Снова, уже в который раз, его пронзила боль от жалости к Маре, волосы которой лишились своего неповторимого блеска, а кожа — гладкости перламутра. За недели, проведенные на одре болезни, Мара утратила и свойственную ей прежде гибкость танцовщицы. Она выглядела изможденной, и даже Люджану не удавалось выманить ее для отдыха на воздух.— Имперскую политику побоку, пичужка: я взял на себя смелость созвать твоих горничных. Тебе придется кое-кого принять.— Ох, всеблагие боги! Парадный наряд? — Гнев Мары быстро переплавился в досаду. — Я же задохнусь! Чей же родитель, интересно, на этот раз явился, чтобы коснуться подола моего платья в надежде, что ему улыбнется счастье и он найдет приличных мужей для пятерых своих дочерей-дурнушек?Хокану рассмеялся, обхватил ее обеими руками за талию и высоко поднял.— Какие мы сегодня ехидные. А ты знаешь, что один купец подъезжал к Джайкену с предложением — продать твои поношенные платья, и предлагал за них солидную сумму в металле. Он хотел разрезать обноски на ленты и продавать как сувениры.Мара оцепенела от оскорбления:— Джайкен мне об этом ничего не сказал!— И правильно сделал, — начал Хокану и тут же охнул: женщина, которую он обнимал, похожая на бестелесный призрак, основательно двинула его локтем под дых. Он переменил ее положение — так чтобы она не могла нечаянно удариться о рукоять его меча — и отважно продолжил свою речь:— Он понимал, что ты прикажешь прогнать беднягу из поместья плетьми, и счел это не вполне уместным с точки зрения законов гостеприимства.Когда ее консорт шагнул в коридор, Мара выпалила словечко, которое наверняка запятнало бы ее возвышенный образ в глазах благоговеющих простолюдинов. Затем она ткнула мужа в плечо:— Так кто же этот посетитель, которого вы с Джайкеном сочли настолько безопасным для меня, что даже разрешаете мне его принять?Лицо Хокану осветила широкая усмешка.— Тебе захочется навести красоту. Это госпожа Изашани Ксакатекас.— Здесь?! — Мара чуть не взвизгнула от испуга. Она непроизвольно подняла руки и начала приглаживать волосы.После злополучного выкидыша это был первый раз, когда она проявила хоть какую-то заботу о своей внешности, и Хокану мысленно поблагодарил красавицу с острым язычком, ожидавшую сейчас в лучшей из гостиных Мары. Может быть, после этого визита властительница Акомы прислушается к доводам рассудка и перестанет тратить силы, необходимые для ее выздоровления, на изматывающие страхи и тревоги. По суждению жреца-врачевателя, противоядие застало Мару у самых ворот, ведущих в чертог Красного бога, и потребуются три месяца отдыха и покоя, чтобы она окрепла телесно, однако для полного восстановления сил должен пройти еще такой же срок. Но можно ли было рассчитывать на «отдых и покой» после всего, что случилось с Марой? После того, как она потеряла своего первенца Айяки, разрешилась от бремени мертвым младенцем и чуть сама не погибла мучительной смертью от медленного яда… Хокану опасался, что пройдет гораздо больше времени, прежде чем его жена снова станет самой собой.Выразительное движение Мары напомнило Хокану, что позаботиться о приличиях перед выходом к гостям нужно не только ей, но и ему самому. Если он не прогреется как следует в горячей ванне, и притом как можно скорее, он просто обрастет твердой коркой. Любимая супруга прекрасно поняла значение его гримасы.— Не слишком задерживайся в ванне, дорогой. Если уж Изашани здесь, вокруг нее сразу образуется облако полунамеков и интриг — облако не менее плотное, чем от ее благовоний. Чтобы вытрясти из нее важные сведения, нужно присутствие красивого мужского лица. И поскольку я не мужчина и не отношусь к числу ее любимцев, придется постараться тебе как консорту Акомы.Не настолько Хокану устал от упражнений на плацу и не настолько был глух к оттенкам интонации, чтобы не почувствовать затаенный страх в голосе жены.— Что тебя беспокоит, повелительница? В обычное время ты была бы в восторге, узнав о визите госпожи Изашани.Мара подняла на него темные глаза.— Великая Игра… — пробормотала она. — Слишком часто она оборачивается кровопролитием, и снова ходят слухи о заговоре против императора.Лицо Хокану окаменело.— Я приду. Но только после того, как приму ванну, и после того, как вы, женщины, обменяетесь приветствиями и последними новостями.