– Или твой Дари-ус? Не морочь мне голову.
Николь тут же расплылась в блаженной улыбке, как бывало каждый раз, когда она думала о Дариусе.
– Ну… да. Об этом я тоже хотела тебе рассказать. А вообще-то я подумываю…
– Переехать, – закончила за нее мать. – Чему ты так удивля­ешься, моя дорогая? Я знала, что рано или поздно это случится. Теперь тебе имеет смысл жить отдельно. Этого требует твоя работа.
Изумленная и обиженная Николь уставилась на мать. – А что вы будете без меня делать? – выпалила она. Сандра улыбнулась.
– Брось, Николь. Ты же не можешь всю жизнь провести с нами. Я знала, что однажды мне придется тебя отпустить. Ты же моя дочь, а не пленница.
– Но как вы справитесь? На этот раз мать действительно удивилась.
– Справимся? Но нам вовсе не нужно, чтобы ты заботилась обо всем и вся. Прекрасно справимсяг По-твоему, я безрукая? А как же я справлялась, когда ты была маленькой?
– Бабушка говорила, что тогда все делала она! – перебила ее Николь.
– Твоя бабушка такая же, как ты. Ей нужно чувствовать себя незаменимой. Именно она настояла, чтобы я жила с ней. Я тоже хотела жить отдельно, но ты же знаешь, какая она командир­ша, – с любовью добавила Сандра.
Николь пожалела, что решила бросить курить: переварить такое без сигареты было трудно.
– В детстве ты была ужасно забавная, – продолжила Сан­дра. – Хотела, чтобы все было идеально. В точности как твоя ба­бушка. Вы с ней два сапога пара. Но даже бабушка не была такой дотошной, как ты. Например, она никогда не мыла ручки кранов в ванной… Знаешь, это меня беспокоило, – призналась Санд­ра. – Я даже ходила к врачу, потому что ты была просто помеша­на на чистоте и порядке. Но врач меня успокоила. Она сказала, что тебе не хватает отца, но ты не хочешь в этом признаться и по­этому стараешься создать видимость нормальной семьи. И велела оставить тебя в покое. Мол, это единственное, что тебе требуется.
Николь была поражена. Ей казалось, что все было совсем не так.
– Но бабушка столько раз говорила, что я испортила тебе жизнь… Я считала себя виноватой во всем…
– Я знаю. – Добрые глаза Сандры потемнели. – Радость моя, ты ни в чем не была виновата. Вы с Памми – самое дорогое, что у меня есть. Ты ведь знаешь это, правда? Я ни о чем не жалею, потому что у меня есть две замечательные дочки. А то, что твоя бабушка жалеет, – это ее дело. Именно поэтому она и не хочет слышать о сексе до свадьбы. Не по моральным соображениям, а потому, что не хочет, чтобы ты осталась с ребенком без пенни в кармане, как мы с ней…
Тут Сандра спохватилась, бросила сковородку и с ужасом по­смотрела на дочь.
– О боже, Николь, ты ничего не слышала!
– Вы с ней?– изумленно повторила Николь.
– Пожалуйста, Николь, ни слова бабушке! Она убьет меня. Она не хотела, чтобы ты знала. Думала, что ты будешь ее сты­диться. Забудь то, что я сказала.
– Разве я стала бы стыдиться собственной бабушки? Но забыть я тоже не смогу. Расскажи мне правду, – прошептала Николь.
– Правду о чем? – властно спросила Рини Тернер, стоявшая на пороге кухни с ключами в руке.
Николь решила выбрать другой день, чтобы бросить курить. Стоило бабушке начать, слова полились из нее рекой, как будто она давно мечтала рассказать Николь правду. Когда Рини Тернер перебралась из Ирландии в Лондон, ей действительно шел сем­надцатый год. Но Николь ни разу не слышала о том, что Рини сбежала из дома, забеременев от одного местного парня, который и в мыслях не имел жениться на ней. Она жила на маленькой фер­ме близ Редлайона. Николь помнила, что так назывался городок, в котором поселилась сестра Сэм Смит. Но рассказ бабушки был таким невероятным, что она ничуть не удивилась этому совпаде­нию.
