Он был хорошо известен резкостью своих антисемитских заявлений. 12 сентября 1972 г. он прислал телеграмму на имя генерального секретаря ООН, в которой восхвалял Холокост и объявлял, что, поскольку в Германии не поставили памятника Гитлеру, он предлагает воздвигнуть его в Уганде. Несмотря на все это (или благодаря этому?) Генеральная Ассамблея хорошо приняла его. Многие делегаты ООН, включая целиком советский и арабский блоки, стоя приветствовали его овацией, после чего он выступил с речью, в которой разоблачал «сионистско-американский заговор» против мира и призывал к исключению Израиля из ООН и его «утихомириванию». Его гротескную филиппику неоднократно прерывали аплодисментами и стоя проводили на место новой овацией. На следующий день Генеральный секретарь ООН и председатель Генеральной Ассамблеи дали обед в его честь. А через две недели, 17 октября, профессиональные антисемиты советской и арабской пропагандистских машин достигли величайшего триумфа, когда Третий комитет Генассамблеи 70 голосами против 29 при 29 воздержавшихся и 16 отсутствующих принял резолюцию, которая клеймила сионизм как разновидность расизма. 10 ноября уже Генеральная ассамблея в целом утвердила эту резолюцию 67 голосами против 55 при 15 воздержавшихся. Израильский делегат Хаим Герцог указал, что голосование проходило в 37-ю годовщину нацистской Хрустальной ночи , направленной против евреев. Американский делегат Дэниел П. Мойнихен объявил с ледяным презрением: «Соединенные Штаты объявляют перед лицом Генеральной ассамблеи ООН и всего мира, что они не признают, не согласятся и не считают себя связанными этим позорным актом».Один из главных уроков еврейской истории состоит в том, что за повторяющимися словесными оскорблениями рано или поздно следуют насильственные действия. На протяжении столетий время от времени антисемитские писания накапливали опасную критическую массу, что увенчивалось пролитием еврейской крови. Гитлеровское «окончательное решение» было уникально в своей жестокости, но его, тем не менее, подготовила антисемитская теория XIX столетия. Антисемитский поток, организованный советским блоком и арабскими государствами в послевоенный период, породил собственную характерную форму насилия – государственный терроризм. В том, что это оружие использовалось против сионизма, заключалась определенная ирония, поскольку именно воинствующие сионисты, вроде Авраама Штерна и Менахема Бегина изобрели терроризм в его современном высокоорганизованном и научном виде. Тот факт, что он может быть направлен, причем в широком масштабе, против государства, во имя создания которого они жили и умерли, можно расценивать как акт возмездия провидения или, в крайнем случае, что идеалисты, которые оправдывали свои средства целями, создавали тем самым угрозу себе. Эпоха международного терроризма, созданного послевоенным советско-арабским антисемитизмом, по-настоящему началась в 1968 г., когда Организация освобождения Палестины официально провозгласила террор и массовые убийства основой своей политики. ООП и ее различные конкуренты и подражатели атаковали в первую очередь цели в Израиле, но они не в большей степени различали при этом израильтян (или сионистов) и евреев, чем традиционные убийцы-антисемиты различали религиозных евреев и евреев по рождению. Когда члены банды Баадера-Мейнхоф, немецкой левацко-фашистской организации, вдохновленной советской антисемитской пропагандой, угнали 17 июня 1976 г. воздушный лайнер Эр-Франс, летевший из Парижа в Тель-Авив, и заставили его сесть в Уганде Иди Амина, террористы тщательно отделили неевреев от евреев, чтобы перебить последних. У одного из тех, кого они планировали убить, был вытатуирован на руке номер, присвоенный ему в эсэсовском концлагере. Терроризм такого масштаба и изощренности, который практиковала ООП, был, конечно, опасным нововведением. Но в самом принципе терроризма для евреев не было ничего нового, поскольку террор против них практиковался 1500 лет, если не больше. Погром был типичным инструментом антиеврейского терроризма, задуманным не столько для истребления евреев, сколько для того, чтобы вызвать у них страх, чувство бессилия и привычное подчинение, что практически разоружило их перед лицом «окончательного решения». Но эти времена прошли. Терроризм хоть и продолжал применяться по отношению к евреям, но он не оставался больше безнаказанным. Пример тому – попытка истребления евреев на борту самолета Эр-Франс. Налет израильтян на Энтеббе, который освободил их (всех, кроме одной старой женщины, убитой Амином), продемонстрировал способность сионистского государства оказать помощь попавшим в беду евреям на расстоянии