Властительница выждала пару секунд, чтобы дать Камлио время понять смысл последних слов.Девушка задумчиво кивнула:— Это правда, он ни разу не пытался дотронуться до меня с того часа, когда выкупил мою свободу. После того как ты сказала мне, что он сын женщины из Зыбкой Жизни, я поняла, почему он так себя ведет. Но в то время я была в такой ярости из-за смерти сестры, что вообще ничего не замечала.Мара нашла это признание ободряющим:— Если ты не можешь его любить, стань ему другом. У него живой ум и высокое понятие о чести.Камлио подняла глаза, в которых сверкнули с трудом удерживаемые слезы:— Но разве он удовольствуется столь малым?— А ты испытай его, — улыбнулась Мара. — Любовь не требует, она принимает. Чтобы это понять, мне понадобилась вся жизнь. — Понизив голос, она добавила:— И дар богов — двое выдающихся мужчин. — Глядя прямо на Камлио, она перешла на тон заправской заговорщицы. — До сих пор я не встречала человека, который был бы способен вывести Аракаси из себя. Дружба рождается нелегко — и это могло бы приучить его к малой толике смирения.Камлио отбросила за спину пушистые золотые волосы; в глазах у нее заиграли проказливые огоньки.— Ты хочешь сказать, что я могла бы слегка сбить с него спесь и покуражиться над ним за его самонадеянность?— Я думаю, вы могли бы многому научить друг друга, — так закончила Мара эту беседу. — Но это зависит еще и от того, удастся ли нам выбраться из этих гор живыми.Короткое счастье Камлио быстро улетучилось.— Они могут заставить тебя продать меня.К Маре вернулась решимость.— Нет. Я — властительница по рангу и цурани по рождению. Твоя жизнь не принадлежит мне, и я не вправе торговать тобой. Либо я добьюсь исполнения моих требований своими силами, либо приму судьбу, которую пошлют боги. Если случится так, что ты останешься в плену, помни: я разрешаю тебе либо кончить жизнь на клинке, либо спастись бегством, как сумеешь; ты свободная женщина. Даже думать забудь, что твоя кровь или твои желания хоть в чем-то менее достойны чести, чем у Люджана, или Сарика, или любого другого воина. — Внезапно почувствовав, до чего же она устала, Мара подавила зевок. — Но я не думаю, что дело дойдет до этого. Сдается мне, предложение Хотабы было сделано для проверки. Проверяли меня. Добилась ли я каких-то уступок — мы до утра не узнаем. А теперь спи, Камлио. Нам остается набраться терпения и ждать. *** Когда начало светать и ветер утих, обе женщины — властительница и куртизанка — спали. Мара лежала, свернувшись в клубочек, в путанице черных волос; одеяла сбились; ее сновидения были тревожными. Мара сразу же подняла голову с подушки, как только Мирана притронулась к ней.— Госпожа, вставай и одевайся поскорее, — мягко поторопила ее жена вождя.— Калиани вернулась, чтобы объявить решение, принятое в Доралесе.Мара отбросила одеяла и едва не задохнулась от ледяной стужи. Пока она надевала холодную одежду, Мирана снова развела огонь в очаге, так что Камлио получила возможность проснуться в более приятных условиях. Через трещины в ставнях просачивался серый свет. То ли облака, то ли туман скрывали восходящее солнце. Мара чувствовала себя так, словно у нее окостенели все суставы.Когда она кончила причесываться, на гребне осталось несколько седых волосков. Сердце билось слишком часто из-за дурных предчувствий. Мысли мчались по кругу: дом, дети, Хокану. Сможет ли она когда-нибудь наладить отношения с Хокану? «Боги, — молилась она, — не дайте мне умереть на чужой земле. Пусть Камлио вернется домой… ради Аракаси». Ибо в откровениях девушки Мара впервые почувствовала какой-то намек на надежду для своего Мастера.— Поторопись, — тихо, чтобы не разбудить Камлио, посоветовала Мирана. — Калиани не отличается терпением.Мара сунула озябшие ноги в сандалии, которые истрепались от сырости и скольжения по камням на горных тропах. Один палец через дыру торчал наружу. Кто в Империи узнал бы в ней Благодетельную — без грима на лице и в одежде как у трактирной служанки? И в этом-то жалком обличье, без каких-либо признаков высокого ранга, она должна была встретиться с Калиани… Эта мысль отнимала изрядную долю смелости.Мара безуспешно пыталась притвориться спокойной. Но у нее вспотели ладони, и руки дрожали, и уж за то спасибо, что этот противный липкий туман скрывал влагу у нее в глазах.Воспоминания, пережитые в золотом круге, беспокоили ее больше, чем она того хотела бы. Будь здесь Кевин, он не полез бы за словом в карман. Мара чувствовала, что ей недостает его дерзкой независимости в суждениях: ведь сколько ни пытались окружающие внушить ему подобающее почтение к этикету, он оставался неисправим.