Жену он никогда по-настоящему не любил, заботы о детях были в тягость. Он жил в ожидании, когда пройдет день, часто не зная, как убить время, и не думал о том, что в этой стремлении потихоньку убивает себя.По воскресеньям они с женой гуляли по лондонским паркам или навещали ее родителей, которые не были довольны зятем.Нейл привык к более свободной жизни, которая в Австралии не была связана такими условностями, как жизнь в Англии.Ему не нравился климат, не нравилась природа, а главное, люди.Первое время он не вспоминал Австралию, а потом вдруг затосковал. Как выяснилось, самое лучшее осталось там, в прошлом, лучшие годы, лучшие встречи.— Как ты меня нашла? — растерянно произнес Нейл.— Я потратила на это три года, — сказала Тереза, — специально наняла человека.— Зачем?Она усмехнулась.— У меня не так много шансов заработать деньги.— А! — произнес он и улыбнулся. Тереза не поняла, что значит эта улыбка. — За этим ты и приехала? Что ж, садись.Тереза удивилась. Он не возмутился, не разгневался, похоже, был даже рад ей. Она приготовилась к войне, а не к переговорам и слегка растерялась.— Чем могу помочь? — спросил он. — То есть я хотел сказать, сколько тебе нужно?Тереза хищно улыбнулась.— Много.Нейл разглядывал ее, а Тереза тем временем заглянула в себя. Она шарила по уголкам своей души, стараясь найти остатки чувств, но тщетно. Ни любви, ни ненависти, только равнодушие. Этот человек чужой— ей и Барни. Она не могла внушить себе, что Нейл — отец ее сына.Ей даже стало неловко что-то требовать от него, раз он ей так безразличен. Она испытывала облегчение оттого, что не связана чувствами, и одновременно тяжесть. Страшно жить, не только когда тебя никто не любит, но когда и ты не любишь никого. Это не свобода, это пустота.— Ты из Австралии? — спросил Нейл.— Да.— Давно в Лондоне?— Второй день.— Как тебе здесь? — произнес он с надеждой, точно искал сочувствие.Тереза пожала плечами.— Я бы тут жить не смогла.— А как ты живешь там?«Не стоит ему ничего рассказывать», — подумала она.— Стараюсь жить хорошо.— Я рад, — произнес он бесцветным голосом. Терезе надоел этот бессмысленный диалог. Раньше она мечтала, как насладится местью, будет растягивать удовольствие, а теперь ей хотелось поскорее закончить разговор.— Мне нужны деньги, — собравшись с духом, жестко произнесла она.— Сколько?Глядя ему в глаза, Тереза назвала сумму. Нейл не успел отреагировать: дверь приоткрылась, и в гостиную заглянула его жена.— Алиса, оставь нас! — не поворачиваясь, резко произнес Нейл. Женщина исчезла. Тереза усмехнулась.— Столько я не могу дать. — Лицо Нейла утратило рассеянно-тоскливое выражение и стало серьезным. Он будто начал просыпаться.— Сможешь.— Интересно, — сказал Нейл, — почему я должен тебе платить? Кажется, я оставил тебе деньги?— Мне нужно еще! — В глазах Терезы вспыхнул огонь безжалостного упрямства.— Ты так в себе уверена, — заметил Нейл.— Да, очень.— Ты слишком дорого оцениваешь свою честь. — Тереза стиснула зубы.— То, о чем ты говоришь, не продается! Я так дорого оцениваю твое спокойствие, твою сытую жизнь!Она взяла себя в руки. Нет, не стоит говорить с ним ни о чем, что касается чувств.Нейл провел рукой по лбу, отбрасывая прядь волос.— Не понимаю.— Сейчас поймешь. — Тереза вынула бумаги.— Прочти. Можешь порвать — у меня есть еще. Если они не интересуют тебя, я передам их родственникам твоей жены. Не думаю, что им будет приятно.Нейл пробежал глазами бумаги. Его лицо изменилось.— Где ты их взяла?— В одном полицейском участке.