свыше тысячи миль от его границ. Израиль мог совершить акции (и совершал их) также против баз террористов. Крупнейшей из них был Южный Ливан, практически оккупированный ООП в 1970-82 гг. Начиная с 6 июня 1982 г., израильская армия громила базы ООП, очистив от нее весь район, после чего та была вынуждена удалиться в сопротивляющийся Тунис. Но даже там в 1985 г. было показано, что штаб-квартира ООП остается в пределах досягаемости для израильского возмездия. Случалось, что подобные израильские усилия в осуществлении права на самооборону получали неправильную оценку или неудачно выполнялись, провоцируя критику, в том числе со стороны друзей Израиля. Оккупация Южного Ливана в 1982 г., в ходе которой Израиль использовал интенсивные бомбардировки, что привело к большим разрушениям и гибели многих арабов, стала источником острых разногласий как между Израилем и его союзниками, так и даже внутри Израиля. На этом фоне произошла резня, которую учинили арабские христиане-фалангисты в лагерях мусульманских беженцев Сабра и Шатила 16 сентября. Этот эпизод был умело обыгран арабской и советской пропагандой и представлен в западных средствах массовой информации как предмет ответственности Израиля. Бегин, в это время еще находившийся на посту израильского премьера, горько жаловался через три дня своему кабинету: «Гои убивают гоев, а обвиняют евреев». Израильтяне мудро организовали независимое расследование, которое установило истинное положение вещей и возложило часть ответственности на израильского министра обороны, Ариэля Шарона, за то, что он не предвидел и не предотвратил убийств. Для евреев наблюдать за своими собратьями, которые кого-то убивают, да еще несправедливо, всегда было невыносимо. Возможность этого рассматривалась еще в 1140 г. Иудой Галеви в его книге « Кузари» в форме диалога между раввином и мудрым царем хазаров. Итак: «Равви: Наше отношение к Богу ближе, чем если бы мы достигли большего величия на земле. Царь: Так могло бы быть, если бы ваше смирение было добровольным. Но оно не является добровольным, и, будь у вас власть, вы бы убивали. Равви: Ты затронул наше слабое место, о царь хазаров». Тем не менее, право убивать в порядке самообороны внутренне присуще человеку. Им обладает каждый человек. Государство же присвоило его себе, выступая как бы от имени общины, и в большем масштабе. Евреям же, которые вечно были озабочены, чтобы не сказать – одержимы, святостью жизни, было очень трудно согласиться с тем, что государство берет на себя функции убийцы. Для них это было проклятием Саула. Оно отбрасывало тень на жизнь величайшего из их царей, так что Давид, проливший немало крови, так и не смог воздвигнуть Храма. Но на самом деле не могло быть выбора между проклятием Саула и реальностью Освенцима. Чтобы выжить, евреи вынуждены были обзавестись собственным государством – со всеми моральными последствиями этого. Потребность в светском Сионе не убавилась в течение первых сорока лет его истории. Наоборот – выросла. Он был создан, чтобы принять жертв европейского антисемитизма, а вслед за Холокостом – тех, кому удалось в нем уцелеть. Он служил также пристанищем для изгнанников, ранее принадлежавших к еврейским общинам в арабских странах. Уже выполнение этих задач оправдывало его существование. Но возникали новые задачи. В течение послевоенных десятилетий стало ясно, что советский режим ничуть не стремился к мирному урегулированию отношений со своими гражданами-евреями, не более чем его предшественник – царизм. Более того, существовали свидетельства того, что над евреями нависает еще большая коллективная угроза, чем раньше. Поэтому одной из первоочередных задач израильтян было вырвать из-под контроля советской системы 1 750 000 своих соплеменников, для чего они должны были быть готовы по первому сигналу принять решение уйти в массовую иммиграцию, примерно такую же, какую спровоцировал царский режим. Вместе с тем они должны были быть готовы к борьбе, если бы ненависть советского режима к евреям приобрела иные формы. У государства Израиль была и еще более мрачная перспектива. Дело в том, что Израиль оказался не только суверенным прибежищем евреев всего мира, находившихся под угрозой, но и стражем тех евреев, что собрались в пределах его границ. Он был единственной физической гарантией того, что не произойдет нового Холокоста. Непрекращающаяся кампания яростного антисемитизма со стороны его советских и арабских врагов наводила на мысль, что они могут, по отдельности или совместно, вновь попытаться осуществить «окончательное решение», если только у них появится шанс. Израилю приходилось считаться с возможностью этого и вооружаться