Это вызвало у горцев страшнейший переполох. Лайапа объяснил это тем, что они обнажаются только для сражения. Затем они начали тыкать в нас пальцами и бурно обмениваться мнениями. Потом кто-то на очень плохом цурани выкрикнул, что нас неинтересно дразнить, поскольку мы все равно не способны понимать их язвительные насмешки…Люджан запнулся и замолчал.Мара прижалась щекой к поскрипывающему плетеному борту.— Продолжай.Люджан откашлялся. Было очевидно, что его что-то очень забавляет и он изо всех сил старается сохранять видимую невозмутимость.— На вызов ответил Сарик: он крикнул Лайапе, чтобы тот переводил все слово в слово, какими бы мерзкими или непристойными ни были эти слова. — Повозку тряхнуло на особенно крутой рытвине, и Люджан прервал свое повествование — вероятно, затем, чтобы перепрыгнуть через яму. — Ну вот, тут уж действительно пошло веселье. Эти турильцы изощрялись в предположениях, как именно мы получили свои боевые отметины на теле. Если их послушать, так лучшие воины нашей страны нанимают специально обученных женщин из круга Зыбкой Жизни, чтобы те как следует разодрали им кожу ногтями. Или, скажем, все наши сестры валяются в постели с собаками и джайгами, а мы яростно царапаемся между собой да еще соревнуемся, у кого будет самый устрашающий вид.Люджан снова замолчал, на этот раз заметно нахмурившись. Мара вцепилась в прутья борта с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Оскорбления, о которых упоминал Люджан, были достаточно нестерпимыми, чтобы мужчина воспылал жаждой мести. Более того, властительница сомневалась, что военачальник пересказал ей худшие из образцов злоречия. Борясь с горечью и гневом на себя за то, что по ее милости столь доблестные воины угодили в такой скверный переплет, она хрипло проговорила:— Должно быть, выдержать все это было мучительно.— Ну, не так уж мучительно. — В голосе Люджана зазвучала твердость стали варварского мира. — И я, и другие… мы все взяли пример с Папевайо, госпожа.Мара прикрыла глаза, с болью вспомнив об отважном Вайо, который много раз спасал ее от верной гибели. Однажды ему пришлось ради Мары отказаться от почетной смерти на острие своего меча и — снова ради Мары — до конца дней носить черную повязку осужденного на казнь, видя в этой метке позора символ триумфа, который могли оценить лишь сама властительница и те, кто о нем знал. В конце концов он умер, спасая ее жизнь, в схватке с врагом из дома Минванаби.На очередном ухабе повозка опять резко накренилась, и Мара вырвалась из плена воспоминаний. Она надеялась, что этих воинов — лучших, достойнейших из ее личной охраны — не ожидает такой же безвременный конец. Старый Кейок, ее военный советник, успел убедить ее, что — вопреки традиционным воззрениям цурани — на долю доблестного воина может выпасть и не менее славная кончина, чем смерть в бою на чужой земле.— Продолжай, — снова приказала она, стараясь, чтобы не дрогнул голос.Она не видела своего военачальника, но вполне ясно представила в воображении, как он пожал плечами.— Госпожа, тут нечего больше рассказывать. Твои воины условились не обижаться на пустую болтовню турильцев, просто не обращать внимания на их слова. И горцев это, кажется, удивило. Они стали осыпать нас упреками и спрашивали, почему это мы не кидаемся на защиту своей чести. Ну, а Ванамани взял и крикнул в ответ, что мы — это твоя честь, госпожа. И слышим мы лишь твои слова или слова твоих врагов. Тут в разговор вмешался Сарик и добавил, что для нас турильцы не враги, а чужестранцы, и поэтому их слова для нас не имеют никакого смысла — так же, как вой ветра над скалами. — Последнее высказывание Люджан передал с лукавой ухмылкой. — И знаешь, тогда горцы перестали нас дразнить. Я думаю, на них произвела впечатление наша преданность и еще то, что мы не попались на наживку, хотя женщина, которой мы служим, сейчас нас не видит и сама находится в положении пленницы. Лайапа сказал, что во время войн многие цурани, не выдержав насмешек, бросались в бессмысленные атаки и становились легкой добычей для отрядов горцев, до того сидевших в засадах.— Люджан, — сказала Мара голосом, дрожащим от переполнявшей ее благодарности, — все твои воины заслуживают награды за свою доблесть. Передай им эти мои слова.Да, каждый из них проявил великую твердость, выходящую далеко за рамки служебного долга и за рамки цуранских понятий, ставящих честь превыше жизни. Каждый из них отдал свою личную честь в ее руки. Мара уткнулась взглядом в собственные ладони с красными отметинами от прутьев, за которые она цеплялась. Она молилась богам о том, чтобы они позволили ей оказаться достойной такого доверия. Глава 5. СОВЕТ Медленно тянулись часы.