вы ранее не были знакомы с Виноградовой Майей Дмитриевной, — констатировал прокурорский удовлетворенно. — Вопрос к вам, гражданка Выходцева, — его голос опять посуровел. — В каких отношениях вы были с гражданином Седовым?— Он был моим любовником, — Лариса гордо и вызывающе вскинула голову, маскируя таким образом смущение.— Фиксирую: в интимных, — перевел ее фразу на протокольный язык следователь. Вопрос к вам, гражданка Выходцева, — продолжал он, строго соблюдая установленную инструкцией форму проведения очной ставки. — Где вы встречались с гражданином Седовым?— В квартире Виноградовой, — бросила женщина неприязненно.— Вопрос к вам, гражданин Седов, — голос юриста вновь помягчел. — Бывали ли вы на квартире Виноградовой?— Никогда! — сразу ответил большой начальник, даже с места привставая от возмущения.Следователь закончил заполнять протокол и протянул его Седову:— Прочтите и распишитесь.Гражданин Седов внимательно прочел протокол и расписался.— Теперь вы, гражданка Выходцева, — обернулся прокурорский к девушке.Лариса, не читая, подписала.— Все? — спросил Седов.— Да. Вы можете идти, — разрешил следователь.Седов поднялся со стула и направился к двери.— Подонок ты, Юра, — сказала ему в спину Лариса. Он обернулся:— Иван Васильевич, прошу оградить меня от оскорблений! — визгливо выкрикнул высокий чин, обращаясь к следователю.— Успокойтесь, Юрий Валентинович, — попросил его юрист, стараясь говорить как можно теплее и убедительнее.Седов вышел, в сердцах хлопнув дверью. Он весь клокотал, а лживость его гнева только подстегивала «уважаемого человека» клокотать еще сильнее.— Ну, вот и третий, последний, Лариса Константиновна, — Иван Васильевич смотрел на молодую женщину глазами обвинителя.— Они все нагло врут, — устало сказала Лариса.— Так считаете только вы! — резко произнес юрист. — А вот следствием установлено, на квартире у Виноградовой, кроме вас с Шадриным, никого не бывало.— А как же аппаратура? — спросила Лариса с горькой насмешкой. Она уже понимала: ее игра безнадежно проиграна, отомстить за любимого человека не удастся…— С этим вопросом еще будем разбираться. Сейчас речь не о том!.. — Следователь сделал многозначительную паузу. — Получается, что вы оговорили трех уважаемых людей! — заявил он. — А это уголовно наказуемо! — добавил грозно.— Выходит, я тут раздеваюсь догола перед вами и тремя этими подонками для того, чтобы оговорить их?! — отчеканила Лариса, едва сдерживая готовые плеснуть через край эмоции.— Выходит, так! — произнес Иван Васильевич безапелляционно.Лариса встала, смерила собеседника надменным, презрительным взглядом.— Мне больше нечего здесь делать, — сказала она брезгливо. — Прощайте.Лариса развернулась и двинулась к выходу. Ее осанкой можно было залюбоваться, но следователь сейчас просто не мог замечать дамские прелести.— Советую вам забыть об этом деле, если не хотите, чтобы оно повернулось против вас! — бросил он в спину удаляющейся женщине. Та даже не оглянулась.
В квартиру Шадрина из грузового лифта переносили красивую мебель. Никольский постоял, посмотрел, как это делается, и позвонил в дверь Сергеева. Открыл сам Владимир в полной генеральской форме.— Майор Никольский по вашему приказанию прибыл, — доложил Сергей чуть-чуть иронично.— Не приказывал, Сергей Васильевич, — звал, приглашал, просил! — горячо воскликнул генерал. — Спасибо, что пришел, — продолжал он другим тоном — сдержанно, уважительно. — Сегодня сорок дней. А помянуть Жору, кроме вас и меня, некому. Жена — в Париже, друзья — в Питере, а сослуживцы за сорок дней и имя его уже успели забыть… Пошли к столу, помянем.Они прошли на кухню, где их уже ждал накрытый стол.— Все, как Жорка любил, — сказал Сергеев, кивнув на угощение.Селедка, крупно порезанное сало, цельные помидоры и огурцы, дымящаяся в миске только что сваренная картошка и водка в бутылке — вот и все яства, которым неизменно отдавал предпочтение покойный ныне Шадрин. Генерал сразу же разлил спиртное по стаканам. Сели за стол, не чокаясь, выпили до дна.— В его квартиру чужую мебель заносят, — вспомнил Никольский, понюхав корочку черняшки.— А что ты хочешь? — горько усмехнулся Сергеев. — Чтобы в его квартире мемориальный музей открыли? Так не за что! Жил хороший человек, работал как вол, а выяснилось, что это по нынешним временам никому не нужно.