Мирана не стала ждать, пока Мара соберется с духом, и повела ее на просторную главную площадь, где уже дожидался Хотаба вместе с закутанной в широкие одежды персоной, которая внушала более глубокий благоговейный трепет, чем сам Император.Мара переломила свою гордость и низко поклонилась.— Я ожидаю решения Калиани, — тихо проговорила она.Старые костлявые руки заставили ее разогнуться.— Госпожа, стой прямо. Здесь не в ходу подобострастные поклоны.Калиани сверлила властительницу Акомы пронзительным взглядом. Примерно такой же вид бывал у Джайкена, когда тот с помощью кусочка стекла рассматривал печати гильдий, проверяя их подлинность.— Госпожа Мара, — сказала волшебница сухим старческим голосом, — наше решение принято. Мы окажем тебе поддержку вот каким образом: тебе будет дано разрешение совершить путешествие в сопровождении одного человека из твоей свиты — того, кого ты назначишь. Тебя проводят через высокогорные перевалы к воротам Чаккахи — города чо-джайнов, где обитают их Мастера магического искусства.У Мары расширились глаза. «Запретное!» — поняла она. Если чо-джайны могут производить на свет своих магов, а договор с Ассамблеей запретил им заниматься магией в пределах Цурануани, то становятся понятными умолчания королевы чо-джайнов. Возбуждение властительницы нарастало.Казалось, Калиани это почувствовала, ибо ее следующие слова прозвучали сурово и жестко:— Госпожа Мара, ты должна знать, что дело народа цурани — это не наша забота. Турил воюет только тогда, когда отражает вторжение. Мы не считаем своим долгом беспокоиться из-за политических интриг вражеского народа. Однако чо-джайны могут взглянуть на дело иначе. Их сородичи в вашей Империи влачат жалкое существование покоренного народа. Тебе будет предоставлена возможность объяснить причины своего появления в наших краях и склонить магов чо-джайнов к союзу с тобой… если сумеешь. Но знай наперед: рой чо-джайнов будет рассматривать тебя как врага. Наши люди могут проводить тебя до границ улья, но не дальше. Мы не вправе действовать как твои заступники и говорить от твоего имени. Мы не сможем вмешаться и выручить тебя, если чо-джайны встретят тебя враждебно. Пойми меня правильно: при самых благих твоих намерениях ты можешь погибнуть.Это шаг вперед, прикинула Мара в последовавшую долю секунды. Может быть, и неуверенный, но все-таки шаг. И ответила без колебаний:— Выбора у меня нет. Я должна идти. С собой возьму Люджана, моего военачальника; в его отсутствие старшим в нашем отряде будет советник Сарик.Трудно сказать, какое чувство на мгновение промелькнуло в глазах Калиани: то ли скрытое восхищение, то ли жалость.— В смелости тебе не откажешь, — признала она и вздохнула. — Но ты не знаешь, с чем тебе придется столкнуться. Ну хорошо. Можешь быть уверена, что с твоими слугами и воинами будут обращаться радушно, как с гостями, пока не станет известна твоя судьба. Если ты возвратишься, они продолжат служить тебе. Если ты умрешь, они доставят твои останки к вам на родину. Так говорю я, Калиани.Наклоном головы Мара подтвердила, что эти условия вполне удовлетворительны.— Прекрасно, — подала голос Мирана, до сих пор молча стоявшая у боковой стены. — Муженек, ты так и намерен пялиться неведомо куда от расстройства, что не можешь заполучить златовласку для нашего сына, или ты все-таки собираешься сходить в загон и привести оттуда военачальника Люджана?.— Заткнись, старая! Мирные часы рассвета священны, а ты оскверняешь саму природу, поднимая такой шум!Он распрямил плечи и возмущенно таращился на супругу, пока неодобрительный взгляд Калиани не положил этому конец; и, торопливо шаркая ногами, он поспешил выполнить то, о чем просила жена.Когда он скрылся из виду, Калиани поплотнее закуталась в свои многослойные одеяния, чтобы защититься от знобящего тумана, и сказала Маре:— Вы отправитесь, как только будет собрано все необходимое для путешествия. Пойдете пешком; иначе там не пробраться. — Она помолчала, словно что-то обдумывая, а потом добавила:— Вашим проводником будет Гиттания, одна из наших учениц. Пусть боги будут благосклонны к твоим усилиям, госпожа Мара. Ты взяла на себя нелегкую задачу, ибо чо-джайны вспыльчивы и не склонны к прощению былых обид.Часом позже, после горячего завтрака, Мара и ее свита, состоявшая из одного человека, были готовы выступить в путь. Посмотреть на них собралась небольшая кучка шумливых детишек и праздных матрон, возглавляемая Хотабой и его советом. К Маре и Люджану присоединилась ученица Гиттания — русоволосая худенькая девушка в просторном одеянии, предписанном послушницам ее ордена: то была накидка длиною до колен с вытканными на ней ослепительно яркими красно-белыми узорами. В отличие от обычных турильских одежд, которые делались из тканей тусклых цветов и как бы сливались с окружающим ландшафтом, наряд Гиттании резким контрастом выделялся на фоне гор.