Для Мары, запертой в тесном пространстве плетеной повозки и открытой капризам всех ветров и солнца, которое то выглядывало, то вновь скрывалось за нависшими над плато облаками, сейчас важнее всего было сохранить спокойствие. Но неопределенность положения и шумные выкрики турильских воинов, охранявших повозку, только усиливали раздражение. Чтобы убить время, она попросила Лайапу рассказать ей о землях, где пролегал их путь, однако рассказывать было, по сути, не о чем. Ни сел, ни городков, лишь несколько деревушек, прилепившихся к каменистым склонам в зарослях кустарника, до последнего листика обглоданного скотом. Вдали, за пурпурными холмами, на горизонте вырисовывались более высокие горы со скалистыми вершинами — там, где их не скрывали облака. Про Дарабалди — город, где собирался Высший Совет вождей, — Лайапа сказал только, что располагается он в предгорьях большого хребта. Тогда Мара пожелала узнать, долго ли еще добираться, но ответом на расспросы Лайапы стали лишь непристойные шуточки и грубый хохот конвоиров. Так ничего и не добившись, доведенная до белого каления Мара нашла себе другое занятие: она стала обучать Камлио успокаивающим приемам медитации, которые усвоила в бытность свою храмовой послушницей.Только боги ведают, подумала Мара, насколько полезным может оказаться для бедной девушки искусство черпать утешение в самой себе, пока волею здешних властей не будет решена судьба пленников.Горцы делали остановки, чтобы подкрепиться; колбаса, кислый сыр и хлеб, которые все запивали светлым пивом, на удивление хорошо способствовали восстановлению сил. Воины развлекались на привалах громкой похвальбой да порой еще и бились об заклад, если какой-нибудь паре взбредало на ум помериться силой.Стемнело, и над землею холодным покрывалом лег туман. Ослу надоело отбрыкиваться от бегущих по пятам квердидр, хотя эти шестиногие твари по-прежнему плевались в него, выворачивая губы в подобии презрительной улыбки. Чтобы согреться, Мара притулилась поближе к Камлио и задремала.Сверкающая россыпь звезд уже заполонила небо над головой, когда она очнулась от многоголосого лая. Это пастушеские собаки, определил Лайапа, а еще есть другая порода, охотничья; те покрупнее и посильнее. По дыму и едкому запаху хлева, гниющих потрохов и вымоченных шкур Мара поняла, что их отряд подошел к деревне или более многолюдному поселению.— Дарабалди, — откликнулся на ее вопрос чей-то хриплый голос. Но попытка выведать, когда она сможет переговорить с Советом Вождей, натолкнулась лишь на очередную грубость со стороны охраны:— А тебе не все ли равно, женщина? Или невтерпеж узнать, что за мужик тебя купит? Боишься, вдруг он окажется стар и у него ничего такого не осталось, что может стоять?В ответ на эту наглую тираду Сарик рискнул воспользоваться грубым турильским словцом, которым обогатил свой лексикон утром во время купания. Ничуть не оскорбленные, горцы весело заржали и, похоже, невольно прониклись еще большим уважением к первому советнику Мары.Повозку залил свет. Мара подняла глаза на высокую сторожевую башню, где чадили пропитанные салом факелы. Турильские воины в бурых накидках, разместившиеся на зубчатой стене, встретили подошедший отряд явно неодобрительными возгласами, более всего похожими на брань.Антайя не остался в долгу, ответив в том же духе, а затем затараторил, сопровождая речь жестами, в том числе и весьма грубыми. Судя по очевидному удовольствию часовых и по их взглядам в ее сторону, Мара заключила, что Антайя рассказывает, как ее захватил. Сцену купания у реки явно не обошли молчанием, поскольку часовые пихали друг друга локтями в ребра и тыкали пальцами, указывая на Люджана и Сарика.Затем отряду дали разрешение войти, и повозка дернулась вперед под резкий крик осла и пронзительные вопли квердидр.— Как это удачно, — заметила Мара, обращаясь к Камлио, — что мы въезжаем в город с такими фанфарами: каждый будет знать, что мы здесь.Сейчас ей еще сильнее, чем раньше, хотелось, чтобы ивовые борта повозки были пониже и позволяли хотя бы осмотреться вокруг. Однако очень скоро ей пришлось переменить мнение: дробный стук частых ударов по бортам вполне мог означать, что повозку забрасывают камнями или сухим навозом. Окрики на турильском смешались с визгом малолетних озорников, которым, видимо, досталось от старших; обстрел прекратился довольно быстро.. Поверх бортов повозки Мара видела неясные очертания двухэтажных каменных зданий с блеклыми вывесками, раскачивающимися на ветру. На балконах и оконных рамах имелись резные тотемные изображения, а крутые двускатные крыши выглядели весьма странно. Окна были закрыты ставнями да еще и заперты на засовы; зато у немногих оставшихся открытыми теснились стайки пышнотелых красоток; они весело окликали прохожих и посредством весьма выразительной пантомимы зазывали к себе гостей.