Хотя бы от нечего делать. От одуряющей скуки,
напавшей на него после встречи с Мазилой. И назвал он свой трактат
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Сначала я хотел сочинить поэму о победе сильного человека над косными
обстоятельствами и враждебной средой, вольного духа над скованным телом,
гения над серостью, думал Болтун. И вроде бы это соответствовало фактам.
Победа вроде бы налицо. О такой судьбе можно только мечтать. Мировая
известность, признание, делай, что хочешь говори, что хочешь, езжай, куда
хочешь. Что еще? Но это была бы ложь. Сильный побеждает только одним путем
-- становясь слабее. Гений побеждает, становясь серее. Свободный побеждает,
сковывая себя. Но чья это победа?
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Учитель вышел на привокзальную площадь. Прохожие при виде его начинали
ощупывать свои карманы. Ну и бандит, говорили они. Гляди, какая рожа. Сажать
их надо! Вешать! Постовой решительно направился к нему и потребовал
документы, ощупав на всякий случай пистолет. Ясно, сказал он, поглядев
бумаги. А ну, топай отсюда живей! Здесь иностранцы ходят. Сфотографируют --
пеняй на себя. Пошел ты в ж..у, лениво сказал Учитель и не спеша запихнул
бумаги за пазуху. За эти годы тут произошли действительно огромные перемены,
подумал он. Ого какие махины понастроили! Что твой Нью-Йорк! И все-таки тут
что-то осталось незыблемым. Какая-то глубинная безвкусица и серость. Ну
конечно, вон улицу перерыли на самом видном месте. Наверно канализацию
забыли провести. А этот небоскребик уже ремонтируют? Ибанск есть Ибанск.
Провинциализм с претензией на столичность. Столица столиц, как выразился
Заибан. Захудалая периферия, вообразившая себя центром мироздания. Чего тебе
еще, спросил он перепугавшегося постового. Сказано, пошел вон! Пушку оставь
себе. А я, может быть, тут ночевать останусь.
И в самом деле, куда идти, подумал он. Дома нет. Жена сразу же
расторгла брак, как торжественно сообщили ему, и добилась лишения его прав
отцовства. Квартиру поменяла. Где теперь прописываться? Друзей никого не
осталось. Он вышел на обезлюдевший проспект Претендентов. Странно, подумал
он. Еще так рано, а людей никого не видно. Ах да, сегодня же матч. Наши
встречаются с гренландскими профессионалами. Матч века! Победа принципов
ибанизма в спорте нам нужна во что бы то ни стало. Если наши проиграют,
кое-кого могут посадить.
Дойдя до Продуктового Ларька, Учитель присел на сваленные как попало
пустые ящики из-под каких-то неведомых ныне фруктов. Если мне память не
изменяет, подумал Учитель, эти ящики валяются здесь с тех самых пор. Итак, я
опять на свободе, сказал он вслух. На свободе! И он рассмеялся. И рядом с
ним рассмеялся кто-то еще. Кто ты, спросил Учитель. Никто, ответил голос. А
ты? Я тоже, ответил Учитель. Откуда ты, спросил голос. Из прошлого, ответил
Учитель. А ты? Я хуже ответил голос. Я из будущего.
Обычно я живу здесь, сказал Хмырь. У меня есть местечко, где можно
переночевать. Берлога. Но моя Сожительница сегодня спит с Участковым.
Сегодня его очередь. Можно было бы пойти к Спекулянтке. Но она сегодня спит
с Ревизором. У них в магазине крупно проворовались. Идет ревизия. Так что
сам понимаешь. Пойдем пока в Забегаловку. А потом что-нибудь придумаем.
ПОЦЕЛУЙ ИБАНЦА
Ибанцы много всего внесли в мировую культуру. Радио, самовар, матрешки,
-- всего не перечесть. Ибанский землепроходимец Хмырь раньше Колумба ходил в
Америку. И не раз. Возьмет, бывало, краюху хлеба и пару запасных лаптей, и
пошел. Далече ли собрался, спрашивают соседи по квартире. В Америку, говорит
Хмырь. Ишь, Колумб какой нашелся, шипят соседи от зависти. Может, подарочки
принесешь? Бутылочку ихней какой-колы? Пиджак замшевый? Или шубку
нейлоновую? Ха-ха! Я бы принес, говорит Хмырь. Да валюты, сами понимаете, в
обрез. И пошел. На работу пошел. Прямо в братийное бюро. Характеристику,
говорит, дайте. А далече ли ты собрался, спрашивает Браторг. В Америку,
говорит Хмырь. Ишь, Колумб какой нашелся, говорит Браторг. Чего ты там не
видал, в этой Америке? Думаешь, без нас, сопливых, не обойдутся? Они и без
нас Америку-то откроют! Они -- не то, что мы. Европа! У меня родственник
там, говорит Хмырь. Чингачгук. Может, слыхали? Приглашение вот прислал. А
кто он такой, твой Чинначхать, спрашивает Браторг. Может, миллионер какой?
