Мнить красоту в лохмотье?
Зрить ее в этакой грязи?
Изощряться в такой заботе?
Нет, не буду! Ни в коем разе.
В деле этом пока еще вольно
Вещи чувствовать, кажется, разно.
Лохмотья -- это все-таки больно.
А то, что больно, то безобразно.
Постой, постой, говорит Она. Знаешь, у кого я это уже читала? Не знаю,
говорит Он. Попробуй, произнеси фразу, которую до тебя не произносил бы
никто другой! Разве в этом дело? И потом, я могу ведь и не сочинять.
ЧАС ОДИННАДЦАТЫЙ
Штопор считается фигурой высшего пилотажа. А между тем это -- самое
примитивное упражнение для начинающего летчика. Как только курсант научится
самостоятельно взлетать и сажать машину, его тащат в зону (специально
отведенный для тренировок кусок неба) и учат сваливать машину в штопор и
выводить из него. Делается это очень просто. Убирается газ, чтобы потерять
скорость. Руль глубины берется на себя и одновременно до отказа вперед
дается какая-то нога. После нескольких попыток самый тупой курсант научается
это делать. Обычно машина охотно входит в штопор. Но не всегда охотно
выходит. Это не значит, что складывается драматическая ситуация, о которой
надо писать книги и снимать кино. Это значит, что надо еще проделать
какие-то манипуляции, о которых даже говорить не стоит. Если машина не
выходит из штопора, то значит произошло какое-то обычное житейское событие:
либо в машине, либо в пилоте что-то сломалось.
Был в полку один летчик. Настоящий. Единственный в полку настоящий
летчик. Остальные были летчиками по должности и по званию. На худой конец --
по профессии или стечению обстоятельств. А этот делал на машине своей такое,
что никто кроме него не мог делать во всей авиации. Командир дивизии в
припадке откровенности говорил иногда, что такие летчики рождаются один на
сто тысяч. Говорить Летчик считал пустым занятием. Жил он только в полете.
Остальное время пил и спал. Иногда ни с того ни с сего откалывал номера,
из-за которых его отставляли от очередных наград. Пока была война, командир
дивизии любил говорить: пусть дерьмо на земле, лишь бы в воздухе был ас. И
приводил в пример Летчика. Кончилась война, и все переменилось. И тот же
командир дивизии сказал однажды: теперь пусть Дерьмо в воздухе, лишь бы на
земле был ас. И влепил пять суток Летчику за пьянку. Летать почти перестали.
Так, тренировочные пятиминутки на всякий случай. Летчик затосковал и жутко
запил. Потому его не направили в школу летчиков-испытателей. Отправили
одного отличника боевой и политической подготовки, прибывшего в полк уже
после окончания войны. Однажды в понедельник после крупной воскресной
попойки Летчик не вывел машину из штопора. Никто не знает, что с ним
произошло. Машина врезалась в землю, и от Летчика не осталось ничего.
Хоронили парашютную сумку, набитую окровавленными комьями земли.
Пока сбивали нас, пока была война,
Была на нас совсем не та цена.
Свой в доску парень -- генерал не раз
Шутил, журя за перепои нас:
Пусть на земле ты дрянь, зато будь в небе ас!
Теперь же все пошло наоборот.
Забыт-перезабыт давно порядок тот.
Случись чуть что -- велят построить нас
И строевой велят потопать битый час.
А генерал долбит: пусть в небе дрянь, тут на земле будь ас!
Ас на земле? Так это же мура!
Не может асом стать, что было дрянь вчера.
И если трезво наперед взглянуть,
К чертям собачьим эту вашу муть!
Раз на земле ты дрянь, зачем тогда тянуть!
Как нас учили, надо газ убрать,
Руль на себя и до отказа ногу дать,
Минуту-две спокойно подождать,
Скрепя зубами: бляди, вашу мать!
И пусть тебя потом попробуют собрать!
На другой день Крикун подал рапорт о демобилизации. Не изучает опыт
войны, не работает с подчиненными, замечен в контактах с местным населением
и т.п., написали ему в характеристике. Характеристику писал приятель. Не
обижайся, сказал он. Тут же все правда. Правда, сказал Крикун. Если не
считать пустяков. Опыт войны устарел еще до ее окончания. Он пошел на свалку
вместе с нашими устаревшими машинами. Подчиненных у меня нет, и ты сам помог
мне в этом. Ты сам виноват, сказал Приятель. Не надо было пить. Не надо
было, сказал Крикун. Ты мне подсунул неразбавленный спирт. Закусить даже не
дал. И не сказал, что меня вызывают к генералу. Вернее, сказал, когда я уже
выпил. Ты знаешь, как это называется? И ты думаешь, добился этим
чего-нибудь? Полк все равно расформируют, помяни мое слово. И тебе все
придется начинать сначала. Подонок ты! Много лет спустя они случайно
встретились на улице, но не узнали друг друга.