Люджан быстро отметил эту особенность.— Вероятно, — пустился он в философию, что вообще-то не было ему свойственно, — она одевается так ярко по примеру тех птиц или ягод, которые таят в себе яд: это предупреждение о том, что ее магические силы сумеют быстро покарать любого, кто вздумает причинить ей вред.Хотя говорил он тихо, послушница услышала его слова и возразила:— На самом деле это не совсем так, воин. Мы, которые принесли обеты как подмастерья, носим такую одежду, чтобы нас было видно издалека. В годы ученичества мы обязаны служить любому человеку, нуждающемуся в помощи. Наши накидки — это опознавательный знак для тех, кто хочет нас найти.От холодного промозглого тумана Мара озябла, но не утратила любознательности.— А сколько лет, — спросила она, — вы считаетесь учениками?— Чаще всего срок ученичества — около двадцати пяти лет. Случается, что кто-то так и не достигает звания Мастера и носит алое с белым всю жизнь. Известен только один маг, ставший Мастером после семнадцати лет обучения. Это было настоящее чудо. Его достижение никому не удалось превзойти за тысячи лет.— У ваших мудрецов, похоже, уж очень суровые требования, — заметил Люджан.Поскольку его профессией была война, ему даже трудно было вообразить, каким же терпением надо обладать, чтобы половину жизни провести в учениках.Однако Гиттанию, по-видимому, такие порядки не возмущали.— В руках Мастера — огромная сила, а с ней и огромная ответственность, — возразила она. — Годы обучения вырабатывают в нем сдержанность и терпение, а главное — скромность и умеренность; а еще они дают время для того, чтобы набраться мудрости. Когда ты ухаживаешь за больным младенцем по просьбе матери какого-нибудь пастуха в горах, ты постепенно начинаешь понимать, что заботы о маленьком человечке не менее — или даже более — важны, чем великие заботы правления и политики. — Тут девушка состроила кислую гримаску. По крайней мере, так уверяют мои наставники. А мое служение началось совсем недавно, и пока я еще не смогла постичь, каким образом сыпь у ребенка может повлиять на великие циклы Вселенной.При всей своей усталости Мара не могла не засмеяться. Бесхитростная искренность Гиттании была приятной переменой после неожиданных скачков настроения и ожесточенной угрюмости Камлио. Хотя властительницу и мучили опасения относительно встречи с турильскими чо-джайнами, она надеялась, что предстоящий переход по горам даст время успокоиться и обдумать, как себя вести на аудиенции у королевы заморских чо-джайнов. Жизнерадостная общительность Гиттании наверняка послужит целительным бальзамом, облегчающим ожидание грядущих событий.Калиани молча наблюдала за их беседой, пока на одну из квердидр грузили узлы со съестными припасами и бурдюки, наполненные водой.— Чо-джайны скрытны и недоверчивы, — дала она Маре последнее напутствие.— Раньше было по-другому. Их Мастера свободно встречались с нашими, обменивались идеями и знаниями. И скажем прямо, основы нашего обучения в искусстве магии были некогда заложены с помощью чо-джайнов. Но война, разгоревшаяся столетия назад между чо-джайнами и Цурануани, оставила в их памяти твердое убеждение, что люди, владеющие магическим даром, способны на предательство. С тех пор ульи замкнулись, и теперь чоджайны неохотно вступают с нами в какие-либо отношения, предпочитая вообще не иметь с нами никаких дел. — Она сделала несколько шагов и остановилась прямо перед Марой.— Я не знаю, что тебя ждет. Благодетельная. Но предупреждаю в последний раз: для этих существ любой цурани — лютый враг. Они не прощают того, что случилось с ульями внутри вашей Империи, и могут возложить вину на тебя, как будто именно ты навязала им подлый договор.Заметив, как удивлена Мара, Калиани жестко пояснила:— Верь мне, госпожа Мара. Чо-джайны ничего не забывают, и, по их понятиям, добро не терпит присутствия угнетения или зла. Они обычно рассуждают так: здравомыслящие люди должны отменить так называемый договор, который лишает цуранских чо-джайнов права на применение магии. Каждый день, который уходит в прошлое, оставляя все как есть, следует рассматривать как заново совершенное преступление; для них оскорбление, нанесенное хоть тысячу лет назад, — это оскорбление, нанесенное сегодня. Может статься, что в ульях Турила ты найдешь не союзников против Ассамблеи, а лишь быструю смерть.Сколь ни мало обнадеживающими были эти слова, Мара не передумала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121