— Дохлую, — хмыкнул Котов.— Других нет, Слава, — вздохнул Никольский.— Если грабил Бец, драгоценности могут уйти к черным ювелирам, — уныло произнес Котов. — Переплавят — и не найдешь.— Нет, судя по твоим описаниям, он таким вещам настоящую цену знает, — возразил Никольский. — Он придержит их.— Пожалуй, — согласился Котов.— А как он избавится от картин? — спросил Никольский самого себя. И сам же ответил: — Коллекционеры резаные полотна не возьмут, в комиссионку их не сдашь. Остаются антиквары.— Их по Москве сотни, — напомнил Котов.— Не скажи! — возразил Никольский. — Богатеньких по пальцам перечесть можно. Надо пощупать.В кабинет впорхнула Яна.— Филоните, сыщики? Как не стыдно!— Привет, Яна, — кивнул Никольский.— Чего тебе, подруга? — без особого энтузиазма поинтересовался Котов.— Репортаж заказали о ваших героических буднях! — выпалила Яна насмешливо.— Не получится, — сказал Никольский. — Снимай фельетон.Яна заметно огорчилась.— Плохо дело? — спросила она сочувственно.— Хуже некуда, — вздохнул Котов.
Никольский сидел в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию, и слушал местные новости, которые принес его агент — Стас.— Ты, Василич, мне пол-литра проиграл, — излагал Стас, расхаживая взад-вперед перед Сергеем. — Нашел я то оцинкованное железо, которое якобы из нашего РЭО украли. Его главный инженер с прорабом толкнули Скобелкину, который прямо под вашим носом частную гостиницу строит.— Пол-литра за мной, — согласился Никольский. — Еще что?— Вчера в кафе «Московские зори» Витька Цепко мне по дешевке видеомагнитофон предлагал. Вот и все, начальник.Стас подбоченился, посмотрев на Никольского с чувством исполненного долга, ожидая похвалы.Никольский ожидание оправдал:— Ты у меня молодец, Стас. А что об ограблении писательской вдовы говорят?— В общем, все считают, что налет заказной, — сообщил Стас.— Взяты бесценные картины, Стас. — Сергей старался говорить предельно серьезно, чтобы собеседник осознал весь масштаб кражи. — Уйти они могут только к антикварам.— Таких, чтобы приличную цену дали, в Москве всего трое, — сообщил Стас, гордясь своей осведомленностью.— Знаешь их? — подобрался Никольский.— Двоих знаю, — уточнил Стас.— Подход есть? — Сергей чувствовал себя гончей, взявшей след.— Найду, — заверил Стас. — Я тут по сходной цене у одной старушенции пару картинок Клевера взял. А сейчас Клевер в цене попер. Его банкиры полюбили. Красиво все, понятно и приятно. И в офисе глаз ласкает. С одной пойду к одному антиквару, а с другой — ко второму.— Ты прямо сейчас иди, надеюсь на тебя, Стас! — Сергей возбужденно схватил руку осведомителя и с жаром потряс ее.— На Стаса надейся, а сам не плошай, — хихикнул информатор.
