация базировалась на чисто религиозном основании, и, окрестившись, евреи могли ее полностью обойти – по крайней мере, теоретически. Например, в российском музыкальном мире Антон Рубинштейн (1829–1894) и его брат Николай (1835–1881), дети крещеных родителей, много лет возглавляли Петербургскую и Московскую консерватории и господствовали на музыкальной сцене во время великой эпохи русской симфонии и оперы. Даже некрещеные евреи ухитрялись процветать в быстро развивающейся экономике, занимая сильные позиции в пивоварении, табачной, кожевенной и текстильной промышленности, переработке зерна, банковском деле, кораблестроении, железнодорожном хозяйстве и, несмотря на запреты, в нефтяной и горнодобывающей промышленности. В то же время правительственные акты не сделали ничего, чтобы сократить антисемитизм. Как раз наоборот. В то время, как крещеные и ловкие евреи неплохо устраивались, закон разорял и криминализировал других, так что этнические русские в конце концов и завидовали этой нации, и презирали ее, обвиняя евреев одновременно в том, что они и надушенные и грязные, богатеи и нищие, жадные и голодные, хитроумные и глупые, бесполезные и слишком «полезные». Чего только не было намешано в русском антисемитизме! Царский режим преследовал и другие национальные меньшинства, кроме евреев, но при этом он весьма успешно стравливал их друг с другом, особенно возбуждая поляков, литовцев, украинцев и казаков против евреев. Фактически в это время Россия – единственная страна в Европе, где антисемитизм был официальной политикой правительства. Он приобретал разнообразнейшие формы – от организации погромов до издания фальсифицированных « Протоколов сионских мудрецов». Целью правительства являлось как можно более быстрое и резкое сокращение еврейского населения. Некоторое представление о менталитете царского режима можно получить из дневников Теодора Герцля, который беседовал в 1903 году с рядом министров в Санкт-Петербурге, чтобы заручиться поддержкой своей сионистской программы. Министр финансов, граф Сергей Витте, по царским стандартам – либерал, говорил ему: «Следует признать, что евреи дают достаточно оснований для враждебности. Разумеется, вокруг них существует определенное предубеждение. Большинство евреев бедны и, будучи бедными, производят грязное и отталкивающее впечатление. Они замешаны в целом ряде нечистоплотных дел, от сутенерства до ростовщичества. То есть, как Вы понимаете, друзьям евреев нелегко их защищать. Тем не менее, я – друг евреев».Герцль так комментировал это заявление: «Ежели так, то, конечно, нам не надо врагов». Витте жаловался на то, что многие евреи участвуют в революционном движении. Герцль: «И чему Вы это приписываете?» Витте: «Я думаю, ошибкам нашего правительства. Евреи слишком угнетены. Я говорил покойному царю, Александру III: «Ваше Величество, если бы было возможно утопить шесть-семь миллионов евреев в Черном море, то я бы это с готовностью поддержал. Но, раз это невозможно, нужно дать им жить». Ну, и чего Вы хотите от российского правительства?» Герцль: «Определенного поощрения». Витте: «Но ведь евреев и так поощряют – эмигрировать. Пинком в зад, например».Первый современный погром в России произошел в 1871 году в Одессе. Он был инспирирован главным образом греческими торговцами. В основе большинства беспорядков 1870-х годов лежал этнический момент, и в своем антисемитизме были особенно усердны славянские националисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121