— Твой человек достал их тебе?Тереза кивнула. Нейл молчал — он думал.— Это не очень большая сумма для тебя. Твоим детям не придется голодать!— Может быть. Он встал.— На что только не пойдет оскорбленная женщина! Ладно, я готов понять твои чувства…— А, значит, ты прекрасно помнишь, как со мной поступил! Только, знаешь, у меня нет к тебе чувств. Потому что ты никакой, Нейл. Пустое место. У тебя нечего взять, кроме денег, и, кроме денег, мне ничего от тебя и не надо.— Подожди, я выпишу чек.Вскоре он вернулся и протянул ей конверт. Тереза встала.— Мне пора.Нейл смотрел на нее так, словно жалел, что она исчезнет. Он не испытывал к ней любви, но когда-то она ему нравилась, и потом — она явилась из прошлого, которое теперь казалось ему прекрасным.— Думаю, больше ты не вернешься.— Не бойся, я не собираюсь доить тебя всю жизнь. Тогда ты уехал без единого слова, вот я и пришла попрощаться. Кстати, у тебя прелестные детки! — Тереза притворно улыбнулась. — Дай им Бог счастья!Она вышла на улицу и вдохнула полной грудью свежий, прохладный воздух. Пора возвращаться! Впереди ее ждет много дел, но первое, что она сделает, — это скажет Барни, кто его мать. Ее мальчик не будет расти сиротой.Ее ждет Австралия — огромный, зеленый, солнечный дом, который примет ее и успокоит своим светом, своим запахом родной земли. А еще впереди — многие, многие годы, почти целая жизнь, и не стоит поддаваться отчаянию. Когда-нибудь она еще будет счастлива. ГЛАВА V Солнце светило за окном мягко, приглушенно, ровно — совсем по-осеннему. Приятно, когда погода соответствует настроению. Трудно найти гармонию внешней и внутренней жизни. Трудно, почти невозможно.Тина тщательно оделась и причесалась: сегодня важный день. Она наконец-то решилась осуществить свое давнее желание — взять из приюта ребенка. Все необходимые рекомендательные бумаги были собраны — оставалось только выбрать воспитанника.Тина жила одна в собственной квартире, куда переехала четыре года назад, после того как Бренда Хьюз вышла замуж и уехала в Англию, а ее брат женился на своей невесте. С Брендой Тина переписывалась, а со Стенли отношения, к сожалению, не поддерживались — из-за Лионы.Тине исполнилось двадцать шесть лет, она была не замужем и по существующим в те времена понятиям уже не имела шансов обрести семейное счастье. Женщине не полагалось жить одной, но все знали, что Тина одинока и ей самой приходится зарабатывать на хлеб, потому дурных разговоров о ней не ходило. Она пользовалась уважением и любовью как учеников и их родителей, так и своих коллег.Тине было неприятно сознавать, что окружающие считают ее старой девой, и она старалась, по мере возможности, следить за собой, хотя одевалась всегда скромно, чтобы не вызвать лишних толков.«Странно, — думала она, — если ты некрасива, безлика, тебя презрительно называют старой девой, если же ты не замужем, но хорошо одеваешься, носишь красивую прическу, покупаешь украшения, тебя начинают считать кокоткой».Конечно, бывали случаи, когда ею интересовались мужчины, но Тина не поощряла ухаживаний и всегда отвергала претензии на продолжение знакомства. Она не хотела быть с кем-то только ради того, чтобы не быть одной.