— Неверно, — твердо сказал Никольский. — Это нужно вам, мне, Ларисе…— Какой еще Ларисе?! — возмутился генерал.— Женщине, которую он любил и которая любит его, — пояснил Никольский, глядя собеседнику прямо в глаза.— Это шлюха с фотографии? — генерал возмутился еще больше.— Не шлюха она! — горячо выкрикнул Сергей. — Жертва.— Она что — не знала, что их снимают? — удивился генерал.— Не знала! А когда узнала, помогла мне этот бардак разгромить! — выдвинул майор свой главный аргумент в защиту несчастной женщины.— Ну, разгромил, а дальше? — с внезапно возникшим острым интересом спросил Сергеев.— А дальше ничего… — вздохнул Никольский.— Словил мерзавцев-то? — В глазах Владимира загорелся азарт.— Они меня словили… — Майор вяло махнул рукой.— Давай выпьем по второй, — предложил генерал и снова разлил водку по стаканам. — И ты мне все расскажешь.Выпили по второй, и Никольский начал:— Хвастаться особо нечем: Лариса вывела меня на эту хату и ее хозяйку. Мы с ней приехали туда как влюбленная парочка. В спальне я обнаружил объектив фотоаппаратуры, смонтированной в соседней квартире. Решил взять с поличным. При проведении операции накладка получилась. Человек из той, соседней, квартиры ушел, отстреливаясь, и моего оперативника ранил. А его «быки», которых я взял, заявили следователю, что их послали в этот бордель задержать злостного должника их банка.— А хозяйку трясли? — поинтересовался генерал.— Она в полном отказе, — Сергей мазнул ладонью по воздуху, как бы перечеркивая саму возможность получить показания Майи Дмитриевны. — Ничего якобы не знает: ни про аппаратуру, ни про соседнюю квартиру, тем более, что владелец ее живет в Америке. Я вышел на техника, который монтировал аппаратуру, но за несколько часов до моего приезда он, видите ли, отравился газом.— Да, — сказал генерал. — Тут серьезные ребята действовали…— Еще какие! — подхватил Никольский. — Я установил трех весьма высокопоставленных господ, которые подверглись шантажу в связи с посещением этого борделя. Все трое дружно отрицают знакомство с хозяйкой квартиры. И более того, с их подачи мое начальство такое покатило на меня…— Значит, эти трое взяли на лапу? — перебил генерал.— Наверняка, — кивнул майор. — Против них давала показания Лариса. Так ее прокуратура выставила клеветницей и шлюхой.— Жалко девку… — покачал головой Владимир. — А с тобой что?— В лучшем случае — понижение в должности, в худшем — увольнение. — Сергей печально улыбнулся.— Знаешь, Сергей, я этого дела так не оставлю! — вдруг загорелся генерал. — Кое-какое влияние у меня еще есть!— Не надо, — возразил Никольский с полной покорностью судьбе. — Может быть, все к лучшему.— Что к лучшему? — почти выкрикнул генерал. — Что обливают грязью память Жорки Шадрина?! Что честного человека выгоняют из милиции?! Это, по-твоему, к лучшему?!
Когда Сергей пришел в отделение, он чуть ли не в дверях столкнулся со своим непосредственным начальником.— Никольский, — ахнул Беляков, — от тебя водкой несет!— Не фиалками же! Не одеколон пил, — как ни в чем не бывало откликнулся Никольский.— На, заешь! — Беляков достал из кармана металлическую трубочку от валидола и высыпал на ладонь несколько серебристых шариков. — Японские!— Зачем? — удивился Сергей.— А затем, что против тебя начато служебное расследование и у меня в кабинете ждет подполковник из инспекции по личному составу! — выдал подполковник, бешено вытаращившись на Сергея.— В чем меня обвиняют? — спокойно спросил майор.— Ну, несанкционированное проведение операции я отбил, сказал, что был в курсе, — махнул рукой Беляков, разом сменив гнев на милость. — Но там еще и непрофессионализм, и ранение Миши Лепилова, и интимная связь с какой-то Выходцевой, и превышение власти, и оговор честных людей…— Тогда мне эти шарики не понадобятся, — невесело усмехнулся Никольский. — Спасибо, Виталий Петрович.Разговор происходил у самых дверей отделения. Беляков поджидал здесь Сергея, хотел предупредить. Никольский еще раз поблагодарил кивком начальника, прошел дежурную часть под сочувствующими взглядами сослуживцев и поднялся по лестнице.За столом Белякова сидел подполковник внутренней службы.— Товарищ подполковник, я майор Никольский! — доложил Сергей с непроницаемым видом.