По залу, где когда-то проходила давняя презентация, прогуливались два хорошо одетых господина: один пожилой, благообразного вида, другой помоложе и понескладнее — деньги еще не успели выправить его осанку.В отдалении от них, возле буфетной стойки, расположился Стас. В руках он держал нечто квадратное и плоское, завернутое в бумагу.— Неплохой особнячок приобрели, — оглядывая зал, говорил пожилой тому, что помоложе. — Совсем неплохой. Какие картинки желаете?— В кабинет что-нибудь, Михаил Абрамович. И в приемную, — отозвался нескладный богатей.— Понятно. Бойма рекомендую, — пророкотал Михаил Абрамович. — Легкий сюр. Нарядно, престижно…Хозяин особняка покачал головой.— Мне бы поизвестнее художника.— Тогда Монетов. Очень модный сейчас живописец. Замечательные натюрморты — в забытых традициях старых мастеров.— А Репина нельзя? Или Сурикова?Михаил Абрамович с тоской взглянул на собеседника.— Можно, если Третьяковка уступит… А Рафаэль не устроит вас? Из Лувра?Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон.— Извините, — сказал хозяин. — Я на минуточку. Но ваше предложение мне нравится. — И он удалился.Михаил Абрамович обернулся к Стасу.— Ну, что ты ходишь за мной, как привязанный?— Должок получить, Михаил Абрамович. Полтинник с вас! — заявил тот на голубом глазу.— С каких это дел?! — возмутился Михаил Абрамович.— «Спартачок»-то выиграл. — Стае прислонил свой сверток к стойке, а сам устроился на изящном черного дерева стульчике.— Попал, попал, — пришлось согласиться с проигрышем Михаилу Абрамовичу, и он протянул Стасу соответствующую купюру. — А принес-то что?— Клевера.— Покажи.Стас освободил картину от бумаги и повернул ее к Михаилу Абрамовичу.— Неплохой Клевер, — оценил тот полотно. — Редкий для него зимний пейзаж. Сколько хочешь?— А сколько дашь, Миша? — хитро прищурился Стас.— Любую половину того, что запросишь, — Михаил Абрамович был дедок ушлый и торговаться умел.— Тогда две тысячи баксов, — объявил цену Стас.— Не наглей, Стае. Пятьсот! — предложил Михаил.— Несерьезно. Восемьсот пятьдесят! — уперся Стас.— Ты знаешь, как я к тебе отношусь! — возвысил голос Михаил, а Стасу послышалась фраза незабвенного ильфопетровского героя Паниковского: «Шура, вы же знаете, как я вас уважаю!» Стас мысленно хихикнул. — Семьсот пятьдесят, — надбавил тем временем Михаил.— Миша, на днях у меня будет Маковский, — сообщил Стас заговорщически.— Жанр? — заинтересовался Михаил Абрамович.— А что же еще? — пожал плечами Стас.— Если принесешь мне, а не Данилову, бери свои восемьсот, — вздохнул Михаил.— Ладно. Только ради тебя! — заверил Стас. Они ударили по рукам.Михаил Абрамович забрал картину, достал деньги и расплатился.— Ты стал хорошо работать, Стас. С тобой приятно иметь дело, — сказал он. — У меня предложение: ты находишь, я плачу, и мы оба — в доле.— А если продавец ненадежный? — прищурился Стас.— Смотря что продает, — промолвил Михаил рассудительно. — К раритетам не подходи, а так приноси — посмотрим.— И даже резаные? — почти прошептал Стас.— Вот это не надо! — всполошился Михаил Абрамович. — Сегодня одна идиотка — перекупщица каталожного голландца приволокла в трубке. Разворачивает, а тут экспедитор, шофер. Я ей сразу: «Иди отсюда, Тамара, и больше мне такого не предлагай…» Береженого Бог бережет.— А небереженого конвой стережет, — закончил за него Стас.