Возможно, причиной визита вдовствующей госпожи Ксакатекас действительно были опасные политические замыслы, думал Хокану, но будь он проклят, если упустит возможность поставить на службу Маре проницательность и острый ум этой выдающейся дамы. *** В обрамлении роскошного наряда, осыпанная изумрудами и нефритом, Мара выглядела как потерянный зверек. Она вошла в гостиную мелкими робкими шажками вовсе не ради того, чтобы щегольнуть изысканными манерами, а просто из-за слабости. По той же причине оказался неглубоким и коротким поклон, которым она приветствовала ожидающую ее женщину в пурпурно-желтых одеждах. Продолжительный поклон неминуемо привел бы к тому, что она не удержалась бы на ногах и упала на колени, а упрямая гордость не позволяла прибегнуть к помощи слуги, который мог ее поддержать.Госпожа Изашани поднялась со своих подушек в ореоле струящихся шелков и ароматов. Ее яркие карие глаза казались особенно красивыми из-за необычного разреза — они были чуть раскосыми. В волосах цвета осенней листвы пробивалась серебряная седина; к тайзовой пудре, которую она использовала, чтобы придать еще больше прелести своим высоким скулам, явно были подмешаны сверкающие крупинки из земляной ракушки. Они искрились крошечными вспышками, создавая волшебный контраст с молочно-белым и розовым оттенками гладкой кожи, словно силою магических чар сохранившей блеск юности. Красоту вдовствующей госпожи Ксакатекас прославляли, ее ума побаивались, и все сходились на том, что ей вообще нет равных в искусстве вить веревки из окружающих. И вот теперь эта великолепная аристократка поспешила вперед и поддержала Мару под локоток.— Милая, ты еще не поправилась, это же очевидно. — Мягкие переливы ее голоса напоминали звучание драгоценных старинных инструментов, передаваемых музыкантами из рук в руки на протяжении многих поколений. — И между друзьями нет места формальностям.С благодарностью приняв неожиданную помощь, Мара расположилась на мягких подушках. Ее собственный голос мог скорей напомнить о скрипе песка по стеклу, когда она произнесла традиционные слова приветствия:— Добро пожаловать в мой дом, госпожа. В добром ли ты здравии?Изашани склонила голову с лукавой улыбкой, от которой на щеках у нее появились ямочки.— Я благодарна Слуге Империи за незаслуженную любезность, — ответила она.В ее тоне слышалось искреннее удовольствие оттого, что Мара своим обращением как бы поменяла их местами в общественной иерархии. Будучи старше Мары годами и богаче опытом, Изашани тем не менее являлась всего лишь бывшей Правящей госпожой, а Мара носила титул Слуги Империи.— Я-то вполне здорова, — заявила Изашани, — а вот ты выглядишь как квайетовое зернышко, слишком долго пролежавшее на солнце. Дорогая моя, ты, похоже, решила вообще отказаться от пищи?Мару не удивила такая откровенность ее высказываний, но эта прямота частенько выбивала почву из-под ног многих недругов дома Ксакатекас, у которых и без того ум заходил за разум от неотразимого обаяния этой женщины.Мара оторвала взгляд от блестящего шелка, богато расшитого по краям золотой нитью, и так же быстро отвела глаза от подноса со сластями и нарезанными фруктами, которые были раньше доставлены слугами, чтобы гостья могла подкрепиться с дороги.— Ты, конечно, посетила нас не затем, чтобы выслушивать мои жалобы на слабое здоровье.Еда действительно утратила для Мары всякую привлекательность. После отравления желудок стал капризным и ненадежным.Ответ гостьи оказался колючим, как удар фехтовальщика:— Я, конечно, посетила тебя не затем, чтобы наблюдать, как ты дуешься, и потакать тебе в этом.Мара едва не вздрогнула. Такое высказывание, услышанное от кого-либо другого, следовало бы расценить как оскорбление, но в глазах Изашани светилось непритворное сочувствие. Мара вздохнула, и груз, камнем лежавший на сердце со дня рокового выкидыша, стал чуть-чуть полегче.— Извини. Я не предполагала, что мое настроение выражается столь явно.— Извинением от меня не отделаешься. — Изашани протянула безупречно ухоженную руку, выбрала тарелку и положила на нее порцию фруктов. — Ешь, а не то я позову твоих горничных и заставлю их сейчас же тебя связать и уложить в постель.А ведь заставит, подумала Мара, и вероломные служанки, вероятно, послушаются гостью, даже не задумавшись, насколько это согласуется с желанием самой хозяйки. Изашани использовала свою власть как могущественный полководец: окружающие неизменно плясали под ее дудку и только потом начинали гадать, почему получилось так, а не иначе. Поскольку Мара чувствовала себя слишком слабой, чтобы пускаться в споры, она начала откусывать по маленькому кусочку от ломтика йомаха. Она, между прочим, тоже может задавать прямые вопросы:— Так что же привело тебя в Акому?Изашани бросила на нее испытующий взгляд. Словно уверившись, что, в отличие от сил телесных, духовная стойкость Мары не подорвана, гостья налила себе в чашку чоки из кувшинчика, стоявшего на подносе, и сообщила:— Властитель Джиро Анасати начал нащупывать почву для переговоров со старшим из незаконных сыновей моего покойного мужа. — В ее голосе как будто зазвенела сталь из варварского мира.