Прошло пять лет с тех пор, как их пути с Конрадом О'Рейли разошлись и, похоже, навсегда. Когда-то Бренда сказала, что настоящая любовь через все пройдет, но ведь кроме любви существует еще и гордость. Именно гордость не позволила Тине нанести визит Конраду. Она не ответила ему, и с тех пор он не давал о себе знать. Позднее, года два спустя, Тина случайно увидела его на улице: он сидел в экипаже рядом с женщиной, кажется, с той самой блондинкой, что сопровождала его в ресторане. Конрад не заметил или не узнал Тину, и она его не окликнула. Судя по всему, у него теперь были деньги, красивые женщины, свой дом, экипаж — он получил то, о чем мечтал.Тина написала матери о своем желании взять на воспитание девочку и получила ответ, полный странной горестной теплоты. Мать приветствовала ее решение, но предупреждала о необходимости как следует обдумать этот важный шаг. Год назад Дарлин приезжала в Сидней навестить дочь, но остаться насовсем отказалась, хотя Тина настаивала. Зато, может быть, теперь согласится?Приют Святой Маргариты находился на окраине города. Тина взяла экипаж и поехала туда, чтобы встретиться с главным лицом этого заведения — сестрой Беатрис.Мрачноватое серое здание стояло в окружении темно-зеленых кипарисов. Холодный резкий ветер трепал подол платья Тины, когда она шла по пустынной дорожке парка.Кабинет сестры Беатрис располагался на втором этаже: чтобы попасть туда, Тине пришлось пройти по коридору и лестнице. Приют произвел на нее удручающее впечатление: все серое, строгое, холодное и довольно бедное. Маленькие окна, каменные полы и стены. На пути ей попалось несколько воспитанниц в темно-синих одеяниях — девочки шли молча, ни одна из них не улыбалась.«Из этих стен вряд ли выходят талантливые, сильные духом люди», — подумала Тина.Женщина жалела, что должна выбрать одну, только одну девочку, а остальные так и останутся здесь. Но, по крайней мере, хотя бы одного ребенка она постарается сделать счастливым.Сестра Беатрис, пожилая, строгая монахиня, приняла Тину, сидя за столом в своем маленьком хорошо натопленном уютном кабинете.— Добрый день, сестра Беатрис.— Добрый день, мисс Хиггинс. Присаживайтесь. Тина села.— Итак, поскольку у меня мало времени, сразу приступим к делу. Стало быть, вы хотите взять ребенка на воспитание?Тина кивнула.— Девочку.— Хорошо. Какого возраста?— Пяти-шести лет.Сестра Беатрис пролистала ее бумаги.— Почему бы вам не обратиться в приют для грудных? Такой ребенок считал бы вас матерью, поскольку вы заботились бы о нем с самого рождения. А с шестилетним, к сожалению, трудно бывает найти общий язык.— Да, понимаю. Я бы хотела взять совсем маленького, но мне никак нельзя оставлять работу, а с грудным это неизбежно пришлось бы сделать. А разве у вас нет детей, которые не помнят своих родителей?— Есть. — Сестра Беатрис снова взялась за бумаги. — Мисс Хиггинс, конечно, жаль, что вы не замужем — мы предпочитаем отдавать детей в семьи, но зато у вас отличные рекомендации. Постараемся подобрать для вас хорошего ребенка. В нашем приюте много замечательных, послушных девочек. — Тина вспомнила лица детей в коридоре.— Сестра Беатрис, простите, в вашем приюте применяются телесные наказания? Школа, где я работаю, давно отказалась от них.В лице монахини отразилось недовольство.— Только в крайних случаях, если по-другому уже нельзя. Вот недавно был вопиющий случай — одна девочка украла кольцо у сестры Констанции. Разумеется, ее наказали очень строго.— Розги?— Да, — сурово произнесла сестра Беатрис, — и три дня под замком.— А как она объяснила свой поступок?— Никак. Это очень сложный ребенок. Мы постоянно вынуждены ее наказывать.— Ничего не помогает?— Нет. Она ни с кем не ладит — ни с сестрами, ни с детьми.— А кто-нибудь пробовал всерьез разобраться, почему? Поговорить с нею?