Яркость и реализм, с которыми в этих древнейших жизнеописаниях изображены патриархи и их семьи, являются, пожалуй, самой замечательной особенностью этого творения и не имеют аналогов в древней литературе. Среди персонажей можно встретить образы с претензией на типизацию, вроде Измаила – «он будет между людьми, как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него», но нет стереотипов: каждый персонаж так и выступает из текста словно живой. Еще более примечательно, пожалуй, то внимание, которое уделено женщинам, ведущая роль, которую они зачастую играют, живость их портрета и эмоциональный заряд. Жена Авраама, Сарра – первый в истории литературы персонаж, который выведен смеющимся. Будучи уже преклонных лет, она узнает, что ей предстоит вынашивать долгожданного сына, она не поверила этому сообщению и «внутренне рассмеялась, сказав: мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? и господин мой стар» (Книга Бытия, глава 18). Этот смех ее – горькосладок, печален, ироничен, даже циничен, он в чем-то даже предвосхищает многое из грядущего еврейского юмора. Однако, когда ее сын, Исаак, родился, «сказала Сарра: смех сделал мне Бог; кто ни услышит обо мне, рассмеется», и здесь ее смех – веселый, торжествующий; эта радость ее доносится к нам через пропасть четырех тысячелетий. Там есть еще рассказ о том, как Исаак, мягкий и мечтательный человек, глубоко любивший свою мать, Сарру, выбирал себе жену, достойную стать преемницей его матери, и выбрал робкую, но добросердечную и любящую Ревекку; это, пожалуй, первый рассказ в Библии, который трогает нас по-человечески. Еще более волнует, хотя, строго говоря, и не относится к эпохе патриархов, Книга Руфь, где описана взаимная симпатия и преданность двух опечаленных и одиноких женщин, Наоминь и ее снохи Руфи. Их чувства переданы так нежно и достоверно, что читатель инстинктивно чувствует: автор этого рассказа – женщина. Да и песня Деворы, вошедшая в Книгу Судей в виде главы 5, с ее многочисленными женскими образами и победным гимном в честь женской силы и доблести, наверняка является лирическим творением женщины. К тому же анализ самого этого материала показывает, что эта часть Библии относится к наиболее ранней по времени записи; по-видимому, она приобрела свой нынешний вид не позднее 1200 г. до н.э. Это свидетельствует, что женщины играли весьма конструктивную роль в формировании еврейского общества, обладая интеллектуальной и эмоциональной мощью и высокой, я бы сказал, серьезностью. Вернемся теперь к тому, что ранние разделы Библии содержат всетаки в первую очередь констатацию теологических положений; я имею в виду прямую, чтобы не сказать, интимную, связь между народными вождями и Богом. Определяющей здесь является роль Авраама. Согласно Библии он – предок еврейского народа, основатель нации. Одновременно он являет собой пример в высшей степени хорошего и справедливого человека. Он миролюбив (см. Книгу Бытия, гл. 13), хотя и готов сражаться за свои принципы, великодушен в победе (там же, гл. 14), предан семье и гостеприимен к сторонникам, заботится о благополучии собратьев (гл. 18), но прежде всего он богобоязнен и богопослушен (гл. 22, 26). Тем не менее, он не идеален. Это реальный человек, которому не чужды страх, сомнения, даже скепсис; однако он всегда хранит верность Богу и готов следовать его указаниям. Но если Авраам был отцом-основателем еврейской нации, был ли он также основателем иудейской религии? В Книге Бытия он провозглашает особые отношения евреев с Богом, который един и всемогущ. Однако неясно, можно ли в действительности считать Авраама первым монотеистом. Думаю, что мы спокойно можем отбросить гегельянскую точку зрения Вельхаузена касательно того, что евреи, символом которых является Авраам, есть примитивные выходцы из пустыни. Авраам был знаком и с городами, и со сложными юридическими концепциями, и с достаточно развитыми для своего времени религиозными представлениями. Выдающийся еврейский историк Сало Барон считает его прото-монотеистом, пришедшим из центра, где развитый культ Луны приобретал зачаточную форму монотеизма. Кстати, имена многих членов его семейства (Сарра, Мика, Фарра, Лаван) имеют отношение к лунному культу. В Книге Иисуса Навина имеется намек на то, что предки Авраама были идолопоклонниками: «даже Фарра, отец Авраама… служил иным богам». В Книге Исайи, где воспроизводится древнее предание (другие ссылки на него в Библии отсутствуют), говорится, что Господь «искушил Авраама». Движение семитских народов в западном направлении, вдоль дуги «Благодатного Полумесяца», обычно представляется как переселение