Хоуп сидела молча. Она так устала от дороги и так сердилась на Мэтта, что не могла поддерживать светскую беседу. К счастью, Финула болтала без передышки и не ждала от нее ответов.
– В нашей общине постоянно живет семнадцать человек. Главным образом художники, но есть три прозаика и два поэта. Я уверена, что вы слышали имя Майры Ник-Чиннейд.
Не успела Хоуп покривить душой и кивнуть, как Финула про­должила:
– Удивительная поэтесса! Настоящий лирик. Кроме этих сем­надцати, о которых я говорила, сюда в течение года приезжают по крайней мере двести художников и писателей, и мы прекрасно проводим время. Я живу здесь уже десять лет; мы с Сиараном – кстати, он писатель – приехали сюда из Дублина. Теперь я не вернусь в большой город за все золото мира! Здесь нет ни кругло­суточных магазинов, ни высотных зданий. Это настоящий рай.
Хоуп, тосковавшая по круглосуточным магазинам и высотным зданиям, промолчала.
Финула описала всю общину художников, рассказала, как час­то они встречаются в Центре творчества (насколько могла судить Хоуп, это происходило каждый день) и как там кипит жизнь (еже­недельные обеды в разгар сезона и два творческих семинара в те­чение года). Хоуп уже слышала об этом от мужа, но она и не по­дозревала, что эта община представляет собой нечто вроде секты религиозных фанатиков. Ее тревога становилась все сильнее. Интересно, есть ли здесь другие женщины с маленькими детьми?
– Местные жители не слишком докучают нам, – усмехнув­шись, добавила Финула. – Считают нас отпетой богемой!
Хоуп поняла, что Финуле нравится быть «отпетой богемой». Сама она чувствовала себя по сравнению с ней серой мышью. Господи, неужели ей тоже придется пользоваться яркой декора­тивной косметикой, носить шали и ночную рубашку «либерти» вместо платья?
Они остановились у большого деревянного дома, стоявшего посреди сосновой рощи. В отличие от коттеджа, дом был в пре­красном состоянии. По обе стороны крыльца стояли ряды ог­ромных ваз с карликовыми хвойными деревьями, а слева от ве­ранды был разбит полосатый тент, под которым красовалось крес­ло-качалка. В таком доме было бы не стыдно снимать фильмы из сельской жизни.
– Входите. Сейчас мы будем кормить малышей, – распоряди­лась Финула.
Изнутри дом тоже полностью соответствовал представлениям Хоуп о деревенской идиллии. Просторный, но уютный, со множе­ством мягких диванов, турецкими коврами на каменном полу и уймой картин, безделушек и книг о том, как украсить свое жилище.
Финула усадила Хоуп и детей за огромный деревянный кухон­ный стол, поставила перед детьми домашний йогурт и самодель­ный яблочный сок, а Хоуп налила бокал красного вина – к счас­тью, не самодельного.
– Я знаю, как трудно на первых порах бывает человеку, кото­рый снялся с места и переехал в деревню, – сказала она. – Но детям это на пользу. Здесь у вас будет возможность правильно воспитать их, научить жить в гармонии с природой, есть здоро­вые органические продукты, а главное – все время быть с ними. В большом городе это невозможно. Здесь нет ни насильников, ни воров, ни убийц… Правда, между нами говоря, я не слишком до­веряю этим дегенератам-хиппи, живущим на холмах, – сердито добавила Финула, – но хлопот с ними у нас пока не было. Мэтт говорил, что вы хотели бы посвятить себя детям и отдохнуть от этих вечных крысиных гонок.
Хоуп не понравилась откровенность мужа. Казалось, Финула уже знает о ней абсолютно все. Может быть, Мэтт рассказал и о том, как она плохо чувствует себя перед наступлением месячных или что у него как-то был опоясывающий лишай и они месяц не занимались сексом? Тогда картина их совместной жизни была бы психологически полной.
– Посмотрим, что вы скажете, когда впервые вырастите соб­ственные овощи! – вздохнула Финула.
Говорить о том, что Хоуп видела овощи только на прилавках супермаркетов, не имело смысла. Как и то, что ей в своей жизни пришлось выращивать лишь одно растение – лилию, которую ей подарили после рождения Тоби. Луковица проклюнулась, но росток вскоре засох, потому что она забывала его поливать.
– А куры? Куры, несомненно, придутся вам по душе, – про­должила гостеприимная хозяйка. – У старого Гароида на заднем дворе был отличный курятник. Вы сделаете большую ошибку, ес­ли не заведете кур. Подумайте только, свежие яйца! – Глаза Финулы затуманились. – Я уверена, что вы мечтаете об органичес­ких продуктах. В моем доме вы никогда не найдете блюд быстро­го приготовления! – Финула фыркнула, выразив свое отношение к этим блюдам. – Поверьте мне: тот, кто покупает в магазине кон­сервы, только портит себе желудок!
