И прежде, чем подобное определение будет вынесено судом, я должен быть абсолютно уверен, что вся эта шумиха не скажется отрицательно на делах фонда. Было бы очень жаль прикрыть вашу работу, но…
– Подонок! – взорвалась Кей, вскакивая. – Хотите наказать всех за собственные ошибки?!
Энди тоже встал, не сводя с нее взгляда.
– Вы мне нравитесь, Кей. Очень красивы и исключительно умны. Я даже восхищаюсь вашей преданностью подруге.
Он взял документы, принесенные Кей, сложил и протянул девушке.
– И поскольку вы мне так нравитесь, я готов дать вашей приятельнице еще один шанс. Возьмите это и посоветуйте ей подписать. Так будет легче для всех нас.
Кей помедлила, презрительно глядя на Энди. Может ли она рискнуть пойти против него? Будь на карте только ее судьба, он могла бы решиться. Но не хотела, чтобы из-за ее безрассудного гнева Элси осталась ни с чем.
Наконец Кей протянула руку и выхватила бумаги.
– Самое печальное в том, – бросила она, – что Элси так радовалась – мол, вы из хорошей семьи и все такое… Надеюсь, она никогда не узнает, каким чудовищем оказался отец ее ребенка.
Круто развернувшись, она бросилась к двери. За спиной послышался смех Энди.
– Жаль, что не вы собираетесь рожать, – окликнул он. – Я бы в два счета сделал из вас честную женщину!
Кей выбежала, с силой хлопнув дверью.
ГЛАВА 29
Кей никому не сказала о встрече с Энди, зная, что Элси попросту капитулирует, если узнает, чем он угрожал. Она сказала только, что Энди, возможно, увеличит сумму и скажет о своем решении через несколько дней.
Ну а пока Кей делала все, что могла. Через день после разговора с Энди она улучила момент, когда они с Полом остались наедине, и все рассказала.
– Печально, – согласился он, – но сомневаюсь, что как-то сумеешь заставить Энди передумать.
– Но ты мог бы поговорить с Лорой.
Кей сделала бы это сама, но странное охлаждение, возникшее между ней и Лорой после нескольких месяцев искренней дружбы, казалось, все росло.
Но Пол отказался.
– Если Лора выступит против брата, он наверняка откажет нам в субсидии. Мы слишком много времени посвятили этой работе, чтобы теперь остаться ни с чем.
Кей поразилась эгоизму Пола, но продолжала настаивать:
– Это вопрос принципа, Пол. С Элси поступили несправедливо.
– Мир несовершенен, – вздохнул Пол. – Деньги зачастую достаются подонкам! Но никто из нас не может изменить этого, Кей. Сама сказала, что Элси согласилась бы подписать, не останови ты ее. Ну что ж, другого выхода, по-видимому нет, и для нее же лучше, если ты не будешь вмешиваться.
Позже Кей подумала, что Пол прав. Но каждый раз, собираясь сказать Элси, что ничего нельзя сделать, она напоминала себе, что подобная сцена уже, возможно, разыгрывалась почти тридцать лет назад в матросских бараках. Кей представила, как кучка офицеров решала судьбу матери. Наверное, они тоже предоставили беременной гавайской шлюхе самой позаботиться о себе. Но все же Кей сознавала, что кипящая ярость и ненависть к прошлому могут только повредить Элси. Лежа в темноте, вспоминая разговор с Полом, Кей все яснее понимала, что проиграла бой и теперь ничего не остается, кроме как рассказать Элси правду о своей неудаче.
Телефонный звонок казался частью сна, тяжелого, неприятного, вызванного мрачными мыслями. И хотя Кей еще не совсем проснулась, ее рука машинально потянулась к трубке. В сознание врезался знакомый голос, еще больше убедивший в том, что происходящее не может быть реальностью.
– Кей… это ты, Кей?
– Угу, – сонно пробормотала она.
– Прости, что звоню в такой час. Наверное, чувствовал, что так будет гораздо легче… если застану тебя беспомощную, врасплох.
Кей ничего не ответила: затуманенный мозг пытался осознать значение странной фразы.
– Ты знаешь, кто это, Кей?
Она знала. И выдохнула лишь одно слово – ведь это был всего лишь сон. Сон маленькой девочки.
– Папа…
– Кей, проснись! Нам нужно поговорить. Прошло еще мгновение, и Кей, неожиданно придя в себя, уставилась в темноту.
– Почему ты звонишь? – тихо спросила она, медленно вставая и глядя в окно на ночную гавань, чтобы вновь соприкоснуться с реальностью. – О чем нам с тобой говорить?
– Ты ничего не слышала?..
– Что именно?
– Ванессу нашли!
– Где?!
На мгновение Кей охватил ужас: по мрачному тону Уайлера. она предположила, что новости скорее плохие, чем хорошие. Алекс столько лет находилась в бегах и скрывалась, что теперь, наверное, кроме киднеппинга, совершила какое-то новое безумство по отношению к дочери.
