Гибель гения есть не эпизод, а суть этого общества, -- последнее, что
пришло ему в голову.
Утром в мастерской появились строители. Они собрали пустые бутылки и на
вырученные деньги купили поллитровку, которую тут же распили из горла и без
закуски. Мастерскую снесли. На месте ее воздвигли величественные корпуса
Института По Выявлению Талантов В Зародыше. Ибанцев наградили. Кому дали
орден, кому -- дачу, кому -- бутерброд, кому -- шиш. Младших научных
сотрудников отправили копать гнилую картошку. Проверенные стукачи уехали на
международный конгресс. Протянули руку братской взаимопомощи тьмутараканцам.
Выразили протест. Нанесли визит. Ввели всеобщее обязательное сверхвысшее
образование и утерли всем нос. Отпраздновали юбилей. Приняли постановление о
подъеме всего на новую высшую ступень. Устранили недостатки. Начали борьбу с
поголовным взяточничеством и пьянством. Встали в очередь и стали ждать,
когда и до них доберутся. В речи по поводу успехов Заибан сказал: Ибанск
теперь живет по законам красоты. Взгляните хотя бы на внешний облик ибанца,
воскликнул он, показывая свое могучее рыло по частям на экранах телевизоров.
Мы вывели не только новый высший тип человеческой общности, но и новый
высший тип человеческой мордоличности. Любимец пенсионеров поэт Распашонка
откликнулся на речь Заибана новой поэмой:
Глянь на последнего ибанского засранца!
И ты узришь в нем правильный ответ.
Ничего прекраснее, чем рыло у ибанца,
Как на том, так и на нашем свете нет.
Самое время сажать, подумал Теоретик. И т.д. И т.п. И т.д. И т.п.
Тьфу, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . мать!!!!
ОБМЕН ОПЫТОМ
У нас исчезла преступность, сказал Заперанг. А у нас ее никогда и не
было, сказал Глапоид. Как так, удивился Заперанг. Очень просто, сказал
Глапоид. У нас никогда не было понятия преступности. Но встречаются же у вас
случаи, когда индивиды ведут себя так, что их требуется наказывать, не
унимался Заперанг. Ах, вы об этом, сказал Глапоид. Таких сколько угодно. Но
какие же они преступники? Настоящие преступники всегда ловко ускользают от
возмездия, а наказываемые как правило невиновны ни в чем, и подвергаются
наказанию только потому, что не могут от него уклониться. Поэтому мы и не
стали заводить само понятие преступности. А как вам удается избегать
преступности? Очень просто, сказал Заперанг. Мы уничтожаем преступников еще
до того, как они успевают совершить преступление. Профилактика! Превосходно,
сказал Глапоид. Надо и нам будет перенять ваш замечательный метод.
Потом Глапоид рассказал о применяемой в Под-Ибанске системе наказания
преступников. Особый интерес у ибанцев вызвало исправительное кольцо. Это --
замкнутый кольцеобразный коридор. Осужденный получает пищу в определенное
время, и чтобы получить новую порцию пищи, должен пройти то количество
кругов, на которое осужден. И делает он это непрерывно в течение всего
срока, на который осужден. Например, осужденный приговаривается к мере
наказания 10/5. Это значит, что он должен в течение десяти лет непрерывно
преодолевать по пяти кругов, чтобы получить свою порцию пищи. Пять кругов --
это по ибанским мерам 50 километров. У подибанцев нет смертной казни. Ее
заменяет очень гуманное наказание 100/100. А кто выносит приговор, спросил
Заперанг. Народ, сказал Глапоид. Заперанг рассказал о том, какого
высочайшего совершенства достигло правосудие в Ибанске. Все
автоматизировано. Все делают машины. Место судей заняли ученые,
разрабатывающие программы для машин. Какая мера наказания у вас является
высшей, спросил Глапоид. Прочитать вслух под контролем машины полное
собрание сочинений всех Заибанов, начиная с первого, сказал Заперанг. Мера в
высшей степени гуманная, так как все осужденные подыхают от мучительной
скуки, даже не дочитав речей самого первого Заибана. Но Глапоид этой меры не
понял. Подибанцы не знали, что значит читать. А уж писать тем более.
Заперанг, правда, умолчал о том, что пища осужденному выдается только после
прочтения очередного тома.
