— Здравствуй, Нейл! Не ожидала тебя увидеть. Куда ты запропастился?Она казалась взволнованной и пыталась это скрыть за равнодушной улыбкой. Голубые глаза ее бегали, она то и дело поправляла пышно взбитые пряди белокурых волос.Незнакомец отмахнулся.— Долго рассказывать!И сию же секунду Тереза, ожидающая указаний хозяйки, неведомым чутьем уловила, поняла, что так же, как Элеонора — не леди, этот человек — не джентльмен. Возможно, он жил в другом мире, но вылеплен был из того же теста, что и она, простая девочка из захолустья. Впрочем, плохо это или хорошо и почему так волнует ее, Тереза не могла себе объяснить.Элеонора криво усмехнулась.— От тебя, как всегда, ничего не добьешься. Ладно, Бог с тобой! Тереза, принеси кофе.Девушка послушно вышла, а когда вернулась, гость уже сидел на низком диване, положив ногу на ногу, и беседовал с хозяйкой. Болтая, Элеонора то и дело показывала в улыбке ровные зубы, вырез платья позволял видеть шелковистую кожу груди, а одна из стройных ножек была выставлена далеко вперед.«Стерва!»— подумала Тереза о своей госпоже. Она еще ни разу в жизни не выругалась вслух, но, разговаривая сама с собой, в последнее время употребляла слова из жаргона Люсинды. Так она чувствовала себя увереннее: приятно иметь возможность втайне от всех отвести душу.Девушка поставила на столик поднос с серебряной посудой и не спешила уходить — ей было интересно послушать, о чем будут говорить незнакомец и Элеонора.— Можно остановиться у тебя ненадолго? — спросил молодой человек.— Ты же знаешь, Нейл, я не сдаю комнат, — ответила женщина. Элеонора, видимо, успела овладеть собой и теперь, к удивлению Терезы, держалась холоднее, чем обычно, хотя этот мужчина казался привлекательнее многих других кавалеров.— Это, должно быть, касается только меня, — с улыбкой заметил незнакомец.Элеонора невесело усмехнулась. Ее светлые глаза блестели, как две льдинки в бокале с белым вином. Она сухо произнесла:— Не хочу неприятностей, Нейл. В прошлый раз после твоего отъезда ко мне заявилась полиция и перевернула весь дом.— Это было давно…— Да? — Она засмеялась. — Ты что, уже поладил с законом?Молодой человек развел руками.— Я бы не сказал, но… Даю слово, такое не повторится!Элеонора встала. Потом внезапно заметила Терезу, которая стояла и слушала разговор, широко раскрыв глаза и не двигаясь.— Тереза? Что тебе надо? Иди…Девушка безропотно покинула комнату. Она всегда двигалась легко, почти бесшумно, даже когда внутри души и тела пылал огонь. Терезу в любой момент могли выдать только глаза — эти огромные, сияющие окна ее сущности, два данных природой волшебных камня, способных обласкать и испепелить. И они никогда не бывали холодными.Тереза не имела свойственной прислуге привычки подслушивать разговоры господ, но на сей раз остановилась по другую сторону дверей и напрягла слух, попутно заглядывая в чуть приоткрытые створки.Элеонора продолжала беседу. Глубокая досада звучала в голосе женщины, когда она произнесла:— Что значат твои слова!Она подошла к окну и, приподняв занавеску, стала смотреть на солнечную улицу.Элеонора редко бывала не в настроении, а может, наоборот—просто всегда притворялась.Молодой человек спокойно взял чашечку с кофе и сделал глоток.— Что с тобой? — спросил он.— Ничего! Полгода тебя не было, я думала — исчез, пусть не из жизни вообще, так хоть из моей. Но нет — ты опять являешься и…— Она не договорила.— У тебя было много мужчин, Элеонора, очень много. Я думал, тебе безразлично, с кем ты, все на одно лицо.— Чаще да. Все вы считаете меня бессердечной куклой, но некоторые из вас — немногие — оставляют след в моей душе, Нейл. Ты из их числа.Неожиданная проникновенность ее тона, похоже, не тронула его.— Очень лестно, Элеонора. Но при этом ты отказываешь мне в приюте.— Я же сказала — не хочу неприятностей. Мне вполне хватает общения с благополучными людьми. Зачем я буду тебе помогать? Ты же сам признавался, что презираешь тех, кто раскрывает тебе душу, потому что они, по-твоему, слабы!— Так я не говорил… Чего ты хочешь?— Того, чего я хочу, ты мне не дашь!Он рассмеялся — без намека на смущение или жалость.— Я разбил тебе сердце? А ты сама? Сколько раз ты делала это? Или ты променяла бы все свои победы на одну единственную, ту, которая не досталась тебе?Элеонора промолчала. Ее глаза, глаза уставшего от жизни, изведавшего все человека, были пусты. Такой Тереза ее еще никогда не видела.— Я прошу тебя! — сказал молодой человек.— Не проси! Интересно, что ты сказал бы, если б я тебя попросила? Что бы вы все сказали мне лет через двадцать?!Тереза изумилась. Элеонора задумывается о своем будущем?! У девушки давно сложилось впечатление, что прекрасную куртизанку волнует только настоящее. Сколько же лет Элеоноре? Этого не знала даже Люсинда. Ей можно было дать и двадцать, и двадцать пять, и тридцать.Вместо ответа гость задумчиво произнес:— Да, видимо, в твоих словах есть доля правды. Я понимаю тебя. Ты ненавидишь мужчин, мстишь им всем сразу и каждому в отдельности и одновременно не можешь без них жить. Они унижали тебя в былые годы, но они же дали тебе то, что ты имеешь. Ты ненасытная во всех отношениях женщина, и тебе некого в этом винить! Скажи, ты ценишь свою теперешнюю жизнь?— Да! Я свободный человек! Нейл улыбнулся.— Знаешь, что такое свобода? Это когда ты не зависишь не только от других, но и от самого себя— от своей совести и всяких других ненужных чувств. Они здорово мешают в этой жизни, ведь правда?Элеонора промолчала.— Я уйду, — сказал молодой человек. — Зайду через пару дней — ненадолго, не бойся. Оставлю одну вещичку — пусть полежит у тебя.Она вскинула голову.— Если за нею придут, я ее отдам.— Я сам приду за нею.Элеонора повернулась и посмотрела ему в глаза.— Сколько тебе лет, Нейл?— Двадцать три. Старый!— Мы с тобой знакомы три года, и каждая наша встреча кажется мне последней. Это очень плохо.— Неужели ты имеешь склонность к постоянству? Ты?— Брось, Нейл, я вовсе не о том! Он улыбнулся.— Я понял. Проводишь меня до дверей?— Служанка проводит.Тереза отскочила от двери и быстро спустилась вниз. Вскоре появился гость Элеоноры.Он рассеянно кивнул на прощание, и глаза его были как вечернее небо над заливом, небо, отраженное в прозрачной воде, и в душу Терезы вошел страх перед чем-то неведомым и опасным, ей невыносимо захотелось прижаться к кому-то близкому и родному.Хорошее настроение ушло. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой. ГЛАВА V Следующий день был выходным, и Тереза отправилась навестить Айрин и остальных.Она шла по наклонной пыльной улочке и вспоминала просторы окрестностей Кленси, мать и сестру. Интересно, Тина уже нашла себе жениха? Если да, то не может быть, чтобы такого, как Фил Смит. Подумав о Филе, Тереза вспомнила Далласа. Конечно, Даллас внешне гораздо привлекательнее и как человек несравненно лучше, но в целом — тот же самый Фил. Обоих одинаково трудно представить в костюме джентльмена — вроде того, как у вчерашнего господина.Проснувшись сегодня, она почему-то в первый момент подумала, что ей приснилось это бледное, точно присыпанное снегом лицо со странным взглядом серо-синих глаз, таким, словно этот человек привык постоянно наблюдать за миром, за людьми и ежеминутно делать о них какие-то, возможно, очень нелестные выводы, но при этом не видел своей собственной сути. В жизни часто встречается такая частичная слепота. В нем чувствовалась фальшь, Тереза это понимала и в то же время с первой минуты смотрела на него снизу вверх, так, как ни на кого не желала смотреть. Он был недосягаем, их миры никогда не соприкоснутся, не войдут один в другой. И это, наверное, к лучшему.На кухне работницы обступили девушку и одолели расспросами. Накануне Тереза купила в дешевой лавчонке на берегу простенькое платье из розового ситца, соломенную шляпку с красными лентами, красные туфли, и женщины нашли ее очень и очень похорошевшей.Тереза ограничилась полуправдой, сказав, что служит у богатой дамы, выполняет обычную для горничной работу и зарплату тоже получает обычную.Говоря о своем жалованье, она слегка покраснела, так как совсем недавно начала проделывать то, о чем раньше не смела и думать. Тереза давно догадалась, что Люсинда приворовывает, и ее возмущению не было предела. Причина возмущения была на удивление проста: почему вечно бездельничавшая, бесстыдная Люсинда имеет дополнительный доход, а она, честная, работящая Тереза Хиггинс, нет?!Собственно, злиться следовало на себя — Тереза это понимала. Кто виноват в том, что ей недостает решимости делать такие же вещи? А что насчет угрызений совести — обворовывать такую женщину, как Элеонора, — не грех! Да и что значит обворовывать? Взять ничтожных пару фунтов, когда Элеонора тратит их десятками, не считая!Однако Тереза боялась разоблачения. Боялась, пока не представился великолепный случай. Однажды, убирая комнаты, девушка нашла в пыли за зеркалом несколько неизвестно как туда попавших золотых монет. Был соблазн взять их себе, но Тереза, поразмыслив, решила иначе. Это было бы слишком просто, следовало сделать более хитрый ход. Девушка с наивным видом вручила монеты Элеоноре, сказав, где их нашла, и прочла в глазах хозяйки одобрение своему поступку. Позднее Тереза заметила, что Элеонора стала доверять ей ключи от комода, позволяла распоряжаться хозяйственными расходами, и девушка поняла, что не просчиталась. Главное — найти возможность зарекомендовать себя с наилучшей стороны, показать, что ты честная, сделать так, чтобы тебе поверили, а там уже можно творить что угодно! С тех пор она постоянно брала деньги, понемногу, чтобы не бросалось в глаза, и с удовлетворением отметила, что кошелек стал толстеть с удвоенной силой. Что ж, таким образом она сократит срок пребывания в доме, где продажные женщины творят свои грязные дела.Она копила деньги. Зачем? Точно ответить было очень трудно. Она почти ничего не покупала себе, экономила каждое пенни, но с увеличением содержимого кошелька росла ее значимость в своих собственных глазах, странная уверенность в себе и своем будущем, точно кто-то влиятельный и сильный стоял за ее спиной. Она не задумывалась о том, почему, убежав от своих родных, которые любили ее и поддержку которых она чувствовала бы всю жизнь, вдруг поверила в деньги, в их силу и власть? Она готова была признаться себе, что, возможно, деньги — единственное, что может в совершенно чистом виде и абсолютно всегда давать благо, не потому, что на них можно все купить (она так не считала), а потому, что они не меняются, не умирают, не предают так, как люди. Это — вечное, непотопляемое, твердое, как гранит, несокрушимое перед любыми житейскими бурями, способное от них защитить. Глядя на них, она думала: «Почему часто говорят, будто деньги забирают душу в плен? Странно… Деньги деньгами, душа душой! Есть вещи, на которые я никогда не пойду ради денег — не стану торговать собой, не смогу предать маму и Тину. Маму и Тину… А остальных? И их тоже, хотя на остальных мне в общем-то глубоко плевать».А еще это средство отомстить Дорис и Фей, о которых она в последнее время почти перестала вспоминать.…Вдоволь наговорившись с женщинами, Тереза подошла к Айрин.— Тебе нравится там? — спросила Айрин, не отрываясь от дела.Тереза пожала плечами.— Как сказать… Прислуга она и есть прислуга.И тут же вспомнила слова Фей: «Ты будешь прачкой или поломойкой, Хиггинс, ничего другого тебе не видать!»«Вот шкура!»— подумала Тереза, и ее карие глаза еще больше потемнели. Как хорошо Айрин — она, похоже, никогда не злится на жизнь, никому не завидует…— Но все же там лучше, чем здесь? — допытывалась подруга.Тереза молчала. Здесь можно было не притворяться, оставаться самой собой, говорить, что думаешь. Конечно, эти женщины невежественны, но не развратны, как Люсинда. Работа тут и там оставляла желать лучшего, хотя плата разительно отличалась.— Да, пожалуй, лучше, — сказала девушка.— Что ж, это главное.И Тереза мысленно отвечала: «Нет, Айрин. Главное то, что я, поднимаясь и опускаясь на ступеньку выше или ниже, все равно вечно буду крутиться в пределах одного и того же уровня».— Кстати, Тереза, а твой приятель заходил, спрашивал о тебе, где ты служишь, но ты же не оставила адреса. Он просил передать, что до конца недели будет здесь, и если ты захочешь его повидать, заходи к нему домой. — И добавила от себя:— Уверена, он страшно обрадуется!Тереза колебалась. Помириться с Далласом — очень заманчиво!— Но я не могу пойти к нему, — сказала она, — там его родные…— Плюнь ты на них! Смотри, упустишь такого парня! Или, если не хочешь идти, дай мне свой адрес, может, он еще зайдет…— Нет, — ответила Тереза, — я сама. Впрочем, еще подумаю.В тот день она действительно много размышляла о том, идти к Далласу или нет. Ей очень хотелось увидеть его улыбку, зеленые глаза, то, что совсем недавно было доступно, а теперь казалось недосягаемым, вновь почувствовать себя стоящей рядом с кем-то, не одинокой, но она боялась. Боялась уронить свое достоинство, открыто признать неправоту. Стоит ли навязываться? И его родные все равно не примут ее. Будут унижать, смеяться над нею, совсем как Фей и Дорис.Тереза никуда не пошла. А после жалела об этом.Вечером, сидя на кухне в обществе Люсинды и Тисл, Тереза спросила, преодолевая смущение:— Послушайте, этот молодой господин, что приезжал вчера, кто он?— Который?— Тот, кого мисс Элеонора называла Нейлом.— А! — Люсинда сделала размашистый жест рукой. — Хороший мальчик (мальчиками она именовала всех поклонников своей госпожи — независимо от их возраста), просто душка! Однажды он подарил мне десять шиллингов, — она улыбнулась, — и ничего не попросил взамен.— Он что, богат?— Ну, не знаю! — Люсинда ядовито рассмеялась. — Только думаю, если он скажет мисс Элеоноре, что любит ее, она ему под ноги ляжет вместе со всем своим состоянием.— Но он не говорит?..— Что он, осел? Кто ж добровольно полезет в такую петлю? Мисс Элеонора, как кошка, — вцепится, не отпустит! — сказала Люсинда и с воодушевлением продолжала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74