Сервис на уровне сайт
Хоть пару часиков прихвачу перед утренней зорькой.
…За поворотом, метрах в трехстах от последних домов города, притулившись на обочине, стояли старый «жигуленок» и «Ока». Полуприсев на радиатор «жигуленка», Никольский и Шевелев томились в ожидании коллег.Не по дороге пришли Лепилов и Андрей — вынырнули из придорожного перелеска.— С уловом! — весело объявил Лепилов. В этих местах все становились рыбаками.— Спасибо, Миша, спасибо, Андрюша. — Никольский лихорадочно потрепал левой рукой Лепилова, правой — Андрея по затылкам, проследил, как Миша ставил на заднее сиденье «жигуленка» рюкзак, и спросил: — Что там произошло?— И представить такое невозможно! — бешено затараторил Андрей. — Я ж самого высокого профессионала прочитаю и просчитаю. А тут баран, хорошо бы просто баран, а то безрукий. Все на соплях, все без изоляции, соединения накрест. Как они еще не сгорели — удивляюсь. Я и не понял поначалу, отчего звякнуло!— Успокойся Андрей. Сработали классно, — похвалил парней Никольский.— Чего это у вас там было? — спросил возникший из того же перелеска Вешняков.— Учебная тревога, — ответил Лепилов.— Ну, тогда ладно, — успокоился Вешняков и добавил: — А я под легкой балдой.— В машине отоспишься, — решил Никольский. — Лепилов, Андрей — в Москву, а мы с Вешняковым в гостиницу, в Торжок. Миша, сдашь Котову из рук в руки. Он в отделении всю ночь. Потом все трое могут отдыхать.— Я вернусь, — твердо сказал Лепилов.— И я, — присоединился к нему Шевелев. — Я за дорогу высплюсь.— Да черт с вами, езжайте, приезжайте! — разозлился Никольский и тут же спохватился: — Но туда как можно осторожнее, Миша. Чтобы при аварии хоть один живой остался.«Жигуленок» взревел форсированным мотором и умчался в столицу. А «Ока» спокойно покатила в Торжок.
«Мерседес-600» быстро считал километры Ленинградского шоссе. Юрисконсульт Алексей Тарасов, сидя за рулем, сосредоточенно следил за дорогой, а американский миллионер Грегори Сильверстайн, закрыв глаза и откинувшись на подголовник, благоговейно слушал, как заливались соловьями Фредди Меркьюри с Монсеррат Кабалье. Занудливый и слащавый дуэт, слава Богу, замолк на самой высокой ноте.— Божественно, — оценил их пение американский миллионер и открыл глаза. — Где мы?— Тверь объезжаем, — сообщил Тарасов. — Скоро Торжок. Как ты все-таки Гигса отцепил, Гриша?— Напугал. Тобой напугал. — Он ухмыльнулся. — Намекнул, что ты оттуда.— А ты меня не боишься? — спросил Алексей серьезно.— Конечно, боюсь, — тоже серьезно отозвался Гришка. — Ты же беспредельщик, Леша. Но и с беспредельщиком можно иметь дело, если все обставить, как надо.— Бумажку страховочную заготовил? — недобро догадался Тарасов.— Не бумажку, — принялся обстоятельно объяснять Сильверстайн. — В сейфе у посольского юриста лежит серьезный и обоснованный документ, который тебя утопит при любых обстоятельствах. Ко всему прочему, я американский подданный, и, следовательно, копать будут до конца и без снисхождения.— Был тут у нас один такой американец… — скривился Тарасов презрительно.— Знаю! — азартно воскликнул Гришка. — Но он просто американец, легкомысленный и легковерный, а я американец из «совка», который здесь страхуется всегда и от всех. В том документе упомянута и наша сегодняшняя поездка, в которую я взял — и это тоже отмечено — пятьсот тысяч долларов.Сильверстайн распалился, говорил быстро, сбивчиво, волнуясь. Ясно было: Григорий и впрямь до смерти боится друга Лешку.— Ты сделал так, как я просил? — сурово поинтересовался Тарасов, помолчав.— Да, — успокоился Гришка. — Два абсолютно одинаковых по размеру пакета, твой даже поменьше будет. Ему сотня стодолларовыми, тебе — четыреста тысячными. Все правильно?— Жалко мне сову тебе отдавать… — промолвил Тарасов. — Красавица…— Вовсе не мне. Зачем она мне? — пожал плечами Сильверстайн. — Да и тебе она не нужна.— Сова — некий символ мудрости, а мудрости нам иногда не хватает. Зато хитрости у тебя с избытком, мистер Сильверстайн, — завершил деловой диалог Алексей, решив лучше полюбоваться пейзажем.— Ни на что не похожа эта наша величественная и неряшливая бескрайность, — философски заметил Гришка, заметив интерес подельника к окружающей природе. — В ней — тоскливый вечный зов к бездействию и очищению.— Ишь ты! — удивился Тарасов. — А раньше-то все больше по фене ботал!