…Домой он возвращался понурый.— Тебя ждут, — открыв дверь, предупредила Наташа. Никольский посмотрел на вешалку. Там висело легкое элегантное пальто.— Лариса? — воскликнул он полувопросительно-полуутвердительно. Наташа кивком подтвердила его догадку и продолжила излагать имевшуюся у нее информацию:— Звонил Виталий Петрович. Тебя искал.— Кто ищет, тот всегда найдет. Нашел, — сказал Никольский и двинулся было в кабинет. Но Наташа за рукав придержала его.— Насколько я понимаю, у тебя крупные неприятности, Никольский? — спросила она, заглядывая ему в глаза.— У кого их не бывает, Румянцева? — пожал он плечами.— Боже, какой идиот! — изумилась она и прижалась щекой к его груди. — Ларисе сильно досталось?— Порядком, — признался он, сверху поцеловал ее в темечко и отправился в кабинет. Сидевшая в кресле Лариса, увидев Сергея, тотчас вскочила.— Можете не вставать, Лариса, — Никольский натянуто улыбнулся. — Как мне думается, я уже не начальник.— Я очень хотела попрощаться с вами, Сергей, — сказала она тихо. — Попрощаюсь и уйду.— Но все-таки присядьте, — попросил он. Она снова опустилась в кресло, а он присел на тахту.Вошла Наташа с подносом, на котором были два чайника — большой, с кипятком, и маленький, с заваркой, а также сахарница, печенье, сухарики и две чашки. Увидев эти две чашки, Лариса попросила:— Не уходите, Наташа.Та расставила на столике принесенные ею предметы и двинулась на кухню, пояснив:— Я себе чашку принесу.Вернулась она почти сразу. Присела к столу и разлила чай по чашкам. Все трое сделали по первому глотку. Ритуал был соблюден, и Лариса, поставив чашку, решительно сказала:— Я пришла, Сергей, поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.— За что? — усмехнулся невесело Сергей. — За то, что разрушил вашу жизнь?— Ее надо было разрушить, — убежденно произнесла Лариса. — Вчера приехал муж, и я все ему рассказала. Завтра я уезжаю.— Куда? — сразу же спросил Сергей.— Откуда приехала. В Камышин. Я ведь завоевательница, — добавила она с едкой иронией. — Двенадцать лет назад я явилась сюда покорять Москву.— И покорили? — ровным голосом спросила Наташа.— С точки зрения дуры двенадцатилетней давности — безусловно. Престижный муж, загранпоездки, шикарная квартира, автомобиль под задом — все, о чем двенадцать лет назад мечталось как о счастье! Где оно, счастье-то?!Сарказм, горечь, злая насмешка над собой, презрение к себе прежней ядовитым коктейлем смешались в речи Ларисы. Закончив говорить, она рассмеялась коротким злым смешком. Но тут же на глазах ее выступили слезы.— Сижу в президиуме, а счастья нет, — не совсем к месту припомнил Никольский чью-то фразу.Лариса встала, посмотрела на Наташу, посмотрела на Сергея.— Спасибо вам, Сергей, за то, что до конца пытались защитить честное имя Георгия, за то, что поверили мне… — сказала она искренне. — Пора. До свидания, хороший человек!Никольский не пошел провожать ее в прихожую. Он сидел на тахте и ни о чем не думал. Его охватила апатия. Все же нелегко ощущать себя проигравшим…Лариса уже в дверях обратилась к Наташе:— Вам повезло, Наташенька……Сергей из окна смотрел, как элегантная дама уверенно шагала к Спиридоновке.— Завоевательница, — вспомнил он.— Она сильная, — поняла его мысль Наташа, тоже провожая взглядом стройную, осанистую, словно в струнку вытянутую фигуру. — Она как стальной клинок: гнешь его, а он выпрямляется.— Если не сломать, — дополнил сравнение Сергей и посмотрел Наташе в глаза.Она обняла его за шею и призналась шепотом:— Мне повезло. Хочешь, я завтра к тебе перееду?— Не хочу! — совершенно неожиданно отрезал Сергей.— Почему?! — обиженно удивилась девушка.— Не хочу до тех пор, пока не перестану думать, что ты сделала это из жалости и сочувствия к поверженному неудачнику, — мягко пояснил Никольский и ласковым движением привлек ее к себе. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ХОЗЯЙКА ЮВЕЛИРНОЙ ЛАВКИ. В ресторане безумствовал цыганский ансамбль. Молодые цыганки — все, как на подбор, красавицы — трясли покатыми плечами и гортанно покрикивали, придавая пению мужского хора некую степную лихость. Таборной удалью веяло от цыган: волнистые гривы, аршинные усы, разбойничьи бороды.Солист ансамбля Гулевой — самый лохматый и темпераментный — шел между столиков, и скрипка его рыдала от любви, горя и счастья. «Новые русские» совали цыгану за кушак купюры разных стран. Дым стоял коромыслом.Совершив круг по залу, Гулевой закончил партию пронзительной кодой и скрылся за кулисой. Его проводили шквалом аплодисментов.В тесном закутке, отгороженном от зала, сидел за столиком Никольский.— Извините, Сергей Васильевич, — сказал Гулевой, вне сценического образа тихий, интеллигентный человек. — Может быть, принести вам чего-нибудь?— Спасибо, — отказался Никольский. — Давайте продолжим. — Он достал из кейса фоторобот какого-то человека и показал его цыгану. — Посмотрите, пожалуйста, вы ничего не напутали?С портрета глядело молодое лицо, обрамленное бородой и неопрятными патлами. Глаза бородача были прикрыты очками.Гулевой подсел к столику, в очередной раз взглянул на фоторобот и сказал уверенно:— Ничего. У меня хорошая зрительная память.— Мы проверили, — сообщил Никольский. — Такого журналиста нет.Гулевой виновато пожал плечами.— Но он показал удостоверение. Правда, рассматривать мне было неудобно. И журнал приносил — тот же номер…Раскрытый журнал, пожелтевший от времени, лежал на столике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40