Реакционер? Расист небось? Из ЦРУ? Нет, говорит Хмырь. Он -- вождь. Красный.
И голый весь. Как ибанец. Не отличишь. Раз так, говорит Браторг, иди О
ткрывай Америку! И Хмырь пошел. Прямо в специальную комиссию
маразматиков-пенсионеров. А скажи-ка, спрашивает Маразматик, какой
политический строй в этой твоей... как ее... Америке? Дикость и варварство,
говорит Хмырь. И никакой семьи, частной собственности и государства. Угадал,
говорит Маразматик. А как относится король одной иностранной державы к
событиям на Ближнем Востоке? Отрицательно, говорит Хмырь. Верно, говорит
Маразматик. А сколько картошки в этом году собрали хлеборобы Заибанья?
Вдвое, говорит Хмырь. Молодец, говорит Маразматик. Политически ты подкован.
Можно доверить. Иди! И Хмырь пошел. Прямо в Органы Охраны Народа (ООН). В
Америку собрался, спрашивает Сотрудник. Прекрасно. Давно пора. Только вот
ответь, что ты говорил своему собутыльнику Балде в Забегаловке? А анекдотики
кто рассказывал во время пьянки у Лаптя? А известно ли тебе, что твой
Чинначкак пренебрежительно отзывался о наших мероприятиях по воспитанию
интеллектуалов с испорченной анкетой? И Сотрудник нажал кнопку. Из окошечка
прямо в рожу Хмырю со свистом выскочила автоматическая фига и поставила на
лбу у Хмыря штампик: ОТКАЗАТЬ. Иди, сказал Сотрудник. Раньше, чем через год,
не появляйся. И помни... И Хмырь пошел. Прямо домой. Далече ли ходил,
спрашивают довольные соседи. В Америку, говорит Хмырь. Скажите, пожалуйста,
Колумб какой объявился, перемигиваются соседи. Может подарочки какие принес?
Сувенирчики? Бутылочку коки-колы? Дал бы попробовать, давненько не едали. А
как там поживает твой родственничек Хемингуей? Может литературку какую
разоблачительную дашь почитать? Мы ведь необразованные! А пошли вы все куда
подальше, говорит Хмырь. Пока вы мне тут палки в колеса суете, Колумб на
всех парусах в Америку шпарит за приоритетом. И он был прав. Колумб перед
отплытием в Америку приезжал в Ибанск под видом иностранного туриста и
встречался с Хмырем. И тот дал ему кое-какие адресочки. Сотрудники ООН
своевременно разоблачили Хмыря. Но было уже поздно. Колумб уплыл.
Однако самый грандиозный вклад ибанцев в мировую культуру -- это обычай
троекратного целования. Историки считают, что повсеместное его
распространение сыграло в судьбах человечества не менее важную роль, чем
изобретение огня и открытие книгопечатания. Не случайно же год принятия
Декларации Целования на чрезвычайной международной ассамблее всех стран и
народов стал началом нового летоисчисления. Все исторические события стали
отсчитывать годами до или после Поцелуя Ибанца (ПИ).
Согласно упомянутой Декларации процедура целования производится так.
Лица предназначенные для целования, движутся навстречу друг другу, изображая
на лице нечто такое, что в великой ибанской литературе передается возгласом:
ба, кого я вижу! сколько лет, сколько зим!! Вот не чаял встретиться!!!
Сблизившись на такое расстояние, чтобы нижние части животов плотно прижались
друг к другу, целовальщики останавливаются и разводят руки в стороны под
углом шестьдесят градусов ладонями вперед. Одновременно они приоткрывают
пасти ровно настолько, чтобы не вывалились искусственные челюсти, но чтобы
началось обильное слюноотделение, и выпячивают губы как можно дальше вперед.
Затем резким движением они хватают друг друга крест-накрест, причем
встречающий слегка сгибается влево, поскольку правая его рука идет вверх, на
левое плечо встречаемого, а левая -- вниз, на правый тазобедренный сустав
встречаемого, тогда как встречаемый слегка сгибается вправо, кладя левую
руку на правое плечо встречающего, а правую -- на его левый тазобедренный
сустав. Раньше целующиеся часто путали правое и левое у стоящего напротив
партнера и сцеплялись таким фантастическим образом, что их с большим трудом
разнимали. Иногда их даже разрезали автогеном. Потом разработали специальную
инструкцию в дополнение к Декларации и под расписку разослали королям,
президентам, председателям, шахам и прочим лицам, допускаемым к обряду
целования на высшем уровне. Инструкцию разработали в
Научно-Исследовательском Институте Житухо-Обыденных Проблем (НИИЖОП, или
короче, ЖОП)! И недоразумения стали происходить реже и без грубых
патологических последствий. Да и то лишь в случаях, когда не соблюдались
другие пункты Декларации. Например, если пупы встречающихся не совпадали по
вертикали, то ближайшим к правой руке оказывалось не левое, а правое плечо
партнера, а ближайшим к левой руке -- не правое, а левое бедро. В таком
случае целующиеся некоторое время ловили друг друга как будто бы с
завязанными глазами, дружелюбно похихикивая. Мол, где же ты потерялся, твое
королевское величество,... твою мать! Ха-ха-ха! А Вы-то где, Ваше
Высокопревосходительство Товарищ Председатель! Ха-ха-ха! Наконец, объятие
устанавливалось в строгом соответствии с инструкцией. И тут же каждый из
обнимающихся впивался губами в губы партнера, издавая звуки, похожие на
звуки лопающегося детского воздушного шара или вытаскиваемой из бутылки
пробки, и брызгая на окружающих слюной. Делают они это трижды. Сперва справа
налево. Потом слева направо. Потом прямо, отведя носы в стороны. Окружающие
в это время хлопают в ладошки, блаженно улыбаются и скандируют: друж-ба!