— Мисс Хиггинс, — сказала сестра Беатрис, не отвечая на вопрос Тины, — вернемся к делу. Вот список девочек — возраст и имя. Рекомендую вам Марджи Уорд, Сьюзен Бойл — очень милые, послушные, воспитанные…— Сестра Беатрис, — перебила Тина, — простите, можно мне увидеть ту девочку, что сейчас сидит под замком?— Нет. Наши правила этого не позволяют. Она наказана. Неужели вы хотели бы взять такого ребенка?— Не знаю. Прежде мне нужно на нее посмотреть.— Сожалею. И повторяю — это был бы очень неудачный выбор. Девочка испорченная, злая. Все время лжет.— А кто ее родители?— Не могу сказать: нам о них ничего не известно.— А дети тоже ее не любят?— Нет и, думаю, не случайно. Дразнят.— Вам ее не жалко?— О, она прекрасно умеет защищаться! На прошлой неделе избила одну девочку.— И ее снова наказали?— Конечно.— Вы не думаете, что другая девочка тоже была виновата?— В какой-то степени да. Но Сьюзен Бойл вежлива и послушна, а та девчонка упряма, как сатана. — Сестра Беатрис перекрестилась.Тина встала.— Простите, сестра Беатрис, я очень прошу: позвольте мне увидеть девочку!Монахиня недовольно поморщилась.— Признаюсь, мне неприятна ваша настойчивость, мисс Хиггинс. Я соглашаюсь только из симпатии к вам. К тому же хочу, чтобы вы сами убедились в том, что я говорю правду.Они прошли по слабо освещенному коридору в другое крыло здания. Тина сразу почувствовала, как тут холодно.Монахиня отперла дверь одной из комнат, где было темно и откуда веяло сыростью, и вывела наружу маленькую пленницу.Это была довольно красивая девочка, только очень худенькая. Смуглое личико, большие темные глаза. Грива черных, как смоль, волос спускалась до пояса. Тина заметила, что девочка вся дрожит: на ней было надето одно только бумажное платье без рукавов, на ногах — грубые башмаки.Она молча стояла перед сестрой Беатрис, опустив тонкие руки.— Почему ты такая растрепанная? — грозно спросила монахиня.Девочка на мгновение вскинула глаза — Тина прочитала в них затаенную ненависть.— Я просила сестру Анджелу заплести мне косичку, но, она не согласилась. И даже не дала расческу.— Кто даст тебе расческу — ты же такая грязная!На лице монахини было ясно написано истинно британское презрение к тем, в чьих жилах течет хоть капля крови темнокожих народов.— Давай я тебя причешу, — сказала Тина. Она осторожно расчесала густые волосы девочки, заплела косу и закрепила на конце своей заколкой. Девочка молчала и не двигалась.Тина заглянула в непроницаемо-черные глаза ребенка, и ее посетило странное предчувствие.— Сколько ей лет, сестра Беатрис?— Восемь.Женщина наклонилась к маленькой пленнице.— Как тебя зовут? — тихо спросила она. Тина боялась ошибиться и одновременно почему-то страшилась подтверждения невероятной догадки.Девочка не ответила.— Не скажет, ни за что не скажет! — удовлетворенно произнесла монахиня. — Ее зовут Мелисса.Тина вздрогнула. Сомнения исчезли.— Мелисса?! — взволнованно произнесла она. — Откуда вы знаете?— Она сама сказала — только имя и больше ничего. Ее принесли совсем маленькой, и она была очень сильно напугана: мы думали, вообще не заговорит.— Кто принес?— Какая-то женщина, на попечение которой оставили девочку. У этой женщины было двое своих детей, и она не могла заботиться еще и о чужом ребенке. Мы пытались узнать что-нибудь от самой девочки, но она лепетала только что-то похожее на «Джон» или «Джина» — мы так ничего и не поняли.— Джоан, — прошептала Тина.— Что?— Ничего, сестра Беатрис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74