– Жизнь тогда была совсем другой, – говорила Рини. – Ни­коль, ты не можешь себе этого представить, но забеременеть до свадьбы у нас считалось позором и смертным грехом. Мои род­ные ничего не знали, Да я и сама почти ничего не знала. Ни о ка­ком изучении основ секса тогда и слыхом не слыхивали. Мне было ясно одно: я должна уехать, иначе вся моя родня умрет от стыда.
У Николь заныло сердце при мысли об одинокой девушке, вы­нужденной бросить дом и семью, потому что она жила в эпоху, когда на беременность вне брака было наложено строжайшее табу.
– К счастью, моя сестра Хизер, упокой господь ее душу, соби­ралась в Лондон учиться на сиделку. Она была старше меня на три года, и однажды ночью я рассказала ей все. Хизер взяла меня с собой в Лондон и позаботилась обо мне… Когда родилась твоя мать, у нас с Хизер уже было свое жилье. Она всем говорила, что я вдова и что мой муж погиб во время несчастного случая на строй­ке. Тогда в Лондоне было много строителей из Ирландии, и ник­то этому не удивлялся. А потом я встретила твоего дедушку Чарли Тернера, и он действительно был твоим дедушкой. Потому что любил Сандру, как свою собственную дочь!
Николь сохранила лишь смутные воспоминания о добром седом дедушке, умершем, когда она была маленькой.
– Бабушка, почему ты ничего мне не рассказывала? – спро­сила она. – Неужели я бы тебя осудила?
Впервые в жизни Николь увидела, как ее бабушка смущенно потупилась.
– Я много раз собиралась, но не могла найти подходящий мо­мент.
– Мама, у Николь тоже есть новость, – с улыбкой сказала Сандра. – Они с Дариусом Гудом любят друг друга. Она собира­ется снять себе квартиру и жить отдельно.
– Надеюсь, не с Дариусом? – сердито спросила Рини. .
– Нет, – ответила уязвленная Николь. – Кстати, я думала, что он тебе нравится.
Бабушка улыбнулась.
– Нравится, – подтвердила она. – Он настоящий джентль­мен и подходит тебе. Я только не хочу, чтобы ты торопилась. Те­перь тебе нужно думать о карьере. Ты же не захочешь оказаться связанной по рукам и ногам, верно? Мы с твоей матерью хотели бы, чтобы ты чего-то добилась, а уже потом обзавелась семьей. Я смотрела по телевизору «Горячую десятку» и могу сказать, что всем остальным певцам до тебя далеко! – убежденно сказала Рини.
Николь засмеялась.
– Ах, бабушка, ты пристрастна!
Она поцеловала бабку и мать и побежала наверх, чтобы позво­нить Дариусу. Теперь она была уверена, что Тернеры без нее не пропадут.
28
Сэм примеряла свое сногсшибательное платье. Оно чрезвы­чайно шло к ее смуглой коже и прямым длинным платиновым волосам, падавшим на плечи. Переливающаяся ткань в тонкую полоску, сладострастно льнувшая к телу, и вызывающе низкий вырез делали ее похожей на голливудскую диву, собравшуюся на церемонию, вручения «Оскара».
На двери шкафа висел другой подходящий наряд – черный костюм от Прада, очень дорогой и модный. Но Сэм была по гор­ло сыта сдержанным деловым стилем – и наплевать, что на вру­чении «Лимона» будет присутствовать босс, который ясно давал ей понять, что она ему нравится. Сэм не сомневалась, что сумеет справиться со Стивом; кроме того, ей хотелось впервые предстать перед Морганом в полном блеске. Пусть она и не относилась к той возрастной группе, которую предпочитал Морган, но выглядела неплохо и собиралась перед отъездом на церемонию заскочить к Бенсону и поздороваться.
