.. — огрызнулась старушенция и демонстративно покрутила пальцем у виска.
За столом сидели Никольский, генерал Колесников и примкнувший к ним начальник отделения Беляков. Они допивали вторую бутылку.Генерал посмотрел на ярко освещенное окно, потянулся и произнес на выдохе:— Утро уже…— Все в порядке, товарищ генерал! — бодро успокоил его уже прилично теплый Никольский. — Как говорил писатель Шпаликов, с утра выпил — и весь день свободен.— Это у писателей… — начал было речь генерал, но продолжить не успел: по громкой связи раздался голос Паршикова:— Товарищ майор, к вам полковник ФСБ Меньшиков.Когда Меньшиков открыл дверь, генерал Колесников, подполковник Беляков и майор Никольский деловито сидели за пустым столом.— Здравия желаю, товарищ генерал, здравствуйте, подполковник, приветствую вас, Сергей Васильевич, — полковник понятливо глянул на троицу. — Всю ночь на ногах. Устал.— Да вы присаживайтесь, — пригласил генерал Колесников. Полковник уселся четвертым.— А, может, с устатку? — осенило Белякова.— Есть? — спросил полковник.— Как не быть! — с достоинством сказал Беляков и распорядился:— Давай, Сережа!На столе возник знакомый натюрморт. Выпили, закусили.— Кузьмин у вас? — спросил, наконец, Меньшиков.— У нас, — подтвердил Беляков.— Кузьмин — главный фигурант по делу о покушении на офицера ФСБ, — почти официальным тоном доложил полковник.— Везде успел, сучонок! — поразился Беляков.— Забрать его хотите? — догадался Никольский.— Хотим, — кивнул Меньшиков.— Оформляйте документы, и он — ваш, — разрешил Колесников.
…Два оперативника ФСБ вывели из дверей отделения закованного в наручники Кузьмина. До машины было шагов пять. Кузьмин успел сделать два, когда раздался негромкий хлопок. Костик упал лицом вниз.Офицер ФСБ выхватил пистолет и выстрелил по бесстекольному окну реставрируемого дома напротив. Из отделения выбежали милиционеры с автоматами, оперативники, Меньшиков, Беляков, Никольский. Всей толпой ринулись в подъезд дома напротив.
По полуразрушенной лестнице взлетели на грязную площадку нужного этажа. Их встретила открытая дверь квартиры. Ее единственная комната была пуста, а на полу валялись чеченский автомат «Борз» («Волк») с оптическим прицелом и кожаные перчатки.
…Ватный тампон прошелся по векам, по щекам, по губам: Анюта в кабинете Никольского изничтожала образ юной проститутки. В последний раз она поглядела в зеркало. Нет, молодая еще, молодая! Только усталая. Извиваясь всем телом, стянула с ног бесконечные сапоги…Стараясь, чтобы получилось приветливо, кивнула девушка дежурному и вышла на улицу. Солнце ударило в глаза, Анна счастливо прищурилась, улыбнулась неизвестно чему и, легко помахивая туго набитым пластиковым пакетом, распрямив плечи, танцующей походкой зашагала, как топ-модель на дефиле, по полусонным еще московским переулкам.
Никольский и Лепилов ждали ее у хот-догового ларька, что на Патриарших. Опершись локтями о высокий столик, смотрели, сморщив носы от удовольствия видеть такое, как шла к ним новоявленная Евангелиста.— Сэ муа, — высокомерно сказала она, подойдя.— Лепилов, переведи, — попросил Никольский.— Госпожа актриса говорит, что это она, а не та девица с Полтавы, что доставила отдельным милиционерам несколько неприятных минут, — охотно перевел Лепилов.— Не вижу обещанных сосисок! — немедленно попрекнула Анюта.— Ждут на подогреве, — объяснил Лепилов и кинулся к окошку выдачи.— И пивка! — крикнула вслед ему Анюта. И, обернувшись к Никольскому, укорила: — А вы, товарищ майор, судя по амбре, уже хорошо причастились.— Принял, — покорно согласился Никольский. — Но исключительно как снотворное. И зовите меня Сергеем, Анюта.Лепилов поставил на столик третью бутылку «Балтики», три порции сосисок, две банки с «Пепси». Налил в стакан пивка и придвинул его Анюте. Спросил:— Страшно было?— Страшно, — призналась она, но тут же добавила: — И весело. В общем, страшно весело, — она подняла стакан. — Ну, за удачное завершение спектакля!— Спектакль не окончен, к сожалению, — сказал Никольский. — Пока сыгран только первый акт.…Хорошо им было. Они были дома. Это был их город, их чудной и чудный, непредсказуемый город — Москва. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ПРЕМЬЕРА. Его невозможно было толком разглядеть: только спина, только затылок, только руки в перчатках… Казалось, это и не человек — лишь тень человека. Но тень могучая и страшная…Тень вошла в подъезд дома, где в квартире-конторе совсем недавно обитал сутенер Константин Кузьмин. Тень поднялась по лестнице. Тень замерла у опечатанной двери.Рука в перчатке повернула ключ, и дверь открылась. Тень скользнула по коридору, мимо комнат, на кухню.Мощные руки развернули двухметровый холодильник «Бош». Луч фонаря осветил заднюю стенку. Отвертка выкрутила винты. К обратной стороне стенки был приклеен скотчем внушительный пакет. Руки в перчатках осторожно его отлепили.Тень стремительно и бесшумно покинула квартиру, спустилась по лестнице вниз, вышла из подъезда и растворилась в московском полумраке.…Руки — уже без перчаток — вскрыли пакет. На ярко освещенный стол посыпались пачки денег — российских рублей и долларов, фотографии, снятые скрытой камерой, на которых разнообразные мужчины совершали с проститутками половые акты во всем их неприглядном естестве, а последним выпал лист твердой бумаги с короткими записями. Рука схватила листок. На нем значилось:Компьютер«Пять в Турцию 12 ноября».«Бабки с мамок 29 ноября».«Кемеровские 2 января».«Четыре в Грецию 12 января».«Авила 20 января».«Авила 3 февраля».«Авила 23 февраля».«Бабки с мамок 1 марта».«Менты 10 марта».«Кемеровские и Авила 21 марта».«Авила — Тарасов 10 апреля».Руки неспешно сложили листок вчетверо.