Но, к счастью, все оказалось не так уж плохо. Алекс с дочерью жили во Флориде, постоянно переезжая из одного городка в другой. Постоянная смена школ привела к тому, что Ванесса начала путаться в бесчисленных именах, которыми мать заставляла ее себя называть. Проверяя государственный реестр детей, незаконно похищенных одним из родителей, находящихся в разводе, флоридская полиция сумела обнаружить, кто она на самом деле; Алекс арестовали и выслали в Иллинойс.
Служба социального надзора временно поместила Ванессу в семью, берущую на воспитание детей.
– Я хочу получить свою дочь, – сказал Уайлер. – Она не должна жить с чужими людьми. Ванесса совсем еще ребенок, и ей пришлось много пережить за последние несколько лет. Я имею право заботиться о ней… и мне нужна твоя помощь.
Его просьба потрясла Кей до глубины души. Неужели он смеет предполагать, что она согласится?! Несмотря на то, что Алекс действовала слишком поспешно и явно стремилась отомстить бывшему мужу, обвинения в инцесте, выдвинутые ею, так и не были опровергнуты. И, руководствуйся Кей лишь собственным опытом, она нисколько не сомневалась бы, что Алекс права.
– Сожалею, – сказала Кей, – но не могу… Уайлер не дал ей договорить.
– Кей, можешь не соглашаться прямо сейчас, – молил он. – Я прошу всего-навсего дать мне шанс. Прошло десять лет… с тех пор, как… ты была здесь. Не суди меня по тому, что случилось в прошлом.
– Больше мне не по чему судить. Наступило молчание. Наконец он спросил:
– Если я приеду в Балтимор, согласишься встретиться со мной?
Слова снова застряли в горле. При одной мысли об этом Кей затрясло.
– Пожалуйста, – продолжал он. – Я хочу, чтобы ты узнала меня теперешнего, не такого, каким я был. Я изменился. Позволь доказать тебе.
Телефонная трубка в ее руке казалась столь же опасной, как граната с выдернутой чекой, готовая взорваться в любую секунду. Пока девушка боролась с собой, пытаясь что-то ответить, Уайлер по-прежнему умолял:
– Я буду в Балтиморе послезавтра. Позвоню, когда сниму номер в отеле, и мы условимся, где встретиться. Пожалуйста, Кей. Всего час! Пожалуйста, скажи «да».
Кей вспоминала, что когда впервые увидела отца, тот расточал свой талант, чтобы добиться от присяжных оправдательного приговора.
– Да…, – тихо выдавила она и быстро повесила трубку, желая лишь освободиться от этого голоса в темноте.
Отец сказал, что хочет встретиться, чтобы доказать, как он изменился.
Но впервые, после долгой разлуки, увидев его, Кей почти не заметила перемену. Немного больше седых волос, чуть резче морщинки у глаз. Но Уайлер по-прежнему был красив и, как много лет назад, производил впечатление человека, способного выиграть любой процесс. Сколько бы трудностей и потерь он ни перенес, ни в лице, ни в осанке, ни в манере держать себя не было заметно следов пережитого позора. Кей с опаской приближалась к отцу: в сегодняшней почте она нашла письмо от адвокатов Алекс, с сообщением о возобновлении «дела Смайт», предупреждающем о возможном вызове в Чикаго для дачи свидетельских показаний.
С отцом они больше не говорили. Он позвонил сегодня утром, до начала работы, и попросил одного из сотрудников передать, что приглашает ее пообедать у «Коннолли» в час дня.
В этом он тоже не изменился – не просил о свидании, а назначал время.
«Коннолли» оказался одним из старых ресторанчиков, славившихся рыбными блюдами и расположенных в еще не перестроенном портовом районе Балтимора – шумное, непритязательное заведение с бумажными скатертями и воинственными официантками. Главной его достопримечательностью был большой, переливающийся яркими красками попугай с обрезанными крыльями, который, смешно переваливаясь, ковылял по полу, картаво выкрикивая не подходящие к случаю остроты, подхваченные в результате многолетнего общения с людьми. Кей удивило, что Рэнделл мог выбрать подобное заведение, – зная его, она скорее могла предположить, что очутится в совершенно другом месте – тихом, респектабельном и очень дорогом. Собственно говоря, она и оделась специально для такого случая – в элегантный темно-синий шелковый костюм, купленный в отделе уцененных вещей. Хотя этикетка была оторвана, Кей показалось, что костюм от Шанель. Возможно, выбор отца и был первым признаком такой перемены.
Отец был так поглощен открывающимся из окна видом на порт, что заметил Кей только тогда, когда она оказалась почти рядом, и, явно ошеломленный, поднялся, медленно оглядывая ее с ног до головы.
– Ты еще красивее, чем она, – сказал он наконец. Кей, не обращая внимания на комплимент, уселась.
Он, кажется, по-прежнему никак не может отличить ее от матери… когда-то это уже привело к беде. Рэнделл снова опустился на стул.
– Спасибо, что пришла.
– Я твоя дочь, – сухо ответила она, желая напомнить о своем долге по отношению к отцу.