Ровно в полдень «Мерседес» остановился у музея города Осташкова. У дверей музея, на которых висела табличка «Санитарный день», пассажиров «Мерседеса» ждали директор, экскурсовод и плотник. Русские сдержанно поздоровались. Американец же бурно выразил восторг от долгожданной встречи и всяческую благожелательность. Вошли в музей.…А Вешняков вошел в сторожку, где сторож вяло жевал вчерашнюю рыбу.— Ты что ж это не у кассы? — спросил Вешняков.— Директор санитарный день объявил, — пояснил тот.— Значит, это санитары на «Мерседесе» приехали?— Шуткуешь все… — буркнул Егорыч.— Ага, — согласился Вешняков и достал из наплечной кобуры пистолет. — А теперь перестал. Быстро, Егорыч, открывай черный ход. Ребята уже все в музее, а начальнику моему в окно лезть нельзя, у него нога больная. Живо, живо, Егорыч!— Бандиты, — шагая к двери, неизвестно кому пожаловался Егорыч.— Бандиты вы, а мы милиционеры, — разочаровал его Вешняков.…Сторож, с любопытством поглядывая на Никольского, открыл дверь.
…Тарасов, мистер Сильверстайн, Коломиец и экскурсовод любовались совой.Плотник стоял у выхода из двухсветного зала, держа руку за пазухой.— Хорошего понемножку, — опомнился Тарасов. — Мистер Сильверстайн, надеюсь, вы не изменили своего решения?— О, нет, нет! — отверг всякие сомнения американец.— Ваня, — негромко произнес Тарасов.Тот также негромко обратился к экскурсоводу:— Валя!Краснопиджачник приблизился к постаменту, отделил от него облицовочную планку. Щелкнул выключателем и снял стеклянный колпак. Подошел Коломиец, осторожно поднял сову двумя руками и застыл, как капитан футбольной команды с кубком.— И после этого здесь совсем не будет ничего? — с ужасным акцентом поинтересовался американец.Коломиец улыбнулся, а краснопиджачник, как фокусник, неизвестно откуда извлек вторую сову и водрузил ее на постамент. Американец перевел взгляд с первой совы на вторую.— Очень похожа, но… — Он лихо щелкнул пальцами. — Но не то! Да!— Итак, — напомнил о сути дела Тарасов.— Не итак, а так, — поправил его Сильверстайн и, положив кейс на колено, щелкнул замками. Внутри лежали два плотных, но небольших пакета. — Вам, господин Коломиец, — он протянул пакет директору музея. — Вам, господин Тарасов. Пакеты с трудом, но влезли в боковые карманы пиджаков. — Ваш ход, господа.— Приз — достойному господину Сильверстайну, — ляпнул Коломиец и протянул сову американцу. Тот взял ее и, растерянно улыбнувшись, попросил:— Пэкинг. Паковать.— Сей момент! — услужливо пообещал краснопиджачник.И тотчас распахнулись двери: плотник, получив увесистый удар по темечку, мягко сполз на пол. Первыми в зал ворвались Лепилов и человек с видеокамерой.— Руки за головы! — ужасным голосом прокричал Лепилов. — И на пол! Лицом вниз!Вся команда — Вешняков, Шевелев, Климов — с пистолетами в руках образовала вместе с Лепиловым устрашающее каре. Никольский стоял в дверях, а оператор снимал беспрерывно. Трое аккуратно легли на пол, а американец слегка подзадержался, осторожно ставя сову на пол. Поэтому его и успел узнать Никольский.— Слышу — Сильверстайн, а вижу — Зильберштейн, — злорадно усмехнулся он. — Никак не уймешься, Гриша.— Вы имеете дело с подданным Соединенных Штатов Америки, — не поднимая головы, с полу сообщил Сильверстайн-Зильберштейн. — Вас ждут большие, очень большие неприятности, господин Никольский.— Не будь столь альтруистичным, Гриша, — посоветовал Сергей. — Заботься о себе, а я уж как-нибудь обойдусь без твоего участия.