Бывает, застынешь вдруг.
Навстречу, глаза тая,
Проходит твой бывший друг,
Былая любовь твоя.
ИНТЕРВЬЮ ПРАВДЕЦА
Я возмущен поведением Двурушника, сказал Правдец. Ни один ибанец не
должен добровольно покидать свою родину. Каждый ибанский интеллигент обязан
думать о благе своего народа. Ибанский народ болен. Преступно покидать
больного, не пытаясь ему помочь. Каждый... Долг... Обязанность...
МНЕНИЕ ЖУРНАЛИСТА
Позиция Правдеца кажется по меньшей мере странной и вызывает досадное
разочарование.
МНЕНИЕ НЕВРАСТЕНИКА
Не надо его осуждать. Поймите его положение. Формируется человек в
одиночку. Пишет так, чтобы никто об этом не догадывался. Если критика --
пристрастный несправедливый погром. Если сочувствие -- пристрастные
некритичные дифирамбы. Образец для сравнения -- официальная апологетическая
лживая и бездарная литература. Западная культура почти неизвестна. Более
того, она чужда и даже враждебна. Никаких элементов научного анализа
ситуации. А без этого в наше время немыслима серьезная литература. Никаких
контактов с молодежью. Продолжать? Правдец есть жертва обстоятельств, хотя и
играет роль пророка. Потому и претендует на роль наставника и судьи.
ДУМЫ
Почвоед думал и о другом. Закончу работу и представлю Заведующему,
думал он. Заведующий не глуп. Поймет, что тут можно кое-чем поживиться и
заработать на бессмертие. По идее он должен приблизить меня. Не с этими же
кретинами -- заместителями делать дело. Они спят и видят, как бы его
спихнуть и занять его место. А что, если... Надо все обдумать как следует.
Не торопись. Спешка нужна только при ловле блох. Заместитель номер пять
имеет, конечно, хорошие шансы. Дело идет к тому... Это более или менее ясно.
Предложить ему? Этот уцепился бы руками и ногами. А рискнет ли на такое?
Если Заведующий клюнет, я имею шансы в Заместители выйти. Почти наверняка. А
там... Учитель слишком острые формулировки дает. Надо сгладить. Посмотрим,
что он тут начеркал.
ОДИНОЧЕСТВО
Мы должны расстаться, говорит Она. Хорошо, говорит Он. Я тебя люблю, но
у меня все-таки семья, говорит Она. Я тебя не виню, говорит Он. Муж знает,
говорит Она. Сейчас все интеллигентные женщины имеют любовников, а мужчины
-- любовниц, говорит Он. Твой муж знает это не хуже тебя. Он знает, что это
-- ты, говорит Она. Он говорит, кто угодно, только чтобы не этот шизофреник
и авантюрист. И стукач, говорит Он. И стукач, говорит Она. Чем я хуже
других, спрашивает Он. Он считает, что ты меня доведешь до решетки, говорит
Она. И не хочет носить мне передачи. И не хочет, чтобы ребенок рос без
матери. Резонно, говорит Он. Ты жалеешь, что мы расстаемся, спрашивает Она.
Нет, говорит Он. Вот все вы так, говорит Она. И плачет. Не надо, говорит Он.
Иди.
Ты опять один, говорит Он. Это хорошо. Это хорошо. Спокойно. Спокойно.
Спокойно. Все правильно. Не надо ни на кого обижаться. Не нужно злобы. Не
нужно зависти. Не нужно признательности. Все в отношении тебя справедливы.
Время промчится, не заметишь. Еще миг -- и ничто. Главное -- данная минута.
Береги ее. Цени. Живи ею. Главное -- сознание того, что ты делаешь свое
дело. То, что хочешь делать и что считаешь нужным делать. Что об этом думают
другие -- наплевать. Не имеет значения.
Учитель хочет ввести понятие степени исполняемости решения. Зачем это
ему нужно? Впрочем, это его дело. Он что-то затеял. Пусть. Это его дело. Тут
возможны разные способы измерения. Например, единица, деленная на число
людей, от которых зависит перевод решения в стадию исполнения. Но лучше,
пожалуй, так...
ИНТЕРВЬЮ ДВУРУШНИКА
Я не хочу спасать ибанский народ ни от каких напастей, сказал
Двурушник. Его нечего спасать. Ему ничто не угрожает, кроме него самого. Он
сыт, одет. И к тому же свободен. Даже слишком свободен. Я не шучу. Он
свободнее, чем об этом думает даже его собственное руководство. И все, что
происходило и происходит в Ибанске, есть продукт народной свободы, а не
насилия над народом. Наоборот, это -- продукт насилия народа над чем-то
иным, и в том числе -- над самим собой. Правдеца выгнали по воле народа, а
не по произволу правителей, оторвавшихся от народа. Правители спасли
Правдеца от народа. Не сделай они этого, народ разорвал бы его в клочья.