под давлением экономических факторов. Но важно понять, что побуждения Авраама носили религиозный характер: он считал, что действует по внушению, которое ниспослано ему великим, всемогущим и вездесущим Господом. Вполне, впрочем, возможно, что в это время в его сознании монотеистическая концепция еще не полностью сформировалась, а он только двигался в этом направлении, причем покинул Междуречье именно потому, что тамошнее общество зашло в духовный тупик. Пожалуй, точнее всего было бы назвать Авраама хенотеистом, то есть человеком, который верует в единственного Бога данного конкретного народа и признает право других народов иметь собственных богов. И тогда он становится основателем еврейской религиозной культуры, поскольку провозглашает два ее основополагающих принципа, а именно Завет Бога и дарование Святой Земли. Принцип Завета является беспрецедентным; он не имеет аналогов на древнем Ближнем Востоке. Разумеется, завет Аврааму, будучи персональным, не достигает еще уровня завета Моисею, который был адресован уже целой нации. Но основные принципы здесь уже наличествуют: это, по сути, соглашение о поклонении, послушании в обмен на особую честь; здесь впервые в истории фигурирует Бог этический, своего рода милосердный конституционный монарх, связанный собственными понятиями о справедливости. Согласно Книге Бытия, где то и дело цитируются диалоги Авраама и Бога, Авраам не сразу осознает важность обретения им этой ноши, что является примером постепенного, развивающегося проявления воли Господней. Окончательно благословение нисходит на Авраама после последнего испытания (Книга Бытия, гл. 22), когда Бог приказывает ему принести в жертву своего единственного сына, Исаака. Этот раздел является важнейшим в Библии, поскольку формулирует один из наиболее драматичных и трудных вопросов во всей истории религии, а именно вопрос о теодиции, чувстве справедливости у Бога. Многие иудаисты и христиане считают этот раздел чуждым по духу, неправедным, поскольку Аврааму дается приказ совершить нечто не только жестокое само по себе, но и вступающее в противоречие с осуждением человеческого жертвоприношения, которое является одним из краеугольных камней как еврейской этики, так и всех последующих форм иудейско-христианских культов. Великие еврейские философы пытались приспособить этот рассказ к принципам еврейской этики. Филон доказывал, что это свидетельство того, что, дескать, Аврааму чужды все обычаи и чувства, кроме любви к Богу, и он убежден: мы должны быть готовы отдать Богу самое ценное, будучи уверены в том, что справедливый Бог не допустит этой потери. Маймонид считал, что со стороны Бога это вполне справедливая проверка пределов этой любви и богобоязни. Нахманид считал это искушение первой проверкой совместимости божественного предвидения и человеческой свободной воли. В 1843 г. Кьеркегор опубликовал свой философский анализ этого эпизода под названием «Страх и трепет», где изображает Авраама «рыцарем веры», готовым пожертвовать для Бога не только своим сыном, но и этическими идеалами. Большинство еврейских и христианских специалистов по религиозной морали отвергают этот подход, исходя из невозможности противоречия между Господней волей и этическими идеалами, хотя ряд других готовы согласиться с тем, что данный эпизод служит предупреждением: религия необязательно натуралистично отражает этические принципы. С точки же зрения историка этот рассказ вполне логичен, поскольку Авраам, как подтверждают современные данные, был сыном своего времени, конкретной исторической обстановки, когда было общепринятым скреплять договор («Завет»), принося в жертву животное. Договор же с Богом неимоверно, бесконечно велик, а потому и скреплять его следует, жертвуя самым любимым в полном смысле слова. Другое дело, что, поскольку субъектом жертвоприношения было человеческое существо, эта акция закончилась ничем, хотя формально ритуальная сторона ее была соблюдена. Исаак был выбран этим субъектом не только потому, что являл собой самую дорогую собственность Авраама; он к тому же еще был и специальным Божьим даром (в соответствии с Заветом) и, подобно всему, что Бог даровал человеку, принадлежал Богу. Тем самым подчеркивалась сама цель жертвоприношения: символически напомнить, что все, чем человек обладает, принадлежит Богу и подлежит возврату. Именно поэтому Авраам называл место этого акта полнейшего повиновения (и, как оказалось, несостоявшегося жертвоприношения) горой Иеговы, Синайского предзнаменования и Великого Завета. Важно отметить, что именно в этом месте в Библии в обещаниях Бога звучит мотив универсальности. Он не только берется приумножить потомство Авраама, но и добавляет: «И благословятся в семени твоем все народы земли».