ОППОЗИЦИЯ ЗА РАБОТОЙ
Оппозиционеры встали в самую длинную очередь к окошку, в котором
выдавали зарплату самым низшим чинам ООН, штатным осведомителям, тайным
агентам, а также низшим стукачам, революционерам, либералам, прогрессистам и
т.п., зачисленным как почасовики и полставочники. Рядом стояла очередь
покороче. В ней Учитель заметил Социолога, Мыслителя, Супругу и прочих. Но
они виду не подали. Вообще, в кассе ООН строго соблюдалось правило: ЗДЕСЬ
НИКТО НИКОГО НЕ ЗНАЕТ. И когда Хмырь обратился было к Балде на Ты, тот
сказал, что он не привык к такому хамскому обращению к себе со стороны
незнакомых людей. И Хмырь сник. В самой короткой очереди, в которой стояли
имеющие право получать без очереди, стоял Сотрудник. И всем было скучно.
ВСТРЕЧИ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
Потом, естественно, состоялись встречи на высшем уровне. Сначала
Заведующий Под-Ибанском (Запод) посетил Ибанск, потом Заибан посетил
Под-Ибанск. Правда, Заибан при этом настолько пропитался духом подибанщины,
что его пришлось заменить другим. И кем бы вы подумали? Заперангом-39! А не
17, как все предполагали заранее. Новый Заибан несколько охладил пыл, но
остановить ход истории стало уже невозможно. Новый Заибан фактически
продолжал политику старого, хотя и вонял несколько меньше его.
Еще во время визитов Запода и старого Заибана были заключены договоры.
Прежде всего -- договор о ненападении, согласно которому высокие
договаривающиеся стороны обязались до поры -- до времени не нападать друг на
друга. Это послужило толчком к тому, что Военные Штабы обеих великих держав
немедленно приступили к перевооружению армий и разработали генеральные планы
мобилизации и ведения предстоящей войны. От подибанских шпионов стало тесно
на ибанских улицах. А представляете, что началось твориться в Под-Ибанске.
Происходившие там недавно многочисленные сенсационные процессы явно
свидетельствовали о том что подибанцы не могли уже поручиться даже за своего
Запода.
Затем заключили договор о взаимной выручке и взаимопомощи в борьбе
против совместного противника. Ибанцы стали поставлять подибанцам танки и
самолеты, а подибанцы -- вонючие газы и гнилостные бактерии. Благодаря такой
бескорыстной помощи обе армии очень скоро сильно укрепились. Уже в начале
лета над Ибанском был сбит разведывательный самолет подибанцев неизвестной
конструкции. Самолет летал без горючего, без пилота и без фотоаппарата, но
успел заснять все секреты. И если бы не бдительность ООН, то дело могло бы
плохо кончиться значительно раньше, чем запланировали.
Заключили также договор об экономическом сотрудничестве. Ибанцы стали
поставлять в Под-Ибанск сельскохозяйственные машины, ткацкие станки и другое
промышленное оборудование. Подибанцы стали поставлять в Ибанск
продовольствие. Ибанское руководство проявило особую заинтересованность в
ширли-мырли. Хотя никто не знал, что это такое, подибанцы обязались
поставить ибанцам большую партию ширли-мырли, по самым низкам ценам. Правда,
за это они потребовали от ибанцев пыжиковые шапки и автомашины новой
популярной марки Ибаны, а также три миллиона сувенирных матрешек. Ибанцы
полностью взяли на себя строительство завода кино-фотоаппаратуры в
Под-Ибанске. Подибанцы начали строительство крупного мочепровода, который
должен проткнуть Землю насквозь и выйти в самом центре Ибанска. Ибанцы
начали строительство комбината по переработке ширлей-мырлей, а подибанцы
обязались поставить для него новейшие станки. Всего было принято соглашений
по 9371, 5371 видов продукции. Ибанцы дали подибанцам крупный заем, чтобы
помочь им преодолеть инфляцию. Подибанцы обещали проводить политику
максимальных льгот в торговле с Ибанском.
Была принята, наконец, программа совместных исследований электрона,
который, как известно, тоже неисчерпаем вглубь, и космоса. И уже через год
подибанцы вышли на орбиту.
Было принято еще одно соглашение, но о нем не сообщили в печати. Оно
касалось совместных действий против интеллигенции. Содержание его до сих пор
осталось неизвестным.
Установили четкие границы со всеми связанными с ними атрибутами
(паспорта, визы, таможня, пошлины и т.п.).
Стало модно ходить голыми, кишеть насекомыми, жрать экскременты и
вонять в соответствии с социальным положением.
Ситуация сложилась обнадеживающая, сказал Запод незадолго до того, как
его уличили в жульничестве и сожрали. Наша политика разрядки напряженности
во взаимоотношениях с Под-Ибанском дала блестящие результаты, сказал Заибан
незадолго до того, как его уличили в либерализме и скинули.