Скромный темно-серый «жигуленок» подрулил к подъезду громадного престижного дома: Михаил Абрамович после трудов праведных прибыл домой. Забрав с заднего сиденья покупки в ярких пластиковых пакетах и заперев машину, он вошел в первую дверь подъезда и крикнул в домофон:— Софа, открывай!Во второй двери щелкнуло. Михаил Абрамович, толкнув ее плечом (руки были заняты), оказался в вестибюле и увидел у лифта ожидавшего его Никольского.— Давайте познакомимся, Михаил Абрамович, — предложил Сергей. Он был приветлив и спокоен. — Я майор Никольский из уголовного розыска.И достал удостоверение. Михаил Абрамович смотреть его не стал.— Не надо. Я по вашему лицу понял, откуда вы. Так что вам от меня нужно?— Я хотел, чтобы вы посмотрели эти фотографии, — ответил Никольский и протянул Михаилу Абрамовичу пачку снимков.— Тогда подержите мои сумочки.Никольский держал сумки, а Михаил Абрамович тщательно рассматривал фотографии. Досмотрел и снова сложил в пачку.— Ну, что? — нетерпеливо спросил Никольский.— Замечательные картины. Я бы их с удовольствием приобрел.— Вы хотите сказать, что никогда не видели ни одной из них?— Я этого не говорил, — Михаил Абрамович спокойно и безошибочно вытянул из пачки один снимок. — Вот эту я видел.— Кто вам ее приносил?— Откуда вы знаете, что мне ее приносили? — насторожился старик.— Слишком много людей при этом присутствовало, — пояснил Сергей. — Люди любят поговорить за рюмкой водки, за чашкой кофе. А мы коллекционируем интересные истории.— Понятно. Я свидетель? — уточнил Михаил Абрамович.— Зачем? — искренне удивился Никольский. — Вы шепнете мне на ухо адресочек Тамары, и мы разбежимся.— Я вам верю, — и, поняв Никольского буквально, Михаил Абрамович зашептал ему на ухо.В распахнувшихся дверях лифта появилась дама в халате.— Миша! Ты меня хочешь убить! Я думала, у тебя инфаркт!Никольский вежливо поклонился даме, передал Михаилу Абрамовичу сумки и направился к выходу. Глядя ему в спину, Михаил Абрамович сказал жене:— Тебе надо лечить нервы, Софа. Мы с молодым человеком говорили об искусстве.— Он что, искусствовед? — фыркнула Софа.Хлопнула входная дверь: Никольский ушел. И тогда Михаил Абрамович ответил:— Да, искусствовед в штатском.
У приличного кооперативного дома стоял «рафик» с зашторенными окнами. В полутьме салона, загроможденного аппаратурой, сидели за узким столом двое скучающих парней и играли в коробок. Вдруг раздался тихий-тихий телефонный звонок. Парни прекратили игру. Второй звонок, третий…— Алло? — произнес ленивый женский голос.— Тамарочка, здравствуй. Это Нина. Как мои дела?— Принесли, принесли тебе шубу. Красоты неземной. Обалдеешь!— Дождись меня обязательно! Я буду через двадцать минут.В динамике звякнуло, и снова наступила тишина. Парни возвратились к коробку. Он взлетал и шлепался на стол. Снова зазвонил телефон. Второй звонок, третий…— Алло? — прозвучало вновь.— Тамарочка, это Гарик. Есть хороший хрусталь.— Теперь он никому не нужен.— Я по дешевке отдам!— Другому. — И разговор прекратился.— Ну, не баба, а Госснаб, — усмехнулся один из парней.
В кабинете Никольского опять было накурено. Котов и Никольский сидели за столом визави.— Не ошиблась твоя Румянцева, — сказал Котов. — Глазастая! Точно указала примету: седая прядь от виска к затылку.— Значит, все-таки Бец?— Он самый. Болбочан Петр Ионович. А Тамара Паскарь, на которую ты вышел, — его любовница. Вместе проходили по одному делу в Одессе.— От слухачей есть что-нибудь? — спросил Никольский.— Мелочевка пока, — ответил Котов.
Слухачи решили перекусить. Ели бутерброды, запивали застоявшимся кофе из термоса. Привычно зажурчал телефонный звонок. Второй, третий… И вдруг короткие гудки.Снова звонок. И сразу же сняли трубку.— Это я, — раздался мужской голос. — Как у тебя?— Все нормально.— Ты мои картинки никому не предлагала?— Что я — сумасшедшая?— Завтра утром буду.