Хоуп стало ясно, что отныне она сможет посещать деревен­ские магазины только под покровом темноты, иначе с любимы­ми блюдами детей можно будет распрощаться. Конечно, если такие продукты вообще есть в деревенских магазинах…
А Финула все болтала. Интересно, эта женщина когда-нибудь молчит?
– Кормак очень поздоровел, когда переехал сюда. Мы пре­красно ладим с ним. Это невозможно, если женщина вынуждена ходить на службу, – с жаром сказала она.
Хоуп захотела заступиться за работающих женщин. У многих из них просто нет другого выхода, а некоторые работают, потому что мечтают сделать карьеру. Это вовсе не значит, что их дети страдают. Но она промолчала. Видимо, Мэтт говорил, что она прирожденная мать и всю жизнь мечтала бросить работу, так что спорить не имело смысла. В конце концов, она едва знает эту женщину, а кроме того, они у нее в гостях. Поэтому Хоуп вежливо улыбалась и представляла себе, что она находится в Бате, у себя на кухне и собирается гладить. Она бы сейчас с удовольстви­ем выгладила гору белья величиной с дом… Это было бы куда лучше, чем сидеть на кухне какой-то чокнутой художницы и чув­ствовать, что жизнь покатилась под откос.
В этот момент прибыл Мэтт и начал самостоятельно завари­вать себе чай. Хоуп только захлопала глазами. Видимо, он чувст­вовал себя здесь как дома.
– Мы с Сиараном отнесли чемоданы в заднюю спальню, – сказал он. – Финула очень помогла мне, когда я приехал сюда. Просто не знаю, что бы я без нее делал.
Хоуп снова вежливо улыбнулась.
Случилось чудо: уставшие Тоби и Милли отправились спать, не возразив ни слова. Утомленная дорогой Хоуп и сама с удо­вольствием предалась бы Морфею, но знала, что еще предстоит обед. Сиаран Хедли-Вайан, который оказался лысым коротыш­кой в очках, ничуть не похожим на представителя богемы и авто­ра исторических романов, приготовил говядину в пиве по собст­венному рецепту. К обеду вышел и Кормак – высокий мрачный парнишка, который с волчьим аппетитом проглотил еду еще до того, как остальные успели донести вилку до рта, тут же встал из-за стола и исчез.
– У него домашняя работа, – объяснила Финула. «У него плохие манеры», – подумала Хоуп.
Это был странный вечер. Во время обеда Хоуп с удивлением наблюдала за мужем. Мэтт смеялся, шутил, рассказывал о рек­ламном бизнесе и о том, как он рад, что бросил его. Он ничем не напоминал того собранного и честолюбивого человека, который трясся над своей драгоценной работой и читал специальный жур­нал «Кампания» так, словно это была Библия.
– Мне нравится здесь, – сказал он, сжимая руку жены. – Здесь я чувствую себя другим человеком.
Хоуп ответила на его рукопожатие. Было приятно снова видеть Мэтта счастливым и чувствовать, что их браку суждена новая жизнь. В конце концов, это только на год…
По словам Сиарана и Финулы, местные жители были ужасно скучными. Хоуп, знавшая, что многие за глаза тоже называют ее скучной, почувствовала жалость к местным жителям.
– Поверьте мне, я делала все, – недовольно сказала Финула после шестого бокала вина. – Пыталась привлечь их в общину. В июне мы проводили вечер, посвященный культуре Таиланда, и позвали всех желающих. Я даже пригласила для демонстрации тренера «тай чи». Думала, что им захочется организовать секцию. Но не тут-то было! – Она фыркнула. – Пришло всего несколько человек, да и те удрали, как только Су Лин приступил к показа­тельному выступлению. Их интересует только бизнес и цены на недвижимость. А мы специально приехали сюда, чтобы держаться от этого подальше. Многие здешние женщины ходят в клуб мак­раме. Макраме, подумать только! Мода на него прошла еще в се­мидесятых.
– Ну, не всем же заниматься тайскими единоборствами, – осмелев, возразила Хоуп. – Мне, например, нравится аэробика. Надеюсь, здесь есть такая группа. Если нет, то я смогла бы попробо­вать ее создать. Я знаю несколько очень хороших упражнений.
Финула взглянула на нее с ужасом.
– Аэробика?! – воскликнула она так, словно речь шла о си­филисе. – Но это не имеет ничего общего с «тай чи»!
– Знаю, – заупрямилась Хоуп. – Но мне нравится аэробика. Как говорится, каждому свое. Нельзя заинтересовать людей тайс­кой борьбой, если они этого не хотят.
Мэтт снова сжал ее руку.
– Хоуп, дорогая, – сказал он, – в этом и заключается цель общины. Дело не в стремлении создать благоприятную атмосфе­ру для группы художников, а в том, чтобы сделать графство Кер­ри центром культуры. Научить людей тому, что в жизни есть неч­то большее; чем скучный и однообразный труд.
Он говорил так серьезно, что Хоуп невольно подумала, не под­менили ли ей мужа. Теперь она понимала, почему местные жите­ли недолюбливают художников. Кому понравится, если какие-то чужаки начинают обвинять тебя в бескультурье?