Картина была достойна кисти передвижников: трех цыганок препровождали из милицейского «газона» в 108-е отделение.Смуглые, пестро наряженные дамы трагически воздевали руки к небу, не кричали, а буквально вопили, не просто плакали, а бурно рыдали. С истинно цыганским темпераментом они отвергали любые наветы и заверяли окружающий мир в своей безусловной невиновности. Шевелев и два милиционера молча и без эмоций делали свое дело: старались как можно быстрее затолкнуть буйных гражданок в карательное учреждение.— Начальник, мангу марем, зачем в милицию?! — басом кричала старшая.— Бедных цыган обижаешь! Раз цыганки, значит, ни за что обидеть можно? За весь день десять рублей заработала! — прерывистым плачущим контральто вещала о своих бедах средняя. А младшая — хорошенькая — била на жалость:— Дети голодные ждут, а их маму в тюрьму!Вопли продолжались и в дежурной части. Из-за барьера поднялся Паршиков и гаркнул:— Хорош орать, ромалы! — Цыганки попритихли. — Ну, таборные, все из карманов, из лифчиков, из трусов — на стол! — продолжал майор громовым голосом.— Ничего нет, начальник! — за всех трех коротко ответила старшая.— А мы посмотрим! — не унимался Паршиков.— У них в сумке кое-что имеется, — вступил в разговор Шевелев.— Я думаю, что и в лифчиках еще кое-что найдем! — стоял на своем Паршиков.— За пазуху к бабам полезешь, начальник, да? — вскричала целомудренная молодка.— Зачем же я? — удивился Паршиков. — Для этого у нас специалисты есть.И будто по его призыву спустились по лестнице две пригожие девицы в ладно сидевшей на них милицейской форме.
— Спасибо за билеты, Адам Андреевич, спасибо! — душевно поблагодарил режиссера-новатора Горского элегантный человек средних лет.Трое сидели за журнальным столиком в роскошном кабинете: режиссер Адам Горский, Алексей Тарасов и элегантный господин — Борис Николаевич Китаин, хозяин кабинета.— Не мне спасибо, Борис Николаевич, а вам. За все спасибо! — Горский руку к сердцу приложил — так расчувствовался.— Не об этом речь. Что следующее ставить будем? — поинтересовался Китаин.— Об «Иванове» мечтаем… — скромно потупился режиссер.— Ну и начинайте! — подбодрил его Борис. — Пусть ваш директор смету готовит. Но послезавтра вам от банкета не отвертеться! — Он с напускной строгостью постучал пальцем по столу.— Как уж тут отвертишься! — расплылся в улыбке Адам Андреевич. — Ваш распорядитель второй день ящики в театр завозит.Все трое рассмеялись. Когда смолкли, потянулась какая-то неловкая пауза. Горский понял, что ему пора. Он поднялся из-за стола.— Разрешите откланяться.— У нас все решено?.. — как бы спохватился Борис. — Ну, тогда не смею вас задерживать. До послезавтра, Адам Андреевич!Режиссер удалился. Китаин остро глянул на Тарасова.— А теперь, Леша, потолкуем о делах наших скорбных, — сказал он неожиданно жестко. — Так что же за проблемы у тебя?— Никольский, — одним словом ответил Тарасов.— Сосед? Мент из сто восьмого? Тот, которого твой Артем не замочил? Опять его голову хочешь?Китаин спрашивал отрывисто, будто взлаивал. Такой тон легкого разговора Тарасову не обещал. Но и отступать Алексей не собирался.— Он мне мешает! — заявил Тарасов твердо.— Крысятничать мешает? — опять будто взлаял Китаин. — И правильно делает. Ты его на бабки заряжал? Он у тебя с ладошки клевал? — Тарасов молчал, не отвечал. — Ты воруешь — он ловит. Он честный мент, и беспредельничать тебе я не позволю. Мне уголовники не нужны.Китаин прошел к письменному столу, извлек из ящика свернутый в трубку плакат и развернул его. Над благообразным портретом Тарасова большими буквами значилось: «Алексей Тарасов — ваш выбор».— Честный, неподкупный друг народа — вот кем ты должен быть, дорогой кандидат в депутаты! — В голосе Бориса Николаевича звенел металл.— Уже плакат? — удивился Тарасов.— А через три дня — залог, и через неделю регистрация, ты понял? — Сгоряча у Китаина вырвалось блатное присловье.— Не знаю, как и благодарить тебя, Боря! — Тарасов, невольно уподобляясь чувствительному Горскому, театрально приложил руку к сердцу.— О благодарности потом, — несколько остыл Китаин. — Сейчас объясни мне, что произошло здесь в мое отсутствие.— Да ничего не произошло, — Тарасов вроде бы в недоумении пожал плечами.— А это? — Китаин бросил на стол газету. — На второй полосе.На второй полосе сверху было крупно напечатано: «Анонс» и под заголовком помельче: «В ночь на субботу сотрудники службы безопасности известного предпринимателя Бориса Китаина напали на офицера ФСБ и тяжело его ранили. У редакции есть два вопроса. Первый: зачем банкиру Китаину это нужно? И второй: а если не ему, то кому? Подробности читайте в ближайших номерах газеты».