друж-ба!
Утвердился этот обычай, конечно, не сразу. Ибанским руководителям
пришлось приложить немало усилий и изобретательности. Так, однажды
Заведующему Ибанска (Заибану) доложили, что король одной вшивой западной
державы, с которым Заибан решил побеседовать по душам, целоваться не будет.
Ему, видите ли, воспитание не позволяет. Он даже условием встречи поставил,
чтобы никаких целовании. Не беда, сказал Заибан. Не таких перевоспитывали. И
перевоспитали. Когда король вылез из самолета, Заибан пошел ему навстречу,
заложив руки за спину. Король вздохнул с облегчением и улыбнулся. Этого
только и надо было Заибану. Он мигнул министру обороны. Тот навалился мощным
пузом, усеянным орденами, на хилого королишку. А начальник почетного караула
с таким остервенением взмахнул шашкой перед самым носом королишки, что его
величество с перепугу ринулся прямо в объятья Заибана. Тот зажал его и
нацеловался власть. Короля потом две недели отмывали, как будто он провел
ночь в клетке старой верблюдицы в ибанском зоопарке и был ею оплеван. На
родине подчиненные стали обращаться к королю на Ты и требовать реформ. И
король отрекся от престола. Короче говоря, ибанским руководителям пришлось
перецеловать не одну тысячу политических деятелей, прежде чем обычай
целования завоевал мир. После этого ибанские руководители вместо устаревшего
обращения "Погодите, мы вам покажем!", стали употреблять современное
обращение "Погодите, мы вас поцелуем". В Париже начались студенческие
беспорядки, ставшие неразрешимой загадкой для западных социологов, но
блестяще объясненные с позиций ибанизма Социологом, Супругой и Тлей. Для
Сотрудника они загадкой не были еще до того, как они начались. И он лишь
снисходительно усмехался, читая статью Тли в Установочном Журнале. Под
давлением левых сил в Париже открыли кафе и выпустили духи "Поцелуй ибанца".
Теперь немного терпения, сказал Заибан своим соратникам, и мы их всех
передавим, как клопов.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Как вы тут жили это время, спрашивает Мазила. Никак, говорит Болтун.
Здесь не происходит ничего существенного. Одни пустяки. Недавнее прошлое
воспринимается как Золотой Век. О Претенденте, Академике, Мыслителе и прочих
из этой компании вспоминают как о светочах разума и свободомыслия.
Представляешь, кто должен вылезти на сцену ибанской истории, чтобы все эти
ничтожества воспринимались как титаны! Крыс, Вошь, Вша, Тля, Мышь и прочая
мерзость. И это далеко не худшие экземпляры. Наоборот, это лучшее, что есть.
Значит, говорит Мазила, придавая сплюснутому носу Заибана форму носа
римского патриция, период Растерянности кончился ничем. Почему же ничем,
говорит Болтун. Результаты этого периода весьма характерны и значительны.
Во-первых, ибанское общество вытолкнуло из себя чужеродные элементы и снова
стало на путь монолитности и однородности. А мы, спросил Мазила, не в счет?
Ты лепишь Заибана, сказал Болтун. А я по-прежнему ничего не делаю. Так что
мы не в счет. Во-вторых, попытка либералов утвердиться у власти потерпела
крах. Либералы либо выброшены из системы власти, либо перелицевались, либо
потонули в могучем потоке обыденности и серости. А что из себя представляют
в общих чертах те, кто утвердился у власти, спросил Мазила. Ничто? Серость?
Бездарность? Так-то оно так, сказал Болтун. Но такая характеристика слишком
поверхностна. Она не учитывает специфику этих людей. Либералы ведь тоже не
блистали талантами. Вообще, бездарность и серость не есть социальная
характеристика людей. Это их общее нормальное качество. Ну как что же это за
люди, спросил Мазила. Я тебе поясню на примере нашего учреждения, сказал
Болтун. Оно типично для целой категории учреждений, активно участвующих в
определении характера власти. А только их и надо в данном случае принимать
во внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58