Теперь мы приближаемся к понятию «избранного народа». Важно понять, что в Ветхом Завете речь идет не просто о справедливости как абстрактной концепции, но о справедливости Господа, которая демонстрируется Господними актами выбора. В Книге Бытия мы встречаемся с несколькими примерами «праведного человека», причем он оказывался нередко даже единственным проповедником: здесь и история Ноя и Великого потопа, и история о разрушении Содома. Авраам тоже праведник, но нигде не говорится, что он был избран Богом как единственный в своем роде или вследствие его достоинств. Библия не является сводом логических аргументов; это исторический труд, где речь идет о событиях, которые для нас загадочны и даже необъяснимы. Она посвящена важнейшим выборам, которые Господь соизволил произвести. Для понимания истории евреев очень важно прочувствовать значение, которое евреи всегда придавали неограниченному праву собственности Бога на его творения. Многие предания евреев специально сформулированы таким образом, чтобы драматизировать этот главенствующий факт. И понятие богоизбранного народа вытекает из стремления Господа подчеркнуть то, что в его власти находятся все его творения. В демонстрации этого фигура Авраама является ключевой. Еврейские мудрецы учили: «Он, кто благословен, владеет пятью специально созданными Им для себя вещами. Это Тора, небо и земля, Авраам, Израиль и Священная Обитель». Мудрецы верили, что Бог мог щедро делиться своими творениями, но сохранял при том свою власть надо всем, в особенности над рядом избранных элементов. Выглядит это следующим образом:«Тот, кто благословен, создал дни и взял себе субботу; он создал месяцы и взял себе праздники; он создал годы и выбрал для себя каждый седьмой год; создав же последние, он выбрал для себя год юбилейный; создав народы, он выбрал для себя Израиль… Создав земли, он вознес над ними для себя землю Израиля, ибо сказано: «Земля– Богова, равно как и все, чем она полнится».Избрание Божьим промыслом Авраама и его потомков для выполнения особого предназначения и дарование им земли неразделимы в библейской трактовке истории. При этом оба дара ниспосланы не во владение, а во временное пользование: евреи избраны, земля им дарована милостью Божьей, но права эти могут быть и отменены. Авраам одновременно является и живым примером, и вечным символом беспокоящей евреев хрупкости, бренности их владения. Он «пришелец и поселенец» и остается таковым, даже будучи избран Богом, даже после того, как им с соблюдением всех церемоний была приобретена пещера Махпела. Как постоянно напоминает нам Библия, эту зыбкость владения унаследовали и все его потомки. Господь говорит израильтянам: «И землю не должно продавать навсегда; ибо Моя земля; вы пришельцы и поселенцы у Меня»; и сами люди признаются в том, что они пришельцы и странники у Бога, подобно своим праотцам; и в одном из псалмов царь Давид говорит: «Ибо странник я у тебя и пришелец, как и все отцы мои».Тем не менее, обещание земли Аврааму носит довольно специфический характер, причем относится к древнейшей части Библии: «Потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата: Кенеев, Кенезеев, Кедмонеев, Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов, Аморреев, Хананеев, Гергесеев и Иевусеев». Правда, в вопросе о границах существует некоторая путаница, ибо позднее Господь обещает лишь часть вышеуказанной территории: «И дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую». С другой стороны, по поводу второго варианта дарения используется термин «во владение вечное». Это положение, встречающееся и здесь и позднее, означает, что избранность Израиля носит необратимый характер, хотя его владение и может быть временно прервано людским неповиновением Богу. Однако, поскольку обещания Бога носят неотъемлемый характер, эта земля вернется к Израилю, даже если он потеряет ее на некоторое время. Понятие «Обетованной Земли» является особенностью иудаистской религии, и для израильтян, а затем и для евреев вообще, оно было ее важнейшим элементом. Важно то, что евреи сделали пять первых книг Библии, Пятикнижие, основой своей Торы, или веры, поскольку именно эти книги посвящены вопросам Закона Божьего, обещанию земли и выполнению этого обещания. Более поздние книги, несмотря на все их великолепие и широту охвата, никогда не приобретали столь ключевого значения. Они уже не столько откровение, сколько его толкование, и здесь преобладает тема исполненного завета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121