https://wodolei.ru/catalog/mebel/Cersanit/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

мать по-прежнему переживает, скучает, ждет и нередко плачет украдкой. Как-то раз, заметив еще не высохшие слезы, Тина тихо спросила:— Мама, что бы ты отдала за возвращение Тесси?И Дарлин так же негромко ответила:— Даже за то, чтобы просто узнать, где она и что с ней, — очень-очень многое…И Тина вдруг подумала: может, Роберт О'Рейли сумел бы помочь, ведь он живет в Сиднее? Но он, скорее всего, уже уехал. Даже не попрощался! Жаль…Тина поздоровалась с Карен, которая в сомнении вертела в руках отрез серой в синюю крапинку бумажной ткани — самой что ни на есть дешевой и простой.— Смотри! — с живостью произнесла она, обращая к Тине усталое бледное личико с карими в золотистых крапинках глазами. — Хорошая материя, правда? Неплохое выйдет платьице!— Не бери! — внезапно с непривычной для себя резкостью, даже с вызовом сказала Тина. — Ничего красивого ты из нее не сошьешь!Карен с удивлением уставилась на нее.— Это для дома…— извиняющимся тоном проговорила она и как-то вся сникла. Потом со вздохом отложила материю и, опустив черные ресницы, тихо добавила: — Я бы хотела… красивое!Тине стало стыдно своего порыва: для Карен и такая покупка была великой радостью. Девушка сочувственно прикоснулась к руке подруги, черной от въевшейся в нее несмываемой грязи и с огрубевшими от постоянного шитья кончиками пальцев.— Ничего, может, и нам когда-нибудь повезет!Карен печально посмотрела на нее долгим взглядом и ничего не ответила. Когда несколько поколений одно за другим влачит по жизни свою тяжкую ношу, возникает из серого тумана небытия и вновь исчезает в нем, так и не поняв, зачем Бог позволил им появиться на свет, редко кто из них, чьи души и тела перемалываются безжалостной, неизвестно кем придуманной машиной повседневных нелегких дел, обретает веру в лучшее и еще реже проникается стремлением в корне изменить свою жизнь. И они тонут, тонут, все глубже увязают их ноги, и слепнут глаза, и существо их, смирившееся, отупевшее, гибнет в рутине дней, проникнутое одной-единственной мыслью: «Ничего сделать нельзя».— Платье купили, — сказала Тина, увлекая Карен в противоположную сторону. — Наверное, для Дорис!— Его купила Джулия Уилксон! — бросила слышавшая эти слова Сара, одна из помощниц в лавке. Она разбирала за соседним прилавком мелкий товар. — Сегодня утром.— Джулия Уилксон? — повторила Карен. — А для кого?— Мы с Лу уже думали об этом, — сказала Сара. — Одно знаю: не для себя!Она еще что-то прибавила, но Тина уже не слышала. Джулия Уилксон — экономка Роберта О'Рейли! Неужели… Она закрыла глаза, и перед ней заплясало что-то ослепительно-радужное, точно она взглянула на солнце.— Мне надо домой, Карен, — пробормотала девушка, бросилась к выходу и быстро сбежала по ступенькам.Кто-то ухватил ее за локоть, и, обернувшись, она увидела Фила Смита. На этот раз Фил держался резковато; он отрывисто произносил слова, глаза его смотрели холодно и жестко.— Не убегай! Поговорим!Опять он за свое!— Извини, Фил, я очень спешу!— К кому бы это? — насмешливо произнес Фил и прибавил, понизив голос: — Может, с ним ты ведешь себя не так, как со мной?— С кем? — спросила Тина, глядя ему прямо в глаза.Фил, как ни странно, потупился.— Ну… не знаю…— пробормотал он, но потом сказал с обидой:— С тем, чьи подарки ты не бросаешь на ступеньки лавки!Тина вздохнула: Фил напоминал в этот момент большого обиженного ребенка.— Прости, я виновата, — искренне произнесла она. — Так уж получилось! Прости, честное слово, я не хотела!— Придешь завтра в рощу? В семь?Ей не хотелось соглашаться, но и отказать не было сил. Тина пообещала, и Фил, радостный, окрыленный, оставил девушку, которая тут же поспешила к дому проверять свою дерзкую, пугающую догадку.Дарлин куда-то ушла. На веранде стояла большая белая коробка, и Тина уже знала, что в ней. Она испытывала непонятный страх, как если бы в дом явилось существо из совершенно другого мира, и, вопреки желанию, долго не решалась прикоснуться к крышке, а потом вдруг в один момент быстро сорвала ее. Платье лежало внутри, аккуратно сложенное, оно было на ощупь нежным, как молодая листва, и, когда девушка начала извлекать его из коробки, словно бы само поднялось навстречу — воздушное и тонкое.Вблизи оно показалось еще красивее. Тина зарылась лицом в материю и внезапно заплакала. Она была по-своему счастлива в этот момент и все же понимала: ей дали в руки кусочек мечты, маленький лоскуток, обрывок того, что зовется настоящим счастьем, если счастье — это то, что меняет жизнь. Она знала, что никогда не сможет носить это платье в Кленси, потому как всем известно, что она бедна, да и куда можно надеть это здесь, этот наряд светской дамы? Ей дали игрушку, именно игрушку, чтобы она наслаждалась, играя в нее тайком; это платье являлось фрагментом целого — того мира, к которому ей никогда не принадлежать.