– Я хотел ее с той минуты, когда увидел впервые. Многие стремились получить Локи – именно это и довело ее до беды. Но у меня к ней было нечто большее, чем мимолетное чувство. Странно, я вовсе не уверен, что любил ее. Только помню, что желал больше всех женщин до нее или после… безумно, мучительно, всегда! И, словно матрос в более древние времена, который оказался в земле обетованной, я забыл мир, из которого явился.
Он пожал плечами и смущенно улыбнулся, словно неожиданно осознав, что странно и глупо признаваться в подобных вещах семнадцатилетней девушке, даже если она – твоя дочь.
– Я мог остаться там, и, вероятно, все было бы в порядке. Но, если ты знаешь о заседании трибунала, поймешь, почему сразу после его окончания меня немедленно отозвали в Штаты. Командование стремилось поскорее замять скандал и выгородить своих. Я не протестовал против перевода на Материк, правда, меня никто бы не послушал. Но я не лгал, когда обещал вызвать Локи, как только устроюсь.
– Но передумали, едва оказались здесь.
Кей изо всех сил старалась разжечь в себе гнев. Ей так хотелось ненавидеть Уайлера, а это оказалось труднее, чем она ожидала.
– Я не знал, что она беременна, когда уезжал.
– Могли бы узнать, если попытались бы хоть как-то сообщить о себе! Даже если считали, что все кончено, почему не смогли найти в себе хоть немного порядочности объяснить маме, вместо того чтобы оставить ее ждать и мучиться…
– Потому что хотел забыть! – Уайлер в тон Кей, повысил голос: – Потому что сделал ошибку, которую стремился стереть из памяти самым легким способом!
Несколько мужчин у стойки повернулись и уставились па них. Уайлер заговорил тише, не сводя с девушки горящих глаз.
– Хочешь правду? Вот она. Там, на острове, затерянном среда океана, я спал и во сне был уверен, что могу жениться на прелестной шлюхе, провести с ней жизнь, и это никого не будет касаться. Оказавшись вдали от нее, я проснулся.
Теперь Кей не пыталась скрыть охватившее ее бешенства.
– Ну что ж, просыпайтесь и поймите еще одну неприятную истину, мистер Уайлер! Вы мой отец, и я не позволю вам так легко отбросить и меня.
Он пристально посмотрел ей в глаза, тем взглядом, каким глядел на присяжных, взвешивая их сильные и слабые стороны.
– Откуда такая уверенность, что ты моя дочь? У женщин, подобных твоей матери, всегда бывает много мужчин.
– Только не в то время, когда она была с вами. Мама любила и была верна.
– Доказательств нет.
– Я доказательство. Взгляните на меня.
Уайлер не спеша допил кофе, прежде чем холодно заметить:
– Вряд ли суд принял бы во внимание подобное доказательство.
Последние следы симпатии и сочувствия к отцу умерли в эту минуту. Он собирается сражаться с ней, причем на том поле битвы, которое лучше всего изучил. На какое-то мгновение сердце сжала угрюмая безнадежность – именно это, должно быть, ощущала Локи, когда «муж» бросил ее. Ну что ж, сейчас решается судьба Кей. Если позволить Уайлеру бросить ее, поступить так же, как с Локи, она может никогда не оправиться от поражения. Девушка в полном отчаянии прибегла к источнику хитрости, из которого никогда раньше не черпала горький напиток лукавства и обмана.
Словно слушая себя со стороны, Кей начала спокойно объяснять, как собирается поступить. Она познакомилась с репортером, чрезвычайно заинтересовавшимся причинами настойчивого желания увидеться с Уайлером. Пока Кей ничего не рассказала Вогену, но, если решит открыть рот, история, несомненно, попадет в газеты, а это, в свою очередь, приведет к расследованию истории его службы на Гавайях, и давно похороненный скандал всплывет наружу. Вряд ли это будет способствовать политической карьере Уайлера, особенно если учесть предстоящие выборы в Сенат.
Когда она замолчала, адвокат мрачно усмехнулся.
– Ты унаследовала не только се внешность, не так ли? Настоящий боец, готова на все, лишь бы победить.
Улыбка невольного восхищения тронула губы.
– Это в тебе от меня.
Отец велел ей доедать яйца, попробовать яблочного пирога и заказал себе вторую чашку кофе. Разговор будет долгим и нелегким.
ГЛАВА 9
Кей пробудилась от долгого глубокого сна, встала с постели, открыла занавески и впустила солнце. Прошлой ночью, когда Уайлер привел девушку в отель, она была слишком измучена, чтобы как следует осмотреться. Теперь она увидела, что номер довольно удобен, хотя и выглядит уныло: огромная кровать, телефон, нечто вроде гостиной.
Разговор в кондитерской закончился тем, что отец согласился признать ее, хотя это потребовало нескольких часов хитроумных переговоров. Со стороны они, вероятно, походили скорее на адвокатов, обсуждающих условия контракта, чем на отца и дочь, встретившихся после долгой разлуки.