Вдруг взвился Тарасов. Он вскочил на ноги, заорал визгливо:— Негодяи! Бандиты, прикрывшиеся милицейскими удостоверениями! Ты пойдешь под суд со всеми своими подручными, Никольский!Часть тирады он произносил уже в умелых руках Климова, который, кинувшись к оратору, схватил его за грудки, кинул на пол, навалился на него и прорычал:— Наручники захотел? Будут тебе наручники, сука!— И ты, мерзавец, ответишь за это! — завывающе пообещал Тарасов. Наручники щелкнули.— Миша, понятых, акт о хищении и подмене, акт об изъятии, личный обыск каждого и, естественно, предварительный протокол, — приказал Никольский. — Управишься? Нога что-то заныла.— Идите в машину, Сергей Васильевич. Без вас обойдемся, — не очень деликатно пожалел начальника Лепилов.В сопровождении местного милиционера в двухсветный зал вошли пенсионер и пенсионерка. Пенсионер с испугу поздоровался со спиной Коломийца.— Здравствуйте, Иван Степанович.Никольский вышел на крыльцо, посмотрел на высокое солнышко и побрел в сквер. На этот раз устроился не на траве, а на скамейке, не теневую выбрал сторону, а солнечную и все равно задремал. Нешумный был город Осташков.Разбудил майора Лепилов, осторожно коснувшись начальнического плеча. Никольский встряхнулся, скрывая некоторое смущение, бодро вопросил:— Кончили, Миша?— Кончили-то кончили… — вяло, явно чего-то недоговаривая, сообщил Лепилов.— Огорчай, — понял эту недосказанность Никольский.— У Коломийца сто тысяч, а Тарасов пустой. Может, Зильберштейн с ним заранее расплатился? — предположил Михаил.Никольский тихо простонал, помотал головой и признался:— Непруха сегодня у нас.— И еще. Семь бед, один ответ, — добавил Лепилов. — У Тарасова мандат кандидата в депутаты. Следовательно, мы и обыскивали его незаконно.— Наручники-то хоть сняли? — спросил Сергей без выражения.— Да сняли, сняли… — пробурчал Лепилов. — Что делать? Выводить?— Выводи, — кивнул Никольский.— А Тарасова отпустить? — приставал Лепилов.— Отпускай… — вздохнул Сергей.Вскоре задержанных вывели. В «воронок» затолкали плотника, экскурсовода и директора. Насчет американца Вешняков засомневался и обратился за помощью к начальству:— А американца куда? Туда?— Туда, туда, — подтвердил Никольский, которому, проходя мимо, сделал комплимент Сильверстайн:— По-прежнему ничего не боишься, Никольский.— Бояться тебе надо, Гриша, — парировал Сергей. — Нынешнее дело — это не ломка чеков у «Березки».— Переживем, — беззаботно отбрехнулся со ступеньки «воронка» американский миллионер и крикнул Тарасову, стоявшему в позе стороннего наблюдателя: — Помни обо мне, Леха, а то я про тебя вспомню.Отбыл «воронок», умчались машины сопровождения и наконец отправился в путь «жигуль» Лепилова с двумя совами. На площадке перед музеем остались «Мерседес» и «Ока» (ее подогнали заботливые ребята), а также Тарасов и Никольский.— Считай, что ты без погон, Никольский, — злобно прошипел Алексей. — Ты грубо нарушил закон, совершив насилие над кандидатом в депутаты, лицом по конституции неприкосновенным.— Лицо неприкосновенное, — повторил за Тарасовым Никольский и приблизился к старинному врагу. — Но только лицо. А печень? — Левым крюком он ударил Тарасова в печень. — А солнечное сплетение? — Он врезал деляге под дых. — А почки? — Сергей добавил Лешке ребром ладони чуть выше поясницы. Тарасов, захлебываясь дыханием, осел в пыль.…У Торжка «Оку» обогнал «Мерседес». Водители не смотрели друг на друга.
