https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/Sunerzha/
Все! Это конец! Он утонет, и даже труп его не будет