Тина стянула с себя старое платьице — обыкновенную тряпку по сравнению с таким великолепным — и облачилась в прохладный шуршащий шелк.Тина застегнула крючки на спине, вынула шпильки, и на плечи упали длинные волосы, блестящие, словно шлифованная поверхность подводных скал, и шелковистые, точно водоросли. Легким движением девушка оправила шлейф и, выпрямившись, подошла к зеркалу. Конечно, следовало затянуться в корсет. Впрочем, платье в талии и так сидело как влитое, а ниже спины спадало пышными складками. Из старого, местами позеленевшего зеркала на Тину смотрела незнакомка: тонкая, застенчиво-прекрасная, повзрослевшая. В ее облике словно бы в одни миг все оформилось, встало на свои места, заиграло, точно камень после искусной огранки. Нет, она не была красавицей, черты ее лица не поражали аристократической тонкостью, а сложение — совершенством. Что-то было еще неоформленно и неразвито, но все — своеобразно. Взгляд не скользил по ее лицу и фигуре, как по поверхности мраморной статуи; он постоянно задерживался на чем-то, словно проникал глубже и видел то, что освещало облик девушки изнутри, придавая ему нечто свойственное лишь ей одной, Тине Хиггинс, то, что зовется неповторимостью. Тина стояла перед зеркалом и видела свои высыхающие слезы, нежный румянец и невольно появившуюся улыбку. Потом по-женски повертелась, разглядывая себя со всех сторон, приподняла подол, опустила, тонкими пальчиками осторожно расправила дымчато-зеленую воздушную ткань, обрамлявшую обнаженные плечи. Ей еще не доводилось примерять такой фасон, и она знала, что никогда уже не сможет без чувства внутреннего протеста надеть ни одно из своих старых выцветших платьев… Еще бы туфли на каблуках, чтобы стать дюйма на три повыше, украшения, шляпку и веер! Тина рассмеялась. И карету с лошадьми, и собственный дом, и…Она кружилась на месте и слегка взмахивала руками, словно в такт музыке, плавно поводила обнаженными плечами, склоняла набок голову и тихо напевала что-то. Она плакала и смеялась, как сумасшедшая, ибо все мы немного безумны, когда нежимся в грезах, плакала и смеялась, потому что слишком хорошо понимала все, или Тине просто казалось так, ведь было ей только шестнадцать…На следующий день, когда Тина в условленный час пришла в рощу, Фил уже ждал ее там. Она сразу заметила, что держится он как-то иначе, натянуто и в то же время развязно, а когда он приблизился, почувствовала, что от него пахнет виски. Наверное, следовало сразу же уйти, но девушка, растерявшись, замешкалась, и Фил успел начать разговор.— Не думал, что ты придешь!Он стоял, прислонясь спиной к широкому стволу дерева, и жевал травинку. Тина заметила, что глаза у него мутно-серого цвета, как обкатанные волнами осколки бутылочного стекла, и тут же вспомнила молодой блеск глаз Роберта О'Рейли. Да, он хотя и в возрасте, но гораздо привлекательнее Фила, который, несмотря на молодость, был таким огромным и неуклюжим.— У тебя нет сегодня свидания с тем господином из особняка? — небрежным тоном спросил Фил. В голосе его слышалась плохо скрываемая ярость.Тина вздрогнула от неожиданности. Он знает! Откуда?!— Майкл видел тебя с ним в роще, — продолжал Фил. — Что вы там делали, хотел бы я знать? Любовались закатом? Собирали цветочки?Тина в смущении опустила глаза, но потом внезапно почувствовала злость. Да как он смеет!— Ну и что? — смело заявила она, вскидывая голову. Серые глаза ее сверкнули. — Мистер О'Рейли мой друг!— Друг! — хохотнул Фил и непроизвольно сжал кулаки. — Знаем, что за друг! Ты такая же, как твоя сестрица! Весь Кленси знает, что она сбежала в Сидней! Тебе известно, зачем девушки едут туда? Сказать? Конечно, на такую не всякий позарится, но Сидней ведь портовый город, а матросам что ни дай…— Замолчи! — срывающимся голосом выкрикнула Тина, наступая на него. — Не смей так о Терезе! Слышишь, не смей!Фил схватил девушку за руки и притянул к себе, приговаривая:— Иди сюда, иди! Покажи, чему научил тебя этот твой «друг»!— Пусти! — Тина что есть силы уперлась кулаками ему в грудь, но Фил стоял, как каменная стена. Нагнувшись, он поцеловал девушку в шею — больно, так, что она вскрикнула.— Он дарит тебе подарочки, — бормотал Фил, — а что ты даешь ему взамен?Тина начала испуганно вырываться, потом закричала, и он наконец выпустил ее.— Я… я всем расскажу, кто ты есть! — еле сдерживая слезы, вся дрожа, воскликнула девушка. — Как ты посмел так обращаться со мной?!— Да, да, расскажи! А заодно и о том, чем занималась в роще с этим господином!