«Оке» было некуда втиснуться: у входа в отделение плотной цепью выстроилась прибывшая из Осташкова кавалькада. Никольский загнал свою машину в переулок и, хромая, направился на службу.— Давно прибыли, Вася? — спросил он у Паршикова.— Только-только. Ну, минут пять… — ответил майор.Никольский медленно проковылял на второй этаж. Открыл дверь кабинета начальника, который, увидев его, объявил:— А вот и Никольский. Пора приступать к главному. Лепилов!Лепилов, поочередно вынув из рюкзака обмотанных тряпьем сов, осторожно, как младенцев, распеленал их и поставил на стол для обозрения. Обозревать было кому, потому что народу в кабинет набилось порядочно: преступники, оперативники, мелкие начальники. И ювелир Анатолий Яковлевич, скромно устроившийся в углу.— Анатолий Яковлевич, будьте добры, подойдите, пожалуйста, поближе, — использовав почти весь свой запас вежливых слов, пригласил Котов ювелира к столу. — Расскажите нам, что это за фигуры.Анатолий Яковлевич ласково погладил одну из сов по перышкам и сказал:— Эти фигуры — две копии с редчайшей, я бы сказал, уникальнейшей работы Фаберже начала двадцатого века, аналогов которой я не могу припомнить. Одна из копий — рыночная поделка неталантливого ремесленника. А вторая, моей работы, вполне достойна оригинала, особенно если принять во внимание сроки исполнения.— А где же настоящая?! — заорал американец Гриша.— Здесь, — Котов щелкнул ключом в замке сейфа, открыл дверцу, затем достал из-за нее и поставил на стол третью сову. Три совы смотрели на присутствоваших: одна — тупо, вторая — строго, осуждающе, третья — загадочно, устрашающе. Даже Котов, увидев всех трех сразу, разобрался, какая из них настоящая:— Ну и птичка! Ну и глаза!Все молчали, рассматривая изделия. Тишину прервал горестный вопрос американского миллионера:— И кто же меня так лихо кинул?Котов обернулся, расплылся в улыбке:— Мы, Гриша! Ты лохов у «Березки» кидал, ну а теперь твоя очередь, лох американский!Никольский, незаметно подойдя, тихо спросил Котова:— Слава, вы без меня разберетесь? Тут одно дельце. Маленькое, но весьма срочное.— Ты у нас герой дня, Серега. Можешь делать все, что хочешь.От дверей Никольский приказал:— Климов, зайди ко мне.Дотащившись до своего кабинета, Сергей открыл дверь, вошел. Климов следовал за ним. Никольский устроился за столом и жестом указав на стул, предложил:— Садись.Климов сел.Никольский, пошарив в ящике, протянул ему лист бумаги и шариковую ручку.— Пиши, — велел майор.— А что писать? — удивился Климов.— Рапорт с просьбой об увольнении, — бесцветно произнес Сергей.— Это с чего же?! — возмутился Климов.— Ты, я помню, в квартире Авилы магазин от «Борза» нашел, — сказал Никольский как бы с сомнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
…За поворотом, метрах в трехстах от последних домов города, притулившись на обочине, стояли старый «жигуленок» и «Ока». Полуприсев на радиатор «жигуленка», Никольский и Шевелев томились в ожидании коллег.Не по дороге пришли Лепилов и Андрей — вынырнули из придорожного перелеска.— С уловом! — весело объявил Лепилов. В этих местах все становились рыбаками.— Спасибо, Миша, спасибо, Андрюша. — Никольский лихорадочно потрепал левой рукой Лепилова, правой — Андрея по затылкам, проследил, как Миша ставил на заднее сиденье «жигуленка» рюкзак, и спросил: — Что там произошло?— И представить такое невозможно! — бешено затараторил Андрей. — Я ж самого высокого профессионала прочитаю и просчитаю. А тут баран, хорошо бы просто баран, а то безрукий. Все на соплях, все без изоляции, соединения накрест. Как они еще не сгорели — удивляюсь. Я и не понял поначалу, отчего звякнуло!