Уайлер сказал, что Кей будет жить с ним, но необходимо несколько дней, прежде чем он сможет предпринять какие-то конкретные шаги. У него семья – жена, трое детей. Не так-то легко пытаться объяснить прошлое, особенно жене – женщины бросали мужей за меньшие проступки.
Глядя на часы, вделанные в ночной столик, Кей поняла, что проспала почти весь день – было уже четыре часа. Она пошла под душ, натянула чистую одежду – голубую безрукавку и белые джинсы, туго обтягивающие бедра – обычный наряд островитян. Уайлер оставил на комоде триста долларов. Кей сунула деньги в карман и вышла из комнаты. Очевидно, в этом отеле не останавливались делегаты съезда – здесь царило относительное спокойствие. Вестибюль был маленьким и обшарпанным, зато имелся кафетерий, где Кей съела гамбургер перед выходом на улицу. Солнце ярко сияло в голубом небе, дул легкий ветерок с озера, находящегося всего в нескольких кварталах, принося свежую прохладу и отдых от гнетущей жары.
Кей добралась до пересечения улицы с широкой авеню, откуда можно было издали разглядеть небоскребы деловой части города. Ближе виднелись более низкие здания со сверкающими стеклянными витринами, похожие на магазины. Кей решила купить новую одежду, такую, которая поможет быстрее приспособиться в новой жизни; жизни за воротами богатого особняка.
Она отошла всего на один квартал от отеля, когда услышала музыку, доносившуюся из большого парка на другой стороне авеню, и направилась туда. Прямо на зеленом газоне были припаркованы несколько полицейских машин, рядом стояли полицейские кордоны. В глубине парка на открытой эстраде при большом скоплении зрителей, в основном, молодежи, выступала рок-группа. Юноши и девушки подпевали, ритмично хлопали в ладоши, кое-где даже танцевали.
Кей бродила среди них, ощущая удивительную атмосферу дружелюбия, словно оказалась не среди незнакомых людей, а на вечеринке, где знала всех и где все знали ее. Встречаясь с ней глазами, девушки и молодые люди приветственно улыбались, отовсюду неслись оклики.
– Эй, бэби… привет, сестричка… Иди сюда, побудь с нами…
Кей улыбалась в ответ и продолжала проталкиваться вперед, пока не добралась до самой сцены.
Рок-музыкантов, закончивших играть, наградили оглушительными аплодисментами. Их место занял исполнитель блюзов и спел последний хит Рея Чарлза «Время плакать», объявив перед началом, что «в Америке время плакать не кончится до тех пор, пока мы не уйдем из Вьетнама».
Кей забыла о покупках. Между выступлениями произносились речи – иногда страстные протесты против войны, иногда забавные и смешные. Толпа ревела от хохота, когда молодой человек по имени Эбби, с непокорной шевелюрой, объявил, что поросенок, которого он держал в руках, будет баллотироваться в президенты от его Интернациональной молодежной партии, сокращенной «йиппи». Солнце опускалось все ниже, зажглись фонари. Народу прибавлялось, многие расстелили одеяла на траве. Людей объединяло не только сходство политических мнений и возможность повеселиться вместе – в воздухе чувствовалось еще что-то – вызывающая гордость правомерно выражать собственное мнение.
Но по мере того, как сгущалась тьма, атмосфера все сильнее накалялась, словно между людьми проскакивали искры статического электричества. Кей заметила, что все больше полицейских машин стягивается к парку; фары были включены, образуя стену света. Сердце девушки тревожно забилось.
– Знаешь, ты спокойно можешь уйти, – заметила девушка, стоявшая позади. – Нет такого закона, чтобы оставаться и позволить копам надрать тебе задницу.
Кей круто развернулась.
– Вы со мной разговариваете?
– Ну да; по-моему, ты начинаешь дергаться, – продолжала девушка. – И к тому же, видно, не очень привыкла получать в морду… за просто так.
Кей на несколько мгновений потерянно уставилась на незнакомку, без сомнения, самое удивительное создание из когда-либо виденных ею. Начать с того, что глаза оказались огромными, густо-синими, совсем как у героев мультфильмов. Их величина подчеркивалась толстенным слоем туши на ресницах и бровях, выщипанных до тончайших ниточек. Эти невероятные глаза ярко выделялись на бледной коже; светло-желтые волосы неровно обкромсаны, должно быть, собственноручно. Рот маленький, губы тонкие, зато намазаны ослепительно яркой, режущей глаза помадой. Девушка была на пять-шесть дюймов ниже Кей, но прекрасно сложена, с фигурой идеальных пропорций, обтянутой пестрой тенниской и полосатым комбинезоном с широкими лямками, усеянными значками всевозможных форм и размеров, – некоторые остались от старых избирательных кампаний, призывающих голосовать за Трумена и Гувера, некоторые – просто сувениры для туристов, с Ниагарского водопада и Эйфелевой башни. Брючины комбинезона были обрезаны сантиметров на двадцать выше колен, открывая удивительно длинные, стройные ноги, благодаря которым девушка казалась выше, чем на самом деле. Обута она была в тяжелые армейские ботинки, по-видимому, купленные на распродаже, отбеленные и раскрашенные во все цвета радуги. Картина дополнялась кроваво-красной лентой, завязанной бантом вокруг торчавшей вверх пряди волос, напоминавшей пшеничный сноп. Наконец к Кей вернулась способность говорить.