– Я понимаю, – мрачно сказала она.
В конце концов Мэтт выпил столько превосходного красного вина, что совсем окосел. Когда они очутились в удобной двуспаль­ной кровати, Хоуп поняла, что затевать разговор о состоянии коттеджа «Кроншнеп» не имеет смысла. Грозить мужу улететь в Бристоль первым же рейсом, если он немедленно не позаботится о том, чтобы сделать дом пригодным для жилья, было бесполезно.
Через три дня напряженной работы коттедж стал выглядеть го­раздо лучше. Конечно, для журнала «Дома и сады» его фотогра­фировать еще не стали бы, но жить в «Кроншнепе» теперь было можно. Бригадир рабочих, которого все называли Пи-Джей, по­чинил душ, и трубы на кухне больше не издавали зловещего гула, когда включали воду. Большая белая плита заработала. Она дей­ствительно отапливала весь коттедж, хотя скорость, с которой исчезали дрова, была умопомрачительной. Мэтт нанял циклев­щика, и вскоре полы на втором этаже стали гладкими и золотис­тыми. Правда, каменные плиты внизу оставались холодными как лед, и Хоуп поклялась себе, что при первой возможности купит ковры.
В четверг Мэтт съездил в Килларни, купил три кровати и по­держанный диван, а также морозильник и стиральную машину. Все должны были доставить в пятницу, одновременно с мебелью, отправленной из Бата морем.
– А как быть с плитой? – спросила Хоуп внезапно, поняв, что в списке покупок Мэтта зияла огромная брешь.
– Можно готовить на старой, – пожал плечами муж. – Все равно деньги кончились. Мне едва хватило на то, чтобы распла­титься с Пи-Джеем.
Хоуп хотела сказать, что не стоило переезжать, если они не могли себе этого позволить, что возиться с ужасной старой пли­той придется не ему, а ей, но сдержалась и только тяжело вздох­нула. Плата за чудесное воскрешение их брака оказалась слиш­ком высокой.
Вечером в пятницу, через шесть дней после приезда, семья на­конец вселилась в новый дом. Компьютер занял место в крошеч­ном кабинете, и теперь Мэтт мог связываться с Джаддом, на ко­торого продолжал работать по договору. Комнаты детей были в относительном порядке, зато в супружеской спальне не было ни­чего, кроме широкой кровати, старой перекладины для одежды и двух перевернутых ящиков, заменявших тумбочки. Хоуп пред­ставляла себе жизнь на лоне природы совсем по-другому.
– Тут пустовато, – заметила она, обводя взглядом скудно об­ставленную гостиную.
– Да. Я помню, что у Гароида было много картин, написан­ных его друзьями. Наверно, перед смертью он их продал. У него всегда было туго с деньгами. Гароид был талантливым челове­ком, но его стихи успеха не имели.
– Сколько книг он опубликовал?
– Три, но все они давно распроданы, – грустно ответил Мэтт. – Бедный дядя… И все же не стоит унывать. Здесь мы будем счас­тливы. – Он обнял жену. – Спасибо. Знаю, на этой неделе тебе пришлось нелегко, но теперь все пойдет по-другому. Мне это не­обходимо. И всем вам тоже.
Он нежно поцеловал ее, как в день свадьбы, словно не смел поверить своему счастью. Хоуп ощутила забытый холодок под ложечкой. Всю неделю, пока приходилось жить в одной комнате с детьми, она и не вспоминала о сексе, но теперь ее бросило в дрожь. Просто удивительно… Ладно, ничего страшного. Они лю­бят друг друга и справятся со всеми испытаниями.
– Давай ляжем сегодня пораньше, – пробормотал Мэтт. Пока муж возился в своем кабинете, Хоуп обходила дом и строила планы. Свадебные фотографии и портреты детей в свет­лых металлических рамках смотрелись бы здесь неуместно, нуж­но будет поменять рамки. И, может быть, придется научиться шить шторы. Наверно, это не так уж трудно. В конце концов, женщи­ны всегда следовали за своими мужчинами в незнакомые места, веками сопровождали армии и терпели неимоверные лишения ради тех, кого любили. «Если на это были способны героини Джейн Остин, то и я способна», – подумала она.
На ужин Хоуп поджарила яичницу с домашними сосисками Финулы. Ничего другого на этой плите приготовить было нельзя. Чайник здесь закипал через двадцать минут. Сколько времени понадобится на варку курицы, знал один бог…
Уложив детей, Хоуп сидела у плиты с чашкой какао. Снаружи было тихо. Ни шагов, ни хлопающих дверей автомобиля, ни гуд­ков. Ничего. Только деревенская тишина. После суеты, царив­шей в доме Сиарана и Финулы, куда люди приходили днем и ночью, без спроса лезли на кухню и заваривали себе чай, здесь было непривычно пусто.
Финула была очень доброй, но чересчур властной. Казалось, она считала новоселов своей собственностью. Мэтт не замечал этого и считал любую критику в адрес своей новой подруги чер­ной неблагодарностью. И действительно, разве она мало для них сделала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62