— Успокойся Андрей. Сработали классно, — похвалил парней Никольский.— Чего это у вас там было? — спросил возникший из того же перелеска Вешняков.— Учебная тревога, — ответил Лепилов.— Ну, тогда ладно, — успокоился Вешняков и добавил: — А я под легкой балдой.— В машине отоспишься, — решил Никольский. — Лепилов, Андрей — в Москву, а мы с Вешняковым в гостиницу, в Торжок. Миша, сдашь Котову из рук в руки. Он в отделении всю ночь. Потом все трое могут отдыхать.— Я вернусь, — твердо сказал Лепилов.— И я, — присоединился к нему Шевелев. — Я за дорогу высплюсь.— Да черт с вами, езжайте, приезжайте! — разозлился Никольский и тут же спохватился: — Но туда как можно осторожнее, Миша. Чтобы при аварии хоть один живой остался.«Жигуленок» взревел форсированным мотором и умчался в столицу. А «Ока» спокойно покатила в Торжок.
«Мерседес-600» быстро считал километры Ленинградского шоссе. Юрисконсульт Алексей Тарасов, сидя за рулем, сосредоточенно следил за дорогой, а американский миллионер Грегори Сильверстайн, закрыв глаза и откинувшись на подголовник, благоговейно слушал, как заливались соловьями Фредди Меркьюри с Монсеррат Кабалье. Занудливый и слащавый дуэт, слава Богу, замолк на самой высокой ноте.— Божественно, — оценил их пение американский миллионер и открыл глаза. — Где мы?— Тверь объезжаем, — сообщил Тарасов. — Скоро Торжок. Как ты все-таки Гигса отцепил, Гриша?— Напугал. Тобой напугал. — Он ухмыльнулся. — Намекнул, что ты оттуда.— А ты меня не боишься? — спросил Алексей серьезно.— Конечно, боюсь, — тоже серьезно отозвался Гришка. — Ты же беспредельщик, Леша. Но и с беспредельщиком можно иметь дело, если все обставить, как надо.— Бумажку страховочную заготовил? — недобро догадался Тарасов.— Не бумажку, — принялся обстоятельно объяснять Сильверстайн. — В сейфе у посольского юриста лежит серьезный и обоснованный документ, который тебя утопит при любых обстоятельствах. Ко всему прочему, я американский подданный, и, следовательно, копать будут до конца и без снисхождения.— Был тут у нас один такой американец… — скривился Тарасов презрительно.— Знаю! — азартно воскликнул Гришка. — Но он просто американец, легкомысленный и легковерный, а я американец из «совка», который здесь страхуется всегда и от всех. В том документе упомянута и наша сегодняшняя поездка, в которую я взял — и это тоже отмечено — пятьсот тысяч долларов.Сильверстайн распалился, говорил быстро, сбивчиво, волнуясь. Ясно было: Григорий и впрямь до смерти боится друга Лешку.— Ты сделал так, как я просил? — сурово поинтересовался Тарасов, помолчав.— Да, — успокоился Гришка. — Два абсолютно одинаковых по размеру пакета, твой даже поменьше будет. Ему сотня стодолларовыми, тебе — четыреста тысячными. Все правильно?— Жалко мне сову тебе отдавать… — промолвил Тарасов. — Красавица…— Вовсе не мне. Зачем она мне? — пожал плечами Сильверстайн. — Да и тебе она не нужна.— Сова — некий символ мудрости, а мудрости нам иногда не хватает. Зато хитрости у тебя с избытком, мистер Сильверстайн, — завершил деловой диалог Алексей, решив лучше полюбоваться пейзажем.— Ни на что не похожа эта наша величественная и неряшливая бескрайность, — философски заметил Гришка, заметив интерес подельника к окружающей природе. — В ней — тоскливый вечный зов к бездействию и очищению.— Ишь ты! — удивился Тарасов. — А раньше-то все больше по фене ботал!