Подибанцы испытывали только одно затруднение в общениях с ибанскими
руководителями: у последних все рожи были на одно лицо, и подибанцы
постоянно их путали и делали все невпопад.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я, говорит Болтун самому себе, всю жизнь твердил одну мысль: нужна
гласность, ее правовое обеспечение и как следствие этого начало
нравственного совершенствования общества. У нас в Ибанске реальная жизнь
идет в форме закулисных сговоров и расправ. То, что выходит на поверхность,
есть лишь обманчивая пена. Потому у нас господствуют люди-вши, люди-крысы. И
нам они навязывают свой вшиво-крысиный спектакль. Не будет гласности,
общество задохнется, в конце концов, в гигантской крысиной норе. Банально,
но ничего другого нет. До чего же все тут банально. Все наши сложности -- от
ужасающей банальности. Компенсация за отсутствие реальной сложности.
СРЫВ ПЕРЕВОРОТА
Как в хорошем детективе, гениально задуманный план переворота сорвался
из-за пустяков. Участкового споить не удалось, так как он с утра был в
стельку пьян. Забегаловку еще с вечера закрыли на учет, так как заведующий
проворовался. Телефонную трубку оборвали хулиганы еще в прошлом году.
Претенденты на пост нового Заибана оказались все настолько одинаково серыми,
что выбрать из них самого глупого не сумели даже на машинах в ЖОПе.
Сотрудник поносил ибанские порядки, пил водку и тщетно пытался найти хотя бы
одного оппозиционера. Он не привык пить в одиночку.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Рано утром Болтун поехал в Похоронное Бюро и занял очередь. Очередь
двигалась поразительно медленно. Хотя в Бюро слонялось по меньшей мере
двадцать-тридцать служащих, похоронную документацию выписывал всего один
сварливый человечек, ненавидевший все живое. Он придирался к каждому
пустяку, заставляя переделывать трижды переделывавшиеся бумажки. Не более
одного человека из десяти стоявших получало жетон в крематорий и колумбарий.
Какой-то кошмар, сказала Болтуну стоявшая перед ним интеллигентная женщина
крайне преклонного возраста. Пятый раз стою. Вот, взгляните. Это -- первые
бумаги, Исправил. Пошла опять по учреждениям, заполнила и заверила все
справки так, как он велел сделать. Принесла. Опять неправильно. Исправил
так, как у меня было сделано с самого начала. И так пятый раз. Боже мой!
Даже умереть и похорониться без этой унизительной процедуры нельзя. Я ему
сказала, что однажды я умру здесь в очереди. И знаете, что он мне ответил?
Оштрафуем, говорит! Или на десять суток посадим. А у меня трудовой стаж
пятьдесят лет. Где же выход? Выход очень простой, сказал Болтун. Надо
высчитать все возможные варианты заполнения документации и сразу принести
все варианты. Это примерно десять миллионов вариантов. Пустяки!
Когда приблизилась очередь Болтуна, приехал Директор Бюро. Бюро
закрыли. Все сотрудники ушли на совещание. Обсуждался вопрос об
обязательствах к празднику и о вызове Похоронного Бюро соседнего района на
соревнование. Сварливый человечек предложил увеличить число смертей втрое, а
число кремаций -- в десять раз. Собрание встретило предложение бурными
аплодисментами. Когда Бюро возобновило работу, сварливый человечек стал еще
свирепее браковать документы, собранные посетителями с величайшим трудом.
Готов держать пари, подумал Болтун, что он живет с семьей в маленькой
комнатушке в коммунальной квартире, получает гроши, не может до сих пор
(второй год!) устроить ребенка в детский сад, а жена его, придя с работы,
торчит в очередях за продуктами, которые подешевле. И все зло за свое жалкое
существование он вымещает на беззащитном собрате. И здесь он -- царь и бог.
Здесь он всесилен.
Болтуну, однако, повезло. Повезло первый раз в жизни. И последний,
подумал он. Забраковав документы у двадцати человек, стоявших перед
Болтуном, человек решил сделать передышку. Он даже обратился к Болтуну на
Вы, что он делал раз в год в крайне исключительном случае. У Вас вроде все в
порядке, сказал Человечек. Характеристика, правда, не совсем по форме. Ну да
ладно. Мы же не бюрократы. К чему разводить бумажную волокиту. Только как
Вам дали рекомендацию в крематорий, если Вы не достигли еще пенсионного
возраста? Для этого нужны чрезвычайные обстоятельства. Неизлечимая болезнь?
Да, сказал Болтун. Одуряющая скука. А, сказал человечек. Тогда другое дело.
Вот Вам жетончик в крематорий. А это -- в колумбарий. Всего хорошего. Будьте
здоровы. Следующий!
Болтун вышел из Бюро умиротворенным и успокоенным. По закону он имеет
право в течение трех дней попрощаться со всеми своими родственниками и
друзьями и привести в порядок свои земные дела, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58