Первым, кого встретил в родном отделении Никольский, был роскошный цыган. Сверкнув громадными золотыми часами на запястье, цыган развел руки в стороны — то ли обнять Никольского, то ли петь собрался. Не запел, заговорил:— Товарищ начальник, мы, цыгане, народ неграмотный, но благодарный. За доброе дело цыган сердце отдаст…— Кончай романсы, чавела, — перебил стоявший у стойки Шевелев. — Сергей Васильевич, зайдите ко мне. У меня в сейфе вещдоки по делу.— Извините, — автоматически сказал цыгану Никольский и двинулся к лестнице. Шевелев — за ним.— Начальник, ждать тебя буду! Душевный разговор есть! — крикнул вслед им цыган. Этот не отстанет.На столе лежали кольца, браслет, два кулона, серьги, большой крест на цепи. По виду — золото и драгоценные камни.— Потерпевшие опознали свои вещи, — сообщил Шевелев.— Молодцы! — похвалил его начальник угрозыска. — Какую палку срубили! Квартирный грабеж по горячим следам раскрыли.Ожил селектор:— Шевелев, Никольский у тебя?— Здесь я, Паршиков, здесь, — за Шевелева ответил Никольский.— Сергей Васильевич, участковый Панкратов звонил. Ночью вскрыли опечатанную квартиру Кузьмина.— Интересные пироги! — протянул Никольский. — Паршиков, готовь эксперта и вызывай Лепилова. Сейчас поедем. У тебя все?Селектор отключился. Никольский подошел к телефону, набрал номер.— Полковника Меньшикова, будьте добры, — попросил он. — Это вы, Юрий Николаевич? Ваша контора еще интересуется сутенером Кузьминым?.. Так вот сегодня ночью вскрыли его квартиру. Я выезжаю.
Цыган опять раскрыл объятия, но Никольский опять обошел его— Извините, — бросил он на ходу, направляясь к дверям отделения.— Почему ты цыгана не любишь, начальник?! — прорыдал вслед донельзя огорченный представитель вольного народа.—— Ay ФСБ какие соображения? — спросил Никольский, глядя на развернутый дверцей к стенке холодильник «Бош».— Да такие же, как у вас. Задняя стенка отсоединена, на ней отпечатки от скотча. Скорее всего, прятали что-то, — ответил стоявший неподалеку крепкий человек в штатском.На кухню вошел сотрудник ФСБ с металлоискателем.— Под паркетом тайник нашли, товарищ подполковник, — обратился он к крепкому.— И что там? — резко развернулся к нему подполковник.— Деньги, — кратко доложил фээсбэшник— Много? — прищурился его начальник.— Тысяч пятьдесят, наверное, — пожал плечами парень.— При понятых пересчитайте и в протокол! — приказал подполковник и вновь обернулся к Никольскому: — Ну, что делать будем, Сергей Васильевич?— Особых концов нет, Леонид Павлович, — майор на секунду задумался. — Пожалуй, придется проституток трясти. Может, и выведут на ночного гостя.
Тарасов говорил человеку, сидевшему за громадным конторским столом:— Уважаемый господин главный редактор! Мне как юристу хорошо известен закон о печати и все поправки к нему. Я прекрасно понимаю, что вы не можете раскрывать источники вашей информации.— Почему же, — перебил его главный редактор. — Могу. Мы получили эти сведения от пресс-бюро Московского управления ФСБ, сотрудники которой установили, что убитый на чердаке, некто Фомин, до последнего времени работал в службе физической защиты концерна господина Китаина.— В нашей службе безопасности или, как вы ее называете, службе физической защиты, работает более двухсот человек, — начал втолковывать Тарасов с некой даже снисходительностью. — Неужели вы считаете, что каждый из них может напрямую общаться с господином Китаиным? При всем моем уважении к ФСБ я думаю, что эта утечка информации преследует лишь определенные оперативные интересы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40