Ровно в полдень «Мерседес» остановился у музея города Осташкова. У дверей музея, на которых висела табличка «Санитарный день», пассажиров «Мерседеса» ждали директор, экскурсовод и плотник. Русские сдержанно поздоровались. Американец же бурно выразил восторг от долгожданной встречи и всяческую благожелательность. Вошли в музей.…А Вешняков вошел в сторожку, где сторож вяло жевал вчерашнюю рыбу.— Ты что ж это не у кассы? — спросил Вешняков.— Директор санитарный день объявил, — пояснил тот.— Значит, это санитары на «Мерседесе» приехали?— Шуткуешь все… — буркнул Егорыч.— Ага, — согласился Вешняков и достал из наплечной кобуры пистолет. — А теперь перестал. Быстро, Егорыч, открывай черный ход. Ребята уже все в музее, а начальнику моему в окно лезть нельзя, у него нога больная. Живо, живо, Егорыч!— Бандиты, — шагая к двери, неизвестно кому пожаловался Егорыч.— Бандиты вы, а мы милиционеры, — разочаровал его Вешняков.…Сторож, с любопытством поглядывая на Никольского, открыл дверь.
…Тарасов, мистер Сильверстайн, Коломиец и экскурсовод любовались совой.Плотник стоял у выхода из двухсветного зала, держа руку за пазухой.— Хорошего понемножку, — опомнился Тарасов. — Мистер Сильверстайн, надеюсь, вы не изменили своего решения?— О, нет, нет! — отверг всякие сомнения американец.— Ваня, — негромко произнес Тарасов.Тот также негромко обратился к экскурсоводу:— Валя!Краснопиджачник приблизился к постаменту, отделил от него облицовочную планку. Щелкнул выключателем и снял стеклянный колпак. Подошел Коломиец, осторожно поднял сову двумя руками и застыл, как капитан футбольной команды с кубком.— И после этого здесь совсем не будет ничего? — с ужасным акцентом поинтересовался американец.Коломиец улыбнулся, а краснопиджачник, как фокусник, неизвестно откуда извлек вторую сову и водрузил ее на постамент. Американец перевел взгляд с первой совы на вторую.— Очень похожа, но… — Он лихо щелкнул пальцами. — Но не то! Да!— Итак, — напомнил о сути дела Тарасов.— Не итак, а так, — поправил его Сильверстайн и, положив кейс на колено, щелкнул замками. Внутри лежали два плотных, но небольших пакета. — Вам, господин Коломиец, — он протянул пакет директору музея. — Вам, господин Тарасов. Пакеты с трудом, но влезли в боковые карманы пиджаков. — Ваш ход, господа.— Приз — достойному господину Сильверстайну, — ляпнул Коломиец и протянул сову американцу. Тот взял ее и, растерянно улыбнувшись, попросил:— Пэкинг. Паковать.— Сей момент! — услужливо пообещал краснопиджачник.И тотчас распахнулись двери: плотник, получив увесистый удар по темечку, мягко сполз на пол. Первыми в зал ворвались Лепилов и человек с видеокамерой.— Руки за головы! — ужасным голосом прокричал Лепилов. — И на пол! Лицом вниз!Вся команда — Вешняков, Шевелев, Климов — с пистолетами в руках образовала вместе с Лепиловым устрашающее каре. Никольский стоял в дверях, а оператор снимал беспрерывно. Трое аккуратно легли на пол, а американец слегка подзадержался, осторожно ставя сову на пол. Поэтому его и успел узнать Никольский.— Слышу — Сильверстайн, а вижу — Зильберштейн, — злорадно усмехнулся он. — Никак не уймешься, Гриша.— Вы имеете дело с подданным Соединенных Штатов Америки, — не поднимая головы, с полу сообщил Сильверстайн-Зильберштейн. — Вас ждут большие, очень большие неприятности, господин Никольский.— Не будь столь альтруистичным, Гриша, — посоветовал Сергей. — Заботься о себе, а я уж как-нибудь обойдусь без твоего участия.