— Шлюхи, — бросила Камлио.За кажущейся язвительностью тона Мара безошибочно угадала страх спутницы— как бы ей самой не стать обитательницей подобного притона.Мара прикусила губу. Она понимала, что Камлио, скорее всего, достанется сыну вождя, но вот как поступит ее Мастер тайного знания, если такое случится? Эти мысли не оставляли ее. Согласится ли Аракаси присягнуть на верность Шиндзаваи, как несомненно предложит Хокану, или, сохранив свободу, доберется до этих мест и станет обшаривать турильские города в поисках девушки, завладевшей его сердцем?Повозка затряслась по дороге, вымощенной булыжником, и затем, накренясь, резко остановилась. Белокурый горец, демонстрируя в ухмылке щербатый рот, открыл заднюю дверцу и знаком велел Маре и Камлио вылезать. За спинами турильских стражников и зевак, столпившихся вокруг, был виден длинный дом, тыльной стороной приткнувшийся к каменной стене. Бревенчатые двери строения были распахнуты настежь, но проем закрывала шерстяная завеса с узором из квадратов и полос. Не успела Мара толком оглядеться, как турилец подтолкнул ее к входу. Вместе с ней оказались Камлио, Сарик, Люджан и Лайапа.Переступая порог, Мара невольно подивилась, сколь мягкой оказалась ткань завесы, которой она на мгновение коснулась. Однако по пятам за ней следовали остальные, и медлить было нельзя. Она сделала шаг вперед и оказалась в помещении без окон; от дымного воздуха у нее сразу защипало в глазах.Мрак рассеивали лишь багровые отсветы горки тлеющих углей, служивших скорее для приготовления пищи, нежели для обогрева. В этом странном жилище стоял едкий запах шерсти, мясной похлебки и людской скученности. Перед огромным очагом сидела на высоком ларе старая женщина, занятая расчесыванием квердидровой шерсти на чесалке с костяными зубьями. Старик, пристроившийся около нее на низеньком плетеном табурете, был едва заметен в слабом свете углей. Когда глаза Мары привыкли к темноте, она разглядела седые волосы, угрюмо сжатый запавший рот и длинные усы, свисающие с оплывших щек. На концах усов поблескивали цветные бусины, которые зазвенели наподобие детской погремушки, когда старец поднял голову.Лайапа что-то быстро сообщил Сарику вполголоса, а тот в свою очередь тихо передал Маре:— У него усы, какие и полагаются вождю, а бусины, что на них болтаются, — знаки отличия, и вполне может оказаться, что это и есть верховный вождь собственной персоной.Мара скрыла изумление. Она ожидала узреть некую величественную персону, но отнюдь не такого неказистого старичка в простецком зеленом кильте. Он ел из грубой деревянной миски, а ложкой ему служил обломок раковины коркара. Неприятно пораженная отсутствием парадных регалий, властительница Акомы едва не упустила из виду, что в тени расположились полукругом и другие мужчины, чью беседу прервало прибытие турильца с пленниками.Некоторое время обитатели комнаты молча рассматривали новоприбывших, забыв о трапезе, которой они предавались за миг до прихода пленников.К вящему удивлению Мары, первой нарушила молчание старуха.— Ты мог бы и поинтересоваться, чего они хотят, — промолвила она, прервав свое занятие.Владелец подобающих вождю усов крутанулся на своем табурете, тыкая ложкой в сторону старухи. Подливка крупными брызгами разлетелась из миски и с шипением упала на угли.— Заткнись, старая карга! Я не нуждаюсь в твоих подсказках!У Мары вновь брови поползли на лоб. Неужели эти люди не имеют представления о простейших правилах приличия?Турильский вождь тем временем резко развернулся; перестук бусинок на взлетевших вверх концах усов подчеркнул важность момента. Движением подбородка он указал на Сарика, стоявшего к нему ближе всех:— Чего вы хотите, цурани?Когда Сарик того желал, он мог быть великим мастером лицедейства. В обманчивом свете очага его лицо казалось каменно неподвижным; впору было подумать, что верховный вождь адресовал свой вопрос просто в воздух.Поняв намек советника, Мара не стала молчать.— Я пришла в твои владения в поисках истины, — бросила она в тишину.Турильский вождь остолбенел, как будто получил пощечину. Он метнул взгляд на стоящую перед ним властительницу, затем отвел глаза. Похоже, он смотрел поверх ее головы, так что от его внимания не могли укрыться широкие ухмылки на лицах Антайи и других стражников.— Ты тут стоишь как пень и позволяешь пленнице высовываться вперед, когда ее не спрашивают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121