– Привет! – начала репетировать она, крася глаза перед зерка­лом. – Я забежала на минутку, чтобы вернуть вам видеокассету…
Нет, неубедительно. Да и какого черта?! Разве нельзя просто прийти к нему и сказать: «Привет! Мне захотелось показаться вам перед выходом. Что вы скажете об этом платье?»
Сэм знала, чего хочет. Она хотела, чтобы его узкие глаза цвета карамели широко раскрылись при виде ее обнаженных плеч, по­крытых бронзовой пудрой с блестками, чтобы потом его оцени­вающий взгляд скользнул в возбуждающую ложбинку между гру­дями и загорелся от желания. Когда Морган увидит ее в этом пла­тье, половина дела будет сделана.
Сэм была уверена, что и Морган к ней неравнодушен, ждет от нее сигнала. Считает ее сильной женщиной, которая не любит, когда мужчины позволяют себе лишнее. Что ж, настало время показать, что любовь и уважение могут идти рука об руку.
В пять часов Сэм накинула просторное пальто из темно-фио­летового бархата и отправилась в соседний дом.
В это время отделочники обычно завершали свою бурную дея­тельность, и, если повезет, она сможет остаться с Морганом на­едине. Однако ее ожидало разочарование: входная дверь была от­крыта, и Сэм услышала стук молотков.
Строители работали здесь уже несколько месяцев. Надо ду­мать, ремонт стоил Моргану целое состояние. Он давно уже не говорил о том, что хочет продать дом, и иногда Сэм фантазирова­ла, что они с Морганом живут там вместе. Представляла себе, что она рассказывает гостям, как помогала ему мостить патио, а Мор­ган обнимает ее, улыбается и во всеуслышание говорит, что по­любил ее за независимый нрав.
– Эй! – негромко окликнула она, заглянув на кухню, где си­дели строители, выкуривавшие по последней сигарете на дорож­ку. – Привет, мальчики. А где хозяин?
– В оранжерее, – сказал один из них.
Сэм быстро прошла в оранжерею, почти полностью перестро­енную, и застыла, потеряв дар речи. Морган бережно, словно фарфоровую вазу, обнимал девушку с глазами серны. Ту самую, которая выходила из его дома после вечеринки, явно проведя там ночь. Девушку лет двадцати с небольшим, которая однажды утром появилась в его джинсах и свитере и выглядела так, словно только что обнимала Моргана.
Сэм от души надеялась, что эта нимфетка осталась в прошлом. В последнее время она вообще не видела возле дома Моргана женщин и была уверена, что это не простое совпадение, что Мор­ган влюбился в нее и перестал встречаться со своими крошками. Но маленькая мисс Серна прижималась к его груди, обтянутой старой белой майкой, с таким видом, словно имела на это полное право. Из чего следовало, что их роман продолжается вовсю.
Сэм показалось, что ее ударили ножом в сердце. Она затаила дыхание и попятилась. Чтобы осознать случившееся, ей понадо­билось всего несколько секунд. Морган смотрел на нее, хлопая глазами, но Сэм не собиралась выслушивать его жалкие объясне­ния. Она стремительно повернулась и выбежала из оранжереи.
– Красивое платье! – крикнул один из работяг, когда Сэм в распахнутом бархатном пальто пробежала мимо него в коридор.
Очутившись в своей квартире, Сэм села в кресло у окна, слиш­ком потрясенная, чтобы снять пальто. Морган вовсе не любил ее; глупо было думать иначе. Интересно, она сама морочила себе го­лову или это делал он? Впрочем, неважно. Сэм знала только од­но – она бежала к нему, как девчонка, и оказалась в дураках. Все это было только ее фантазией. Размечталась!