Вдруг взвился Тарасов. Он вскочил на ноги, заорал визгливо:— Негодяи! Бандиты, прикрывшиеся милицейскими удостоверениями! Ты пойдешь под суд со всеми своими подручными, Никольский!Часть тирады он произносил уже в умелых руках Климова, который, кинувшись к оратору, схватил его за грудки, кинул на пол, навалился на него и прорычал:— Наручники захотел? Будут тебе наручники, сука!— И ты, мерзавец, ответишь за это! — завывающе пообещал Тарасов. Наручники щелкнули.— Миша, понятых, акт о хищении и подмене, акт об изъятии, личный обыск каждого и, естественно, предварительный протокол, — приказал Никольский. — Управишься? Нога что-то заныла.— Идите в машину, Сергей Васильевич. Без вас обойдемся, — не очень деликатно пожалел начальника Лепилов.В сопровождении местного милиционера в двухсветный зал вошли пенсионер и пенсионерка. Пенсионер с испугу поздоровался со спиной Коломийца.— Здравствуйте, Иван Степанович.Никольский вышел на крыльцо, посмотрел на высокое солнышко и побрел в сквер. На этот раз устроился не на траве, а на скамейке, не теневую выбрал сторону, а солнечную и все равно задремал. Нешумный был город Осташков.Разбудил майора Лепилов, осторожно коснувшись начальнического плеча. Никольский встряхнулся, скрывая некоторое смущение, бодро вопросил:— Кончили, Миша?— Кончили-то кончили… — вяло, явно чего-то недоговаривая, сообщил Лепилов.— Огорчай, — понял эту недосказанность Никольский.— У Коломийца сто тысяч, а Тарасов пустой. Может, Зильберштейн с ним заранее расплатился? — предположил Михаил.Никольский тихо простонал, помотал головой и признался:— Непруха сегодня у нас.— И еще. Семь бед, один ответ, — добавил Лепилов. — У Тарасова мандат кандидата в депутаты. Следовательно, мы и обыскивали его незаконно.— Наручники-то хоть сняли? — спросил Сергей без выражения.— Да сняли, сняли… — пробурчал Лепилов. — Что делать? Выводить?— Выводи, — кивнул Никольский.— А Тарасова отпустить? — приставал Лепилов.— Отпускай… — вздохнул Сергей.Вскоре задержанных вывели. В «воронок» затолкали плотника, экскурсовода и директора. Насчет американца Вешняков засомневался и обратился за помощью к начальству:— А американца куда? Туда?— Туда, туда, — подтвердил Никольский, которому, проходя мимо, сделал комплимент Сильверстайн:— По-прежнему ничего не боишься, Никольский.— Бояться тебе надо, Гриша, — парировал Сергей. — Нынешнее дело — это не ломка чеков у «Березки».— Переживем, — беззаботно отбрехнулся со ступеньки «воронка» американский миллионер и крикнул Тарасову, стоявшему в позе стороннего наблюдателя: — Помни обо мне, Леха, а то я про тебя вспомню.Отбыл «воронок», умчались машины сопровождения и наконец отправился в путь «жигуль» Лепилова с двумя совами. На площадке перед музеем остались «Мерседес» и «Ока» (ее подогнали заботливые ребята), а также Тарасов и Никольский.— Считай, что ты без погон, Никольский, — злобно прошипел Алексей. — Ты грубо нарушил закон, совершив насилие над кандидатом в депутаты, лицом по конституции неприкосновенным.— Лицо неприкосновенное, — повторил за Тарасовым Никольский и приблизился к старинному врагу. — Но только лицо. А печень? — Левым крюком он ударил Тарасова в печень. — А солнечное сплетение? — Он врезал деляге под дых. — А почки? — Сергей добавил Лешке ребром ладони чуть выше поясницы. Тарасов, захлебываясь дыханием, осел в пыль.…У Торжка «Оку» обогнал «Мерседес». Водители не смотрели друг на друга.