Было темно, когда у подъезда кооперативного дома — прямо напротив «рафика» — припарковался разноцветный автомобиль Никольского. На переднем сиденье рядом с Никольским расположился Котов, а на заднем — Лепилов с автоматом и муровский оперативник.На рассвете Никольский разбудил задремавшего Котова.— Пора.Трое пошли в подъезд, а Никольский, открыв капот, начал копаться в двигателе. Бец появился внезапно: вдруг возник у подъезда, словно из воздуха сгустился. Огляделся по сторонам: люди шли на работу, какой-то дурачок копался в своей машине-развалюхе. Бец вошел в подъезд, а дурачок сказал в переговорник:— Он вошел, Слава.Бец поднимался к лифту, когда услышал сверху топот и крики.— Твою мать! Опять лифт не работает!— Не психуй, Слава, успеем. Тачку возьмем, в крайнем случае!За спиной Беца хлопнула дверь. Он резко обернулся. Вытирая руки ветошью, в подъезд вошел дурачок-автомобилист. На лестнице пролетом выше появились двое, и Бец сразу понял, кто это. Он сунул руку во внутренний карман куртки, но Никольский опередил его: в прыжке рубанул ребром ладони по горлу.Лепилов с автоматом стоял на лестничной площадке, охраняя квартиру.
Квартира была той же типовой планировки, что у Нинки, где взяли Разлуку, но побогаче.В большой комнате трудился оперативник: разворачивал свернутые в трубки картины и сверял их с фотографиями.В спальне сидел на кровати Бец со скованными за спиной руками. Рядом на стульях устроились Никольский и Котов.Тамара Паскарь стояла, прислонившись к дверному косяку, и безучастно наблюдала за происходящим.— Подельник твой кланяться просил, — сказал Бецу Котов. — Соскучился он по тебе. Извелся весь. Портретик твой нарисовал — ну, копия ты. По нему и нашли. Здравствуй, Петя.— Не лепи горбатого, начальник, — равнодушно отозвался Бец. — Нет у меня подельника. Один работаю.— А кто тебя на музей навел? — спросил Никольский.Бец молчал, глядя в окно.— Неужто не помнишь? — удивился Котов. — Да что ты! — И добавил с еле заметной усмешкой, покосившись на Никольского. — Его забыть невозможно!— Видный паренек, — подтвердил Сергей. — Два таких, как я. Фиксатый, правда, и на щеке шрам, но с лица не воду пить.Бец, теперь не отрываясь, смотрел на Никольского:— Железо где, говоришь? — спросил он напряженно.— Фикса? — уточнил Сергей. — Передний зуб сверху.— На руке что наколото? — допрашивал Бец.— Якорь.— На какой?— На правой.Никольский отвечал, не задумываясь, быстро и точно, и это убедило уголовника.— Сука позорная! — выдохнул Бец и стал страшен. — Продал, дешевка! Ментам продал! Поквитался, фраер… Ну, ништяк, я с ним тоже поквитаюсь!— За что же он так с тобой, Петя? — осведомился Котов.— Наши дела. Тебе-то зачем? — ощерился Болбочан.— Любопытно, — ухмыльнулся Котов. — Дашь на дашь беседа. Мы свое рассказали. Сообщили, кто заложил. Теперь ты расскажи.Бец подумал.— Много не могу, начальник… — сказал он.— Сколько можешь, — согласился Котов.— Кинул я падлу эту, — сообщил Болбочан.— Кого? — переспросил Котов.— Фраера этого, Артема. Козла легавого! — зарычал Бец яростно. Злость так и распирала его. «Чудной народ — блатные! — подумал Никольский. — Вот хоть этого взять: сам предал своего товарища и сам же на него злился: какое, мол, тот имел право поступить со мной точно так же, как я с ним! Парадокс, однако…»— Каким образом кинул? — уточнил между тем Котов.— Нанял он меня. Музей писателя брать. Фотки дал и зелеными заплатил за работу… — Бец примолк.— Ну?.. — поторопил его Котов.— Товар больно хорош был… — вздохнул урка. — Сговорились во вторник, а я в понедельник сходил — на день раньше. И все мое. А сволочь эта ни с чем остался.— Ясно, — кивнул Котов. — Откуда он фотографии раздобыл?— От шефа.— А кто его шеф? — Котов спросил якобы равнодушно, но внутренне весь напрягся.Бец опять подумал.— Голова болит, начальник. Что мог, я сказал. Кончили дашь на дашь разговаривать… — и отвернулся к окну.В большой комнате зазвонил телефон. Никольский направился туда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40