Она сидела неподвижно, утратив представление о времени. Ей хотелось, чтобы Морган ворвался в ее квартиру, начал просить прощения, сказал, что все это ужасная ошибка и что она поторо­пилась с выводами. Что он любит ее.
И в то же время она злилась на саму себя за то, что поверила мужчине. Все очень просто. Нужно полностью вычеркнуть Мор­гана Бенсона из своей жизни, потому что она больше не выдер­жит такого напряжения. Его нет, он остался в прошлом, как рок-группа, чей следующий альбом она отказалась выпускать. Люди часто спрашивали, как она может работать там, где приходится принимать жесткие решения, и Сэм отвечала просто: это бизнес. Тут нет ничего личного. Ни одна звукозаписывающая компания не может позволить себе держать иждивенцев.
Теперь ей следовало сделать то же самое, словно Морган был группой, в которую она вложила много времени и денег, но за­траты не окупились. Пора расставаться. Он – прошлое, история. Все кончено. Если повторять себе это достаточно часто, можно поверить.
Церемония вручения «Лимона» прошла для нее в тумане. За­помнилось только, что группа «Денсити» потерпела сокруши­тельное поражение в номинации «Лучший дебютант». Стив Пэр-рис с горя напился, говорил ей, как она ему нравится, и жаловался на бывшую жену, которая сбежала от него, заявив, что он никуда не годится в постели.
– Вы меня мало знаете, но, если бы узнали, я бы вам тоже по­нравился, – невнятно бормотал Стив. – Хотя бы немножко, правда?
– Да, – с отсутствующим видом ответила Сэм. Ее это не инте­ресовало; кроме того, она знала, что утром Стив не вспомнит ни слова из сказанного.
– Нет, правда? Хоть чуть-чуть? – настаивал пьяный Стив. Он был так близко, что Сэм чувствовала запах перегара.
– Да, конечно, – сказала Сэм таким тоном, словно говорила с Тоби или Милли.
– Понимаете, люди думают, что я «голубой»…
Сэм облегченно вздохнула. Если он был «голубым», это озна­чало две вещи: во-первых, что он не имел на нее никаких видов; во-вторых, что Стив куда человечнее, чем кажется, но скрывает свою подлинную сущность, потому что для преуспевания в таком мужском деле, как музыкальный бизнес, нужно быть жестким. Если Стив «голубой», то они и вправду смогут стать друзьями, объединенными необходимостью изображать из себя «крутых».
В знак поддержки Сэм положила руку на его колено.
– Но я не «голубой», – икнул Стив. – А жаль, черт побери!
Так было бы куда легче. Мне бы не пришлось иметь дело с сука­ми вроде моей бывшей жены. Но я ненавижу гомиков!
Сэм тут же убрала руку. Ее последняя надежда угасла.
– У этой суки были альбомы с фотографиями всяких извра­щений. Господи, как же я ее ненавижу! Но не все женщины такие, правда?
Каждая новая фраза была Сэм как нож острый. Пьяная откро­венность – самая опасная вещь на свете. Стив действительно проявлял к ней интерес, но она не могла сказать, что не в состоя­нии ответить на его чувства: Пэррис был пьян и ничего не сооб­ражал. Хуже того, босс поверял ей свои тайны так, словно она была его лучшим другом. Следовательно, Стив разозлится, когда она скажет, что не испытывает к нему интереса. Впрочем, есть надежда, что утром он забудет про свои признания…
Пэррис пьяно улыбнулся ей, и Сэм слегка улыбнулась в ответ. А что ей еще оставалось делать?
«Три часа ночи – не лучшее время, чтобы ложиться спать», – подумала Сэм на следующее утро, собираясь за продуктами. Хотя она выпила всего лишь пару бокалов вина, но спала плохо и про­снулась усталая и разбитая. Лицо было бледным, под тусклыми глазами залегли тени, однако краситься она не стала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62