«Оке» было некуда втиснуться: у входа в отделение плотной цепью выстроилась прибывшая из Осташкова кавалькада. Никольский загнал свою машину в переулок и, хромая, направился на службу.— Давно прибыли, Вася? — спросил он у Паршикова.— Только-только. Ну, минут пять… — ответил майор.Никольский медленно проковылял на второй этаж. Открыл дверь кабинета начальника, который, увидев его, объявил:— А вот и Никольский. Пора приступать к главному. Лепилов!Лепилов, поочередно вынув из рюкзака обмотанных тряпьем сов, осторожно, как младенцев, распеленал их и поставил на стол для обозрения. Обозревать было кому, потому что народу в кабинет набилось порядочно: преступники, оперативники, мелкие начальники. И ювелир Анатолий Яковлевич, скромно устроившийся в углу.— Анатолий Яковлевич, будьте добры, подойдите, пожалуйста, поближе, — использовав почти весь свой запас вежливых слов, пригласил Котов ювелира к столу. — Расскажите нам, что это за фигуры.Анатолий Яковлевич ласково погладил одну из сов по перышкам и сказал:— Эти фигуры — две копии с редчайшей, я бы сказал, уникальнейшей работы Фаберже начала двадцатого века, аналогов которой я не могу припомнить. Одна из копий — рыночная поделка неталантливого ремесленника. А вторая, моей работы, вполне достойна оригинала, особенно если принять во внимание сроки исполнения.— А где же настоящая?! — заорал американец Гриша.— Здесь, — Котов щелкнул ключом в замке сейфа, открыл дверцу, затем достал из-за нее и поставил на стол третью сову. Три совы смотрели на присутствоваших: одна — тупо, вторая — строго, осуждающе, третья — загадочно, устрашающе. Даже Котов, увидев всех трех сразу, разобрался, какая из них настоящая:— Ну и птичка! Ну и глаза!Все молчали, рассматривая изделия. Тишину прервал горестный вопрос американского миллионера:— И кто же меня так лихо кинул?Котов обернулся, расплылся в улыбке:— Мы, Гриша! Ты лохов у «Березки» кидал, ну а теперь твоя очередь, лох американский!Никольский, незаметно подойдя, тихо спросил Котова:— Слава, вы без меня разберетесь? Тут одно дельце. Маленькое, но весьма срочное.— Ты у нас герой дня, Серега. Можешь делать все, что хочешь.От дверей Никольский приказал:— Климов, зайди ко мне.Дотащившись до своего кабинета, Сергей открыл дверь, вошел. Климов следовал за ним. Никольский устроился за столом и жестом указав на стул, предложил:— Садись.Климов сел.Никольский, пошарив в ящике, протянул ему лист бумаги и шариковую ручку.— Пиши, — велел майор.— А что писать? — удивился Климов.— Рапорт с просьбой об увольнении, — бесцветно произнес Сергей.— Это с чего же?! — возмутился Климов.— Ты, я помню, в квартире Авилы магазин от «Борза» нашел, — сказал Никольский как бы с сомнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40