Народ не любит, когда о нем говорят правду. Он предпочитает ложь о себе.
Правду он знает и без Правдеца. И я был вынужден добровольно уехать по воле
свободного народа. С той только разницей, что я в конце концов сам захотел
уехать, и потому меня два года не выпускали, ибо само мое добровольное
желание выполнить желание и волю народа есть своеволие. А свободный народ не
может этого допустить. Он даже свою волю в отношении меня хочет выполнять
вопреки моей воле. Он жаждет осуществить насилие, и больше ничего. Глупо все
сводить к козням реакционного правительства. Теперешнее правительство
Ибанска прогрессивнее своего народа. Я боролся только за свое личное право
поступать по своей воле в рамках норм морали и права, официально
признаваемых и в Ибанске.
МНЕНИЕ ЛИТЕРАТОРА
Литератор написал большую статью о книге Двурушника, которую, как он
сам признался в статье, не читал и не намерен читать. Заканчивалась статья
стихами:
Это жь гнусная каркатура!
Это жь злобная клевета!
Мы жь народная диктатура!
Воплотившаяся мечта!
ПРОГРАММА ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
Это все мелочи, написал Учитель на полях рукописи Почвоеда как раз
около тех мест, которыми Почвоед гордился больше всего. Почвоед предлагал
ликвидировать систему налогов и взносов, произведя простой пересчет в
зарплате. И другие мероприятия, которые по идее должны принести огромную
экономию средств. Нужны кардинальные идеи, писал Учитель. Это же не доклад
на семинаре в братийной школе, а проект государственных преобразований. Эти
идеи должны развиваться по таким трем направлениям. Первое -- минимизация
аппарата управления и паразитарных слоев и организаций. Второе -- свобода
действий руководителя и ощутимая персональная ответственность за результаты.
Третье -- право руководимых на самозащиту и средства для этого. В каждом из
этих направлений надо считаться с соответствующими социальными законами и
вводить ограничители для них. Например, если какая-то функция социальной
группы отделяется от нее в виде функции особой самостоятельной группы, то
число лиц, реализующих ее с необходимостью возрастает в определенном
отношении. Установить это отношение несложно. Как с этим бороться?
Установить, какие функции социальных групп допускаются для отделения и
обособления и какие нет. Это можно сделать путем эмпирического пересмотра.
Например, есть смысл сделать функцию власти по руководству молодежью
принципиально неотделимой от функций братийных органов. Тогда отпадет
громоздкий аппарат молодежных организаций, а дело руководства молодежью
улучшится. Для обособляемых функций можно установить строгие нормы.
Например, не просто дробление данных организаций, а отделение функции в
сочетании с централизацией мелких организаций такого рода. Чтобы процент
руководства и паразитов не увеличивался. У нас пока рост числа социальных
групп ведет к увеличению этого процента. А можно его стабилизировать. Можно
ввести также правило компенсации: образование одних социальных групп
уничтожает другие.
Чем далее Почвоед читал замечания Учителя, тем более убеждался в том,
что он может влипнуть (если уже не влип!) с ним в неприятную историю. Пока
не поздно, думал он, надо с этим кончать. Недавно он присутствовал на
заседании комиссии по подготовке проекта новой конституции и был потрясен до
глубины души. Почти все члены комиссии, за редким исключением, молодые люди.
Наверняка ни один из них не был на фронте. Судя по бесконечным ссылкам на
западных авторов, все знают минимум по два языка. Что это за люди? Откуда
они? Учитель говорит, сынки. Второе и третье поколение начальства. Из
привилегированных институтов. Референты, помощники, соавторы, обозреватели,
консультанты. Ладно, черт с ними. Пусть так. Но что они говорят? Они с
удивительной легкостью как о чем-то крайне второстепенном творят о том, что
он, Почвоед, годами вынашивал в своей душе. Еще в окопах. В госпитале. На
стройках вдали от Ибанска. Они говорят все то же самое, что мог бы сказать и
Почвоед. И вместе с тем -- это что-то совсем другое. В чем же эта
противоположность? В манере речи? В развязности? В том месте, какое его
идеям отводится в системе прочих идей? Неужели Учитель прав, и действительно
нельзя придумать ничего такого, что не смогли бы придумать десятки других
людей? И дело действительно в умении отобрать главное, в установлении
необходимых связей и пропорций, в отыскании таких точек приложения сил,
нажим на которые заставит всю машину заработать в определенном направлении?
А в каком? Как будет после этого выглядеть весь строй общества? Без Учителя
ему в этом не разобраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58