на этот случай. У него, правда, были надежные обещания защиты со стороны Соединенных Штатов, но в конечном счете любое суверенное государство обязано само беспокоиться о своей обороне. Поэтому Израилю необходимо было обладать средством причинить ущерб потенциальному агрессору, сколь бы мощным он ни был. Если Давиду предстояла встреча с Голиафом, ему была необходима праща. Во время Второй мировой войны еврейские ученые сыграли ключевую роль в создании ядерного оружия. Они сделали это потому, что боялись, что Гитлер первым разработает атомную бомбу. В 1950-е и 1960-е годы, в то время как росла враждебность Советского Союза и арабов по отношению к Израилю, израильские ученые работали над тем, чтобы обеспечить свою страну средством сдерживания агрессора. В конце 1970-х – 80-е годы они оказались способными создать ядерное оружие, и факт его существования хотя и был секретным, но о нем знали те, на кого он должен был произвести впечатление. Таким образом, Израиль оказался в состоянии выполнить вторую из двух новых задач, что поставили перед ним обстоятельства. Но было бы неверно закончить историю евреев на этой грустной ноте. Еврейскую историю можно представить в виде последовательности взлетов и катастроф. Ее можно также вообразить как бесконечный континиум терпеливого поиска, плодотворного труда и рутинной общинной жизни, значительная часть которых никем не описана. Горе имеет голос, счастье – немо. Историк должен иметь это в виду. На протяжении 4000 лет евреи доказывали, что они не только великие специалисты по выживанию, но и исключительно искусно приспосабливаются к обществу, в которое судьба их забрасывает, а также извлекают из него тот комфорт, который оно в состоянии предложить. Ни один народ не мог столь плодотворно обращать бедность в богатство и гуманизировать последнее, а также использовать неудачи в целях созидания. Эта способность проистекает из моральной философии, которая на удивление мало изменилась в течение тысячелетий именно потому, что была предназначена для служения тем, кто ее разделяет. Несчетное количество евреев во все века стонало под гнетом иудаизма, но продолжало бережно нести его, ибо в своем сердце они знали, что и он несет их. Евреи выживали потому, что владели законом выживания. Поэтому историк также должен помнить, что иудаизм всегда был чем-то большим, нежели сумма его последователей. Иудаизм создал евреев, а не наоборот. Философ Леон Рот так сформулировал это: «Сначала – иудаизм. Это не продукт, а программа, и евреи – орудия ее осуществления». Еврейская история есть летопись не только физических фактов, но и метафизических идей. Евреи верили, что они созданы и предназначались для того, чтобы быть светочем для неевреев, и сами склонялись перед собственной мощью. Результаты этого, рассматривать ли их с религиозных или светских позиций, замечательны. Евреи дали миру этический монотеизм, который можно характеризовать как совокупность разумного начала с божественным. На более светском этапе они применяли принципы рационализма ко всему диапазону человеческой деятельности, зачастую раньше всего остального человечества. Свет, который при этом они распространяли, не только освещал, но и беспокоил, поскольку выявлял болезненную правду о человеческом духе, а также о том, как способствовать его подъему. Евреи вечно славились своей склонностью изрекать правду, и в этом одна из причин, почему их так ненавидели. Пророка можно бояться, иногда уважать, но чтобы любить? Однако долг пророка – прорицать, а еврея – говорить правду как он ее понимает, к чему бы это ни вело. Еврейская история, как ничто иное, учит, что у человеческого существования имеется-таки цель и что мы рождаемся не просто для того, чтобы жить и умирать подобно животным. И, продолжая подтверждать смысл творения, евреи будут находить утешение в наказе, трижды повторенном в благородной первой главе Книги Иисуса Навина: «Будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Господь, Бог твой, везде, куда ни пойдешь».

Эпилог

В своих « Иудейских древностях» Иосиф Флавий описывает Авраама как «человека великой прозорливости», который обладал «более высокими понятиями о добродетели, чем современники». И потому он «решил полностью изменить взгляды, которые в то время все имели о Боге». Один из способов подвести итог 4000 лет еврейской истории состоит в том, чтобы спросить себя: а что бы произошло с человеческим родом, если бы Авраам не был человеком высокой прозорливости, или если бы он оставался в Уре, придержал свои высокие идеи при себе, и никакого специфического еврейского народа не возникло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121