– Не думаю, чтобы кто-то особенно привык к побоям, – выдавила она.
– Что же, некоторые из нас не в одном сражении побывали! Мы знаем, как вести бой и не попасть под пулю.
– Может, вы и меня научите, – попросила Кей, чувствуя себя задетой бахвальством девушки и загоревшись желанием показать собственное мужество, а не прятаться за чужие спины.
Девушка продвинулась к Кей, другая оглядела с ног до головы.
– Ну уж нет! Я уже давно за тобой слежу, и носом чую: будет лучше всего, если смоешься домой, да побыстрее!
Кей иронически усмехнулась, подумав, что у нее нет дома.
– Я так же, как и вы, хочу, чтобы война окончилась как можно быстрее, и вовсе не собираюсь трястись от страха и бежать, если мое присутствие может чем-то помочь.
Несколько секунд девушка с серьезным видом изучала Кей, потом лицо расплылось в широкой улыбке.
– Эй, а ты права, – кивнула она. – Меня зовут Сильвия! А тебя?
– Кей.
– Запугала я тебя, верно? Ты впервые на демонстрации?
– В общем… да, боюсь до смерти, – призналась Кей. – Думаешь, полиция в самом деле на нас набросится?
– Ага, особенно теперь, когда стемнело…
– Но мы всего-навсего пели и веселились! – удивилась Кей.
– Именно это они и ненавидят больше всего, – объяснила Сильвия. – Полисмены продолжают нападать на нас, а мы по-прежнему радуемся и не теряем присутствия духа – это заставляет их чувствовать собственную слабость и глупость. Конечно, не все копы так уж плохи – черт возьми, они всего-навсего люди, просто мы страшно раздражаем их, потому что молоды и сильны, а они старые, толстые и хотят, да ничего не могут.
Она хлопнула Кей по плечу.
– Держись рядом, и все будет хорошо. Как на любой войне – выживет тот, кто знает все уловки.
Разговор с Сильвией подогрел одновременно и страхи Кей, и ее решимость стоять до конца. Беспокойство немного улеглось, когда Сильвия объяснила ей несколько основных приемов защиты от самых грубых методов нападения. Полицейские, чтобы очистить парк, наверняка применят слезоточивый газ.
– Не паникуй, – предупредила Сильвия, – и помни: нужно дышать через рот. Хуже всего, если бросишься бежать, потому что приходится дышать чаще, и в легкие попадает больше газа. Глаза начнут слезиться, только ради Бога, не три их, будет в десять раз хуже.
Сильвия вытащила из большого кармана на груди баночку вазелина.
– Я захватила немного, на случай если копы пустят в дело «Мейс» – кожа мгновенно облезает, но если смазать руки и лицо, все обойдется.
На сцене по-прежнему выступали певцы и ораторы – пели песни, произносили речи. Кей и Сильвия слушали, делясь сведениями друг о друге и о том, что привело их в Чикаго.
Из рассказа Сильвии Кей поняла, что участие в антивоенном движении заполнило вакуум, оставленный исчезновением из существования той знакомых и привычных элементов – семьи, школы, романтических увлечений. Ее полное имя было Сильвия Трембле – французского происхождения. Отец, кажется, лесоруб, чьи предки прибыли когда-то из Франции, встретил ее мать, уроженку северной части Вермонта, работавшую кухаркой в лагере лесорубов и забеременевшую от какого-то дровосека. Парочка не разлучалась до самой смерти отца Сильвии, погибшего от несчастного случая двенадцать лет назад. С той поры, как Сильвии исполнилось девять лет, ее воспитывала одинокая мать, перебивавшаяся в перерывах между запоями случайной работой в ресторанах быстрого обслуживания.
Шесть лет назад Сильвия удрала из школы, чтобы отправиться в Нью-Йорк с приятелем, мечтавшим стать актером. Приятель получил призывную повестку, а Сильвия начала бродяжничать.
– Некоторые девушки повсюду следуют за рок-группами, – объяснила она, – а я с теми, кто борется за мир. Правда, везде почти одно и то же – встречаешь умных людей, бываешь в разных городах, и все ради великого дела.
– И это все, чем ты занимаешься? – удивилась Кей. – Ходишь с демонстрации на демонстрацию?
– Этой весной и летом дел было – не продохнуть. Я добралась до Калифорнии, когда Бобби Кеннеди баллотировался на первичных выборах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71