…Тина бежала домой, содрогаясь при воспоминании о прикосновениях Фила: они казались ей такими мерзкими… Роберт О'Рейли вел себя как джентльмен, целовал ей руку, а этот…Вдруг Тина остановилась, и сердце забилось еще сильнее. Значит, люди знают о ее встречах с Робертом О'Рейли! И о подарке… И о Терезе… Многие, наверное, думают так, как Фил! Тина присела на придорожный камень и задумалась.Она была дочерью своего времени и своей среды. Для нее, как и для всех девушек в Кленси, крайне важно было считаться прежде всего порядочной. Правила внушенной с детства морали не позволяли принимать подарки от мужчин, да еще такие дорогие. Даже встречаться по вечерам с поклонником в роще, так, как встречалась она с Робертом О'Рейли, решалась далеко не каждая. В соседнем, более крупном городе были гулящие девицы (о чем прекрасно знали мужчины и парни из Кленси), но Кленси был слишком мал, в нем все друг друга знали, и девушки старались соблюдать все правила приличия. Вчера Дарлин, узнав о подарке, сразу сказала, что платье придется вернуть, и Тина согласилась с матерью, хотя в глубине души таилось чувство протеста.Девушка не знала, что полчаса назад Дарлин встретила Риту Холт, мать Карен, которая в разговоре сказала:— Не хочу вмешиваться, Дарлин, не знаю, слышала ты или нет, но о дочках твоих говорят худое… Будто Тереза сбежала в Сидней, а Тина встречается с богатым мужчиной и принимает от него подарки. Я-то знаю, они девушки порядочные, но у людей злые языки… Не надо, чтобы шли плохие слухи, сама знаешь, как это может помешать в будущем!— Спасибо тебе, Рита. Я не знала! — Дарлин сжала губы.— Ты извини меня.— Ничего.Напрасно Роберт О'Рейли прислал платье, очень даже напрасно! Она еще вчера подумала об этом, хотя и не предполагала, что слухи расползутся по городу, точно пауки, причем с такой быстротой! Теперь все будут болтать, что Тина берет дорогие подарки от мужчин, а что может быть хуже для девушки?! Даже если она выйдет замуж за мистера О'Рейли (чего Дарлин желала меньше всего), люди скажут, что дочка Хиггинсов клюнула на богатство. И Роберту О'Рейли Дарлин не верила, не верила, что он по-настоящему любит Тину, безоглядно, последней поздней любовью. Скорее с его стороны здесь таился своеобразный расчет: просто он еще раньше надумал жениться на молоденькой, наивной, невинной девушке, и Тина оказалась подходящей.И этот безмолвно преподнесенный подарок неслучаен: Роберт О'Рейли хотел показать Тине, что может ей дать; дал понять, что платье — лишь самое малое из того, чем он способен ее одарить. А Тина… Только бы она смогла понять, почувствовать, что это не путь к вознесению! Что же касается Терезы и ее бегства… Дарлин вздохнула: тут, похоже, ничего уже не исправить! ГЛАВА IV Солнце еще не взошло, от линии горизонта только начинал расползаться розоватый свет, выше небо оставалось туманно-серым, и весь пейзаж словно тонул в блеклой дымке, порождая ощущение нереальности, утреннего тяжелого полусна. Ветви растущего вдоль дороги кустарника во мгле утреннего полусвета еще не обрели свой привычный цвет и, причудливо, угрожающе переплетаясь, неподвижно топорщились в безветрии.Темная дорога, взрытая колесами повозок, была мокрой от прошедшего ночью дождя, и идти по ней было трудно: ноги увязали в песке, который набивался в тяжелые башмаки. Тина молчала. От утреннего холода было зябко и разговаривать не хотелось. Девушка скрестила обнаженные до плеч руки на груди, но это мало помогало. К тому же от сырой земли веяло холодом по ногам, прикрытым одной только полотняной юбкой: одежда была приспособлена для жары, которая затопит все вокруг часа через два. Дарлин, оглянувшись на дочь, безмолвно сняла с головы платок и набросила на ее худенькие плечи.Минут через двадцать женщины дошли до места, где предстояло сегодня работать. Там уже собралось несколько работниц, они разбирали мешки и корзины со старыми оберточными листьями початков кукурузы, которые использовались в качестве подвязочного материала, и разбредались к началу рядков. Каждой предстояло пройти до самого конца длинного ряда, затем перейти к следующему и так до того часа, пока солнце не встанет в зените, заставляя все живое прятаться от губительно-жарких лучей.Сумеречно-темные виноградные ряды уходили в бесконечное пространство равнин и холмов, растекались по ним, сливаясь в нечто огромное, прохладное, влажное от росы, которая капельками покрывала миллионы листьев, изящно вырезанных по краям резцом неведомого умельца; лозы, переплетаясь, извивались в темноте, наклоняясь, стлались по земле и, приподнятые, мягко опутывали руки.Тина привычно взялась за работу, стремясь сделать побольше до восхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74


А-П

П-Я