А затем добавляется: «Для нечистого пусть возьмут пепла той сожженной жертвы за грех, и нальют на него живой воды в сосуд; и пусть кто-нибудь чистый возьмет иссоп, и омочит его в воде, и окропит шатер и все сосуды и людей, которые находятся в нем, и прикоснувшегося к кости человеческой, или к убитому, или к умершему, или ко гробу».Жертва (телица) должна быть рыжей и «без порока, у которой нет недостатка, и на которой не было ярма». И, самое важное, критическую часть операции должен был произвести, дабы избежать осквернения, Елеазар, наследник Аарона. Когда он приготовит смесь, она должна храниться в «чистом месте» до того момента, когда потребуется. Авторитеты настаивали на том, что настоящие жертвы – вещь дорогая и редкая: если у животного хотя бы два волоска не рыжие, его пепел уже не годится. Они расходились во мнениях, сколько жертв было некогда сожжено: одни говорили – семь, другие – девять. После разрушения Храма уже нельзя было приготовить новый пепел. Оставшийся запас постепенно использовался для очищения тех, кто контактировал с мертвыми, вплоть до периода Аморы. Затем он пришел к концу, и очищение стало невозможным – до тех пор, пока не придет Мессия, чтобы сжечь десятую телицу и приготовить новую смесь. А поскольку правила чистоты были и есть весьма строги, особенно в вопросах контакта с умершими, то мнение раввинов сводится к тому, что в настоящее время все евреи нечисты в ритуальном смысле. Но раз не имеется пепла для их очищения, то ни один еврей не может взойти на Храмовую Гору. Закон о Рыжей Телице приводится в качестве выдающегося примера гукки , иудаистского правила, которому нет рационального объяснения, но которому необходимо строго следовать, поскольку оно установлено свыше, причем предельно конкретным образом. Это образчик правила, которое вечно было поводом для насмешек со стороны неевреев. Одновременно это было одно из правил, которые евреи безоговорочно соблюдали, невзирая на все неудобства, и тем сохраняли свою идентичность. Так, например, как минимум с 1520 г. евреи молились у Западной Стены, но никак не за ней. После того как еврейский квартал Иерусалима пал в 1948 г., арабы перестали давать евреям не только пользоваться Западной Стеной, но и даже смотреть на нее издали. Это продолжалось 19 лет. С возвращением в 1967 г. в Старый Город евреи вновь получили доступ к Стене, и в первый день Шаббата в этом году четверть миллиона евреев-ортодоксов устремилась туда для молитвы. Все пространство перед Стеной было расчищено и вымощено. Однако, что касается доступа евреев на Храмовую Гору, с этим ничего нельзя было поделать. К каким только раввинистским ухищрениям ни прибегали, лишь бы позволить евреям вступить хотя бы в часть этой зоны. Но, в конце концов, мнение раввинов свелось к следующему: вся зона считается запретной для евреев, которые действительно веруют. И главный раввинат вместе с министерством по делам религий развешал объявления, запрещающие евреям посещать Гору под страхом карета («искоренения», или потери вечной жизни). Тот факт, что тысячи евреев игнорировали это предупреждение, использовали как свидетельство бессилия раввинов. Однако тот факт, что большое число благочестивых евреев удержались от посещения этой зоны, несмотря на огромную тягу, столь же важен, если не сказать более. У иерусалимских раввинов была еще и дополнительная причина проводить жесткую линию в этом вопросе. Они хотели отбить у простых евреев охоту приравнивать военные победы сионистов, вроде возвращения Старого Города, к исполнению мессианских пророчеств. Тот же аргумент использовался и при обсуждении предложений о восстановлении Храма. Надо сказать, что попытка претворить подобное предложение в жизнь встретила бы ожесточенное сопротивление всего мусульманского мира, так как былое основание Храма в настоящее время занято двумя исламскими сооружениями огромного исторического и художественного значения. Тем не менее, эту идею обсуждали с характерной для раввинов основательностью. Разве не восстановили евреи Храм по велению Господню, вернувшись из первого, вавилонского изгнания, и разве нельзя это считать прецедентом теперь, по окончании великого изгнания? Нет, ссылаться на этот прецедент можно будет лишь тогда, когда на этой земле заживет большинство евреев, а пока этого не произошло. Но разве во времена Ездры Храм не был восстановлен, хотя число евреев, возвратившихся из Вавилона, было меньше, чем теперь? Да, это так, но на сегодня веления Господня не поступало; Третий Храм будет воздвигнут сверхъестественным образом в результате прямого вмешательства Бога. Но ведь подобный аргумент уже использовался некогда против сионизма как такового; разве жизнь не доказала его ложность? Ведь и сооружение Первого Храма приписывали Богу, хотя построил его, несомненно, Соломон. Да, конечно; но, с другой стороны, Храм не мог быть сооружен во времена Давида, так как последний был воителем, и необходимо было дождаться мирной эпохи Соломона. Так и сегодня: пока не наступит окончательный мир, Третий Храм не может быть сооружен. Но даже тогда потребуется настоящий пророк, чтобы вдохновить на такую акцию, не говоря уже о таких подробностях, как то, что утрачены детали сооружения, которые Господь сообщил лично Давиду. Да, утрачены; но в то же время детали Третьего Храма описаны в Книге Иезекииля. Возможно, но, отложив в сторону технические вопросы, примем во внимание, что нынешнее поколение не готово и не желает восстанавливать Храм и вернуться к былому служению Богу. Для последнего потребовалось бы духовное пробуждение. Именно так, но разве можно представить себе лучший способ духовного пробуждения, чем приступить к восстановлению Храма? Так и шел этот обмен аргументами и контраргументами, пока большинство не решило: пока ничего нельзя сделать. Было отвергнуто даже предложение совершить ритуальное жертвоприношение пасхального агнца, поскольку, во-первых, неизвестно, где точно находился алтарь, во-вторых, были определенные сомнения в родословной нынешних коэнов, или коханим , и, не в последнюю очередь, хотя и в-третьих, слишком мало известно о ритуальной одежде священнослужителей, чтобы ее можно было точно воссоздать. Храм и все споры вокруг него олицетворяют религиозное прошлое, которое является живой связующей силой в новом обществе Израиля. Но существует и светское прошлое, от которого стремились уйти, создавая сионистское государство. Его символом был Холокост; даже больше, чем символом, – прискорбной реальностью, в тени которой создавалось молодое государство и которая накрепко осталась в коллективной памяти нации. Иудаизм всегда был сосредоточен не только на законе, но и, так сказать, на его логическом завершении – справедливости. Бесконечно повторяющейся и прискорбной особенностью еврейской истории в Изгнании были бесчисленные обиды, нанесенные евреям как таковым, и неспособность общества неевреев воздать обидчикам по заслугам. Еврейское государство было, по крайней мере, частично, ответом на величайшую из всех несправедливостей. Одной из его задач было стать орудием возмездия и показать всему миру, что евреи наконец-то могут нанести ответный удар и воздать по Закону тем, кто был к ним несправедлив. Преступление Холокоста было столь грандиозно, что и Нюрнбергские процессы, и механизмы справедливой расплаты, функционировавшие, как мы рассказывали, в ряде европейских стран, были, попросту говоря, неадекватны. Уже в 1944 г. департамент Политического управления Еврейского агентства, который возглавлял тогда будущий премьер-министр Моше Шарет, начал собирать материалы по нацистским военным преступникам. После образования Израиля выслеживание виновных и организация их встречи с правосудием стали обязанностью ряда израильских служб, в том числе секретных. Деятельность эта не ограничивалась рамками Израиля. В ней приняли участие многие еврейские организации, национальные и международные, включая Всемирный еврейский конгресс. Включились в нее и те, кто выжил. В 1946 г. Симон Визенталь, 38-летний чешский еврей, который провел 5 лет в различных лагерях, включая Бухенвальд и Маутхаузен, организовал вместе с 30 другими бывшими узниками лагерей Еврейский центр исторической документации, который в конце концов нашел постоянное пристанище в Вене. Он сосредоточил свою деятельность на поиске нацистских преступников, не представших перед судом, а потому и не осужденных. Холокост стал предметом интенсивных исследований в научных и образовательных целях, и прежде всего эта деятельность должна была привести к воздаче преступникам должного. К 80-м годам только в университетах США и Канады существовало 93 курса исследований Холокоста, а также 6 исследовательских центров, посвященных исключительно этому вопросу. В Лос-Анджелесе, в Центре исследований Холокоста имени Визенталя, была использована новейшая техника, чтобы создать, как это называли, «многоэкранный с многоканальным звучанием аудиовизуальный образ Холокоста»; в состав комплекса входил экран в форме арки размером 12 метров высотой и 7 метров длиной, три кинопроектора со специальной оптикой «Синемаскоп», 18 диапроекторов и пентафоническая аудиосистема, причем все это контролировалось и синхронизировалось центральным компьютером. Эта деятельность по воссозданию реальных событий не может показаться излишней, если учесть, сколько в это время предпринималось попыток антисемитами доказать, что ничего этого не было совсем или же хоть и было, но было уж слишком преувеличено. Но, конечно, главной целью сбора документов о Холокосте оставалась справедливость. На счету лично Визенталя свыше 1100 нацистов, переданных в руки правосудия. Он собрал значительную часть материала, который позволил израильскому правительству опознать, арестовать, судить и приговорить человека, который после Гиммлера был главным администратором-палачом Холокоста – Адольфа Эйхмана. Агенты Израиля арестовали его в Аргентине в мае 1960 г. и тайно доставили в Израиль; ему было предъявлено обвинение по 15 статьям закона 1950 г. о наказании нацистов и их пособников. Суд над Эйхманом имел по ряду причин важное значение, реальное и символическое, для израильтян и еврейского народа в целом. Он самым наглядным образом показал, что прошло время, когда те, кто убивал евреев, оставались безнаказанными, и что нигде в мире нет такого места, где бы они могли спрятаться. Процесс освещался 976 иностранными и 166 израильскими корреспондентами и, в силу особенностей обвинения, которое охватывало как Холокост в целом, так и события, которые вели к нему, позволил донести до миллионов людей факты массового уничто-жения людей. Одновременно он демонстрировал методичную пунктуальность израильской юстиции в этой столь эмоциональной сфере. Первая реакция Эйхмана на задержание состояла в том, что он признался, что он – это он, и признал как свою вину, так и право евреев наказать его. 3 июня 1960 г. он заявил: «Если это способно сделать акт искупления более внушительным, я готов публично повеситься». Позднее он менее охотно сотрудничал со следствием и придерживался линии, хорошо знакомой еще с Нюрнберга: дескать, он был лишь винтиком в машине, исполняющим приказы кого-то другого. Надо сказать, что на этом суде обвинению противостояла активная, изобретательная, упорная и хитрая защита. Кнессет принял специальный закон, позволявший иностранцу (германскому советнику д-ру Роберту Серватиусу) защищать Эйхмана, причем правительство Израиля выплатило ему гонорар (в размере 30 000 долларов). Процесс был долгим и трудным; в частности, было нелегко доказать компетентность суда и его право судить обвиняемого, несмотря на обстоятельства его ареста. Тем не менее, соответствующее решение было принято 11 декабря 1961 г. Совокупность доказательств делала приговор неизбежным. 15 декабря 1961 г. Эйхман был приговорен к смертной казни, а 29 мая 1962 г. была отклонена его апелляция. Президент Ицках Бен-Цви получил прошение о помиловании и целый день в одиночестве размышлял над ним. В Израиле ни до, ни после никого не казнили, и многие евреи в стране и за ее пределами предпочли бы обойтись без петли. Но подавляющее большинство было согласно с приговором, и президент, как ни старался, не смог найти в деле никаких смягчающих обстоятельств. Одна из камер в тюрьме Рамла была специально оборудована для казни, для чего в полу был устроен люк, а над ним установлена виселица. Около полуночи 31 мая 1962 г. Эйхман был казнен, тело сожгли, а пепел развеяли над морем. Дело Эйхмана продемонстрировало эффективность, справедливость и твердость действий Израиля. Оно способствовало изгнанию призраков «окончательного решения» и было необходимым этапом в истории Израиля. Однако Холокост оставался фактом, определяющим израильское национальное сознание. В мае 1983 г. израильский Центр исследования общественного мнения Смита проводил опрос, касающийся отношения израильтян к Холокосту. Результаты показали, что подавляющее большинство израильтян (83%) видели в нем решающий фактор, определяющий их видение мира. Директор Центра Ханок Смит сообщал: «Холокост очень сильно повлиял на настроение израильтян, даже во втором и третьем поколениях». Причем отчетливо прослеживалось влияние Холокоста на исторические цели Израиля. Преобладающее большинство (91%) опрошенных считали, что лидеры Запада знали о массовый убийствах, но мало что сделали, чтобы спасти евреев; чуть меньшая доля (87%) были согласны с формулировкой: «Холокост научил нас, что евреи не могут полагаться на неевреев». Около 61% считали Холокост главным фактором образования Израиля, а 62% верили, что существование последнего делает повторение Холокоста невозможным. В итоге, подобно тому, как коллективная память о рабстве у фараонов преобладала в раннеизраильском обществе, так и Холокост формировал новое государство. В нем неизбежно присутствовало ощущение утрат. Гитлер истребил третью часть всех евреев, в первую очередь благочестивых и бедных, на которых в особенности держался иудаизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121