Нахмурившись, Мара отложила недоеденную половинку ломтика.— Венасети? — тоном спокойного вопроса произнесла она.Грациозным наклоном головы Изашани подтвердила, что имя незаконного отпрыска угадано верно, и одновременно воздала должное прозорливости хозяйки. Удивительно было то, что Мара вообще знала это имя, поскольку покойный властитель Чипино, часто менявший наложниц и куртизанок, успел обзавестись чрезвычайно многочисленным потомством. Хотя все его побочные отпрыски на равных правах получили прекрасное воспитание в доме Ксакатекасов, их темпераменты и характеры отличались исключительным разнообразием. Старый правитель ценил в своих подругах и красоту, и ум, и, хотя ни одна из женщин, ставших матерями его сыновей и дочерей, не смогла отнять у Изашани ее привилегированное положение властительницы и супруги, для некоторых поражение оказалось более мучительным, чем для других, и они сумели заронить эту горечь в души своих детей. Нынешний наследник, Хоппара, в делах семейных придерживался мудрой политики своей вдовствующей матушки: строго соблюдать некую очередность наследования среди множества кузенов и незаконных единокровных братьев.— Нам еще чрезвычайно повезло, — с искоркой в глазах добавила Изашани, — что Венасети сохраняет преданность своему роду. Джиро ушел ни с чем.Озабоченность Мары не рассеялась, да и в Изашани она угадывала внутреннее напряжение. После должности Верховного Главнокомандующего, которая принадлежала сейчас властителю Фрасаи, следующий по важности пост при дворе императора занимал властитель Хоппара Ксакатекас. То, что он был слишком молод для такого высокого сана, делало его уязвимым: его разумные советы и умение схватывать все на лету встречали сопротивление подозрительной натуры Фрасаи — тот колебался, становился несговорчивым и упускал возможность вовремя расстроить планы традиционалистов, стремящихся воспрепятствовать грядущим переменам и восстановить упраздненный сан Имперского Стратега.Устранение властителя Хоппары означало бы потерю главного оборонительного бастиона с весьма опасными последствиями. В выражении лица Изашани таилось предостережение.Мара высказала догадку вслух:— Ваш дом тоже пережил покушение?Лицо Изашани осталось неподвижным, как у фарфоровой куклы.— И не одно.Мара закрыла глаза. Она почувствовала себя безмерно слабой под гнетом внезапно навалившейся усталости. Сейчас ее томило желание отказаться от самой трудной борьбы, ограничить поле своих надежд и усилий, посвятить себя делу выживания Акомы перед лицом опасностей, сжимающихся вокруг нее, словно кольцо обнаженных мечей. И все-таки она была Слуга Империи, а не та неопытная девочка, видевшая свое призвание в служении Лашиме, но вместо этого нежданно-негаданно оказавшаяся главой осажденного дома. Враги императора были также и врагами Акомы, ибо с течением времени она стала подобна опорной колонне, принимающей на себя тяжесть огромной крыши. Чтобы покончить с властью императора, Джиро и его союзники должны, были сначала лишить его этой опоры — поддержки Акомы.За этой мыслью сразу же пришла другая: уж слишком большой успех сопутствовал Братству Камои в покушениях на жизнь ее друзей и союзников, не говоря уж о членах семьи. И пока во главе дома Анасати стоит Джиро, он будет нанимать убийц снова и снова; преступная община становилась опасностью, которой нельзя пренебрегать. Мара никогда не смогла бы забыть ужас, испытанный ею, когда ее едва не задушили, или муки преждевременных родов, вызванных действием яда. О погибшем Айяки она не перестанет горевать до конца дней своих.Погруженная в мрачные мысли, Мара обнаружила присутствие Хокану в гостиной, только услышав слова приветствия, с которыми обратилась к нему гостья.Открыв глаза, она увидела своего мужа, склонившегося над рукой госпожи Ксакатекас. Он держался застенчиво, как мальчик, хотя это было совсем не к лицу человеку, повелевавшему армиями от имени императора и занимавшему в обществе такое положение, что Мара оказалась предметом зависти множества высокородных девиц на выданье. Однако Изашани владела искусством смущать покой мужчин с такой легкостью, что в обществе поговаривали, будто она на самом деле ведьма и привораживает поклонников с помощью колдовских чар. Хокану был одним из ее любимцев, и ее мягкая лесть, приправленная добродушным подшучиванием, сразу помогла ему овладеть собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121