Откуда-то снизу донесся издевательский крик:
– Жаль, простак, жаль!
Опустив глаза, Кей увидела попугая, ковыляющего между столов, и засмеялась.
– Кажется, он знает, о чем говорит, – сказал Уайлер, когда Кей снова обернулась.
– Жаль, что у тебя такой папаша, как я.
Кей усмехнулась, не собираясь противоречить. Несколько неловких минут оба изучали меню и заказывали напитки. Попугай непрерывно трещал, выкрикивая фразу за фразой, так что создавалось впечатление, будто он занят перебранкой с посетителями.
– Смотри, куда идешь, парень!
– Ваш стол уже накрыт, сэр!
– Рыбак рыбака видит издалека!
Болтовня птицы отвлекала Кей, и невыносимое напряжение, которое она чувствовала в присутствии отца, постепенно слабело.
– Не думала, что ты можешь выбрать подобное место, – заметила она, когда неуклюжая птица направилась в другую часть ресторана.
– Я когда-то здесь бывал. До того, как меня послали на Гавайи, закончил несколько курсов военно-морского училища. Раза два в месяц приезжал отсюда из Аннаполиса.
Упоминание о флоте вновь разожгло гнев Кей. В конце концов, как ни притворяйся, это вовсе не радостное счастливое примирение отца с дочерью, а просто возможность вновь познакомиться. Она резко сказала:
– Ты хотел доказать, как изменился. Рассказывай. Откинувшись на спинку стула, отец вновь оглядел ее, явно любуясь уверенным видом – признаком зрелости. Потом он взял меню из ее руки и отложил свое.
– Мы так никогда и не говорили о той ночи…
– Я спрашиваю не об этом. И не желаю говорить на подобные темы.
– Но мы должны. Потому что с нее и начались изменения.
Уайлер помолчал, словно давал ей возможность запротестовать, но, не дождавшись, продолжал.
Почти сразу после случившегося он понял, что пытался изнасиловать дочь не только потому, что был пьян и не понимал, что делает.
– Беда в том, Кей, что мои чувства к тебе нельзя было, к сожалению, назвать отцовскими. К счастью, это не зашло дальше, и ты сумела остановить меня. И хорошо, что на этом кончилась моя политическая карьера. Я был по-настоящему болен. Пришлось признаться в этом самому себе и пытаться что-то предпринять.
Уайлер объяснил, что прошел долгий курс интенсивного лечения у психиатра, и как только надежд на место в Сенате не осталось, Алекс бросила его и вышла замуж за другого. Единственным светлым пятном в его жизни оставалась общение с Ванессой.
– Я не верил, что когда-нибудь смогу заслужить твое прощение, подумал, что… смогу искупить все, что сделал, если буду хорошим отцом по крайней мере одной из дочерей. Лечение шло успешно, я становился другим… по крайней мере начал понимать некоторые вещи в моем воспитании, из-за которых у меня было такое искаженное представление о любви… в детстве я часто видел, как отец плохо обращался с матерью… и, наверное, поэтому не мог любить по-настоящему ни тебя… ни кого вообще.
Кей неожиданно ощутила, как в сердце закрадывается непрошенное сочувствие, но тут же сцепила зубы – нет, на этот раз она так легко не поддастся на удочку.
Идет суд, она в роли присяжных, а отец всегда прекрасно знал, как выжать слезу из присяжных!
– Но между мной и Ванессой никогда не было ничего дурного, – продолжал он. – Клянусь тебе. Алекс все это придумала, чтобы не потерять Ванессу.
– Потерять? Но у вас обоих были опекунские права… – Ничего не вышло, – нахмурился Уайлер, – но не по моей вине. Второй брак Алекс оказался неудачным, муж ушел от ее к другой женщине, помоложе, и с ней начало твориться что-то неладное. Отослала старших детей в интернат. Ванесса вечно оставалась одна, готовила себе обед, а Алекс не являлась ночевать. Часто девочка приезжала ко мне и жаловалась, что уже три или четыре дня матери нет дома. Я подал бы в суд заявление о лишении ее родительских прав, но знал, что в моем положении нельзя сражаться с Алекс – она не задумается использовать тебя в этой драке.
Он нервно поменял местами нож и вилку.
– Я позволял Ванессе приходить и жить у меня сколько захочется. И тогда Алекс взбесилась. Начала ревновать. Придумала эту мерзость насчет меня и Ванессы, чтобы суд запретил мне видеться с дочерью.
– Если это неправда, все что требовалось от Ванессы, – все отрицать.
– Конечно, она так и сделала, – болезненно поморщился Уайлер. – Но ведь она совсем ребенок, Кей. Когда Алекс заявила, что Ван просто боится меня и поэтому не смеет говорить, этого оказалось достаточно, чтобы процесс продолжался. Меня все еще не оправдали. Алекс нарушила закон, но множество людей верят и сочувствуют ей. Я беспокоюсь только о том, что Ванесса вообще лишится родителей. Алекс могут отправить в тюрьму, на год или больше, меня лишат родительских прав, а Ван останется в чужой семье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71