, в летней президентской резиденции Кэмп-Дэвиде, которую Бегин не без специфического юмора назвал «концлагерь-люкс». И потребовалось еще 6 месяцев, чтобы превратить соглашение в детальный текст договора. Достигнутый компромисс был уже подлинным, а потому и длительным. Египет признавал право Израиля на существование и гарантировал нерушимость его южной границы; тем самым он практически вычленил себя из военного баланса, впервые дав Израилю возможность почувствовать себя в настоящей безопасности. В обмен Израиль отдавал Синай вместе с нефтяными месторождениями, базами ВВС и поселениями, что с точки зрения Израиля имело существенное эмоциональное значение. Он даже был готов на уступки в вопросе о Западном Береге и Иерусалиме в обмен на дополнительный договор с палестинцами и другими арабскими государствами. Но эта готовность пойти на жертвы оказалась не востребована. Кэмп-Дэвид предложил палестинским арабам наилучшие шансы со времен ооновского плана раздела Палестины 1947 года. И вновь они пренебрегли ими, даже не попытавшись вступить в переговоры. В результате Иудея и Самария остались в руках Израиля, хотя и в виде «оккупированных территорий», а не международно признанных приобретений. Договор, как и любой исторический компромисс, потребовал от его участников значительных жертв. Бегину он стоил нескольких старых политических друзей. Садату, самому опасно-предательскому и отважно-щедрому из врагов Израиля, он стоил жизни. В историческом контексте израильско-египетский мирный договор имел колоссальное значение уже с момента подписания. С 1920-х годов источником силы арабов, как экономической, так и политической, всегда была нефть Персидского залива и Верхнего Ирака. Во второй половине 70-х эта нефтяная мощь неизмеримо выросла. В 60-е годы спрос на нефть возрастал быстрее, чем ее поставки. В 1973 г. эту тенденцию радикально усугубили политические акции средневосточных нефтяных государств в ответ на «Войну Судного Дня». Цены на нефть утроились, поднявшись с 3 до 10 долларов за баррель. К концу 1977 г. цена поднялась до 12,68 долл., в 1979-80 гг. она вновь утроилась, достигнув 38,63 долл. за баррель к концу 1980 г. Удесятерив доходы арабов от нефти, эта революция нефтяных цен стала огромным источником финансирования закупок оружия арабами и поддержки антиизраильского терроризма. Одновременно интенсифицировались дипломатические маневры арабов вокруг стран Запада и Третьего мира. Франция, например, построила Ираку современный атомный реактор, чей быстро развивающийся военный потенциал вынудил Израиль разбомбить его 7 июня 1981 г. Некоторые страны Третьего мира, поддавшись давлению арабов, разорвали с Израилем дипломатические отношения. Арабское влияние росло и в ООН, причем весьма энергично. В результате в 1975 г. Генеральная Ассамблея приняла резолюцию, приравнивавшую сионизм к расизму. Последователю муфтия Ясиру Арафату, лидеру главной арабской террористической группы, Организации освобождения Палестины, ООН и многие государства, ранее дружественные Израилю, присвоили статус главы правительства. Возникла реальная опасность того, что Израиль загонят в международное гетто, до того монопольно занятое Южной Африкой. На этом фоне мирный договор с Египтом и факт его полного выполнения обеими сторонами был серьезной поддержкой положения Израиля на мировой арене. Если бы палестинцы включились в этот момент в переговоры, нет сомнения, что Израилю пришлось бы отдать большую часть Западного берега. Но исторический шанс был упущен в пользу бесплодного терроризма, и «окно» захлопнулось. С 1981 по 1985 г. цена на нефть постепенно ползла вниз по мере того, как предложение приходило в равновесие со спросом. К январю 1986 г. она составляла 25 долларов за баррель, а в апреле упала ниже отметки 10, т. е. с учетом инфляции стала ниже, чем до Войны Искупления (Йом-Кипур). Баланс экономических и политических сил снова стал склоняться в пользу Израиля. На этом этапе, в конце 80-х годов, Израиль обладал Западным берегом уже в течение двадцати лет, и его границы, хотя местами и «временные», стали приобретать характер постоянных. По сути дела, ложность обоих аргументов, лежащих в основе отказа арабов от переговоров (иногда они говорили, что якобы время работает на них, а не на Израиль, а также проводили неправомерные аналогии со средневековыми государствами крестоносцев), была доказана первыми сорока годами существования Израиля. Израиль превратился в страну, способную обеспечить максимальную степень собственной безопасности, не пожертвовав своей первоначальной целью – свободой, и сохранившую гибкость в ведении переговоров и эмпиризм отцов-основателей. Оказалось, что время на стороне не арабов, а израильтян. Более того, сам факт, что арабы продолжали придерживаться линии на войну, побуждал к размышлению о категориях исторических границ Израиля даже израильских эмпириков. Официальная « Годовая книга правительства» за 1951-92 гг. отмечала: «Государство было сформировано лишь в части Земли Израильской». Множество евреев считали все новые победы Израиля моральным мандатом на расширение границ. Для благочестивых евреев в этом была рука Провидения, для светских – судьба. В 1968 г. главный раввин сефардов доказывал, что не возвращать завоеванные территории – религиозный долг. В том же году Киббуц Дати , представляющий религиозные коллективы, рекомендовал молитву ко Дню Независимости: «Расширь же границы нашей земли, как Ты обещал нашим праотцам, от реки Евфрата до реки Египетской. Возведи свой святой город, Иерусалим, столицу Израиля; и да установится там Твой храм, как в дни Соломона». Д-р Гарольд Фиш, ректор университета Бар-План, настаивал: «Есть лишь одна нация, кому эта земля принадлежит по доверию и завету, и это – еврейский народ. Никакие временные демографические изменения не могут поколебать тот факт, являющийся краеугольным камнем еврейской веры; как одна жена не может иметь двух мужей, так и одна земля не может принадлежать двум суверенным нациям». Победа 1967 г. породила также многопартийное движение под названием «Земля Израиля», которое стояло на том, что Государство Израиль, представляющее только израильских граждан, не имеет морального права отдавать хотя бы часть завоеванной Земли Обетованной, поскольку последняя является собственностью всего еврейского народа в целом и должна быть сохранена для грядущего воссоединения его, или Алии. Эта категория нео-сионистов, которые в подтверждение своей линии могли цитировать Герцля, Бен-Гуриона, а равно и Жаботинского, доказывала, что в Израиле поселилась пока лишь пятая часть мирового еврейства. Конечной же целью сионизма должно быть возвращение всей нации; чтобы всех разместить, нужна и вся земля. Это, разумеется, некая гипербола, и политическую идеологию такого рода Израиль на практике всегда отвергал. В то же время в некоторых вопросах конституционного характера Израиль занимал идеалистическую позицию, считая своей непременной обязанностью принять в качестве иммигранта любого еврея, который хотел бы прибыть как оле , т. е. «еврея, прибывающего в Израиль на поселение». В этом была главная цель его создания. Такое положение было заложено в первой Базельской программе 1897 г., в Статье 6 мандата 1922 г., в Декларации Независимости от 14 мая 1948 г. и формально закреплено в Законе о Возвращении 1950 г. Раздел 4В Закона определяет еврея как «человека, который рожден от матери-еврейки или был обращен в иудаизм и не является адептом иной религии». Но вопрос, кто же является евреем, на практике совсем не прост. Он был одним из самых запутанных в еврейской истории начиная со времен самаритян. С ростом секуляризма он стал еще более трудным. В современной Европе зачастую евреев определяли не они сами, а антисемиты. Карл Люгер говаривал: «Еврей – это всякий, про кого я скажу, что он – еврей». Большинство современных евреев готовы считать евреем того, кто себя им чувствует. Но для судов этого недостаточно. Галахический закон настаивал на религиозном элементе. Это означало, что в Израиле потомки от смешанных браков, где мать – нееврейка, будучи израильскими гражданами, говорящими на иврите, воспитанными в духе еврейской истории и служащими в израильской армии, не могут быть юридически названы евреями, не пройдя особого процесса обращения. С другой стороны, Галахический закон объявлял, что даже обращенный еврей остается евреем. Неспособность прийти к чисто светскому определению еврея приводила к кризису кабинета министров и отставке. Когда еврей по рождению, Освальд Руфейзен, который крестился и стал кармелитским монахом «братом Даниилом», обратился в соответствии с Законом о Возвращении за разрешением на въезд, дело дошло до Верховного Суда ( Руфейзен против Министра внутренних дел , 1962). Судья Зильберг (от имени большинства) постановил, что Закон о Возвращении является светским актом. С его точки зрения принадлежность к евреям должна определяться не согласно галахе, а с точки зрения того, как евреи вообще понимают этот термин: «По моему мнению ответ на этот вопрос четок и ясен – еврей, ставший христианином, перестает быть евреем».Впрочем, в подавляющем большинстве случаев с определением принадлежности проблем не было. Израиль с самого момента возникновения был распахнут для олим . Ему приходилось принимать не только беженцев из арабских стран, но и всех перемещенных лиц-евреев из Европы, которые хотели приехать. За первые три с половиной года население Израиля удвоилось за счет нахлынувших туда 685 000 иммигрантов, из них 304 000 – из Европы. Вторая большая волна иммигрантов (160 000) приходится на 1955-57 гг., третья (215 000) – на 1961-64. Шестидневная война вновь подстегнула процесс иммиграции. Евреи из арабских стран были примерно уравновешены прибывшими из Европы, число которых в течение 22 лет (1948-70) составило примерно 600 000. Самая большая группа прибыла из Румынии (229 779), затем – из Польши (156 011), но довольно большие контингенты прибыли и из Венгрии (24 255), Чехословакии (20 572), Болгарии (48 642), Франции (26 295), Англии (14 006) и Германии (11 522). Кроме того, приехали 58 288 из Турции, свыше 60 000 из Ирана и около 20 000 из Индии. Россия оставалась самым большим резервом потенциальных иммигрантов, но реальное количество прибывавших оттуда зависело от колебаний советской политики. За период с 1948 по 1970 г. до Израиля добрался всего 21 391 еврей из России, но зато за четыре года с 1971 по 1974 были выпущены еще свыше 100 000. В итоге за первые четверть века существования Израиля его население выросло (в основном за счет иммиграции) с 650 000 до более чем 3 миллионов. Прием, расселение, обучение и трудоустройство вновь прибывших стало задачей, уступавшей по важности и объему бюджетного финансирования только обороне и безопасности. Доставка евреев из так называемых зон стресса требовала иногда специальных мер вроде экстренной переброски морем или по воздуху; например, так были доставлены в течение года (июнь 1949 – июнь 1950) 43 000 евреев из Йемена; другим примером являлся секретный воздушный мост, которым были переброшены в середине 1980-х годов 20 000 евреев-фалашей из Эфиопии. В деле создания новой национальной общности роль двух важнейших инструментов играли армия и иврит. Израильские вооруженные силы, благодаря враждебности арабов, после киббуцев стали наиболее характерным продуктом сионистского государства и наиболее сильным средством трансформации мнения о евреях в мире. Кроме того, проходя через горнило военной службы, дети иммигрантов обретали эмоциональное единство с обществом. Ставка на иврит оказалась еще более замечательным достижением. Вплоть до конца XIX века абсолютно никто не пользовался ивритом как основным языком. Чтобы быть точным, он играл роль разговорного языка лишь до позднебиблейских времен, когда на смену ему пришел арамейский (мы не говорим о литургических функциях). Разумеется, он продолжал играть роль основного письменного языка иудаизма. Еврейские богословы, собиравшиеся в Иерусалиме, обнаружили, что могут общаться на нем, хотя различия в произношении между ашкенази и сефардами затрудняли взаимопонимание. Сионистское государство могло бы, конечно, легко заговорить на немецком языке или идише, но последствия этого могли оказаться ужасными. Элиезер бен-Егуда (1858–1922), который прибыл в Палестину в 1881 г., сделал возможным переход на иврит своей кипучей деятельностью. Когда он и его жена, урожденная Дебора Йонас, прибыли в Яффу, он настоял на том, чтобы в дальнейшем они общались между собой только на иврите. В итоге их семья оказалась первой ивритоговорящей в своей стране (и, конечно, в мире), а их первый сын, Бен-Цион, был первым ивритоязычным ребенком в мире с античных времен. Иврит затем продолжал развиваться как современный язык, то есть совершил то, что не удалось, скажем, ирландскому; частично это объяснялось тем, что иудаизм, рабочим языком которого был все-таки иврит, всегда присутствовал в бесчисленном множестве практических дел: трудовом процессе, домашнем хозяйстве, приготовлении пищи, освещении и отоплении, странствиях и вообще жизни. Разумеется, в первую очередь он был языком молитвы, но, кроме того, и языком поведения. Заставив себя заговорить на нем, люди удивительно быстро почувствовали, что он отвечает потребностям повседневной жизни и к тому же органически способен развиваться. Его развитию в качестве официального государственного языка весьма содействовало то, что англичане во времена своего мандата (1919 г.) дали ему равный статус с английским и арабским языками. Претензии немецкого на эту роль погубил Гитлер, а идиша, на котором в конце 30-х годов говорили свыше десяти миллионов евреев, – массовая иммиграция евреев из арабских стран после 1945 г. Иврит заработал благодаря тому, что на нем говорила новая армия. Армия же заработала благодаря тому, что говорила на иврите. Таким образом, Израиль пошел против всех законов современной лингвистической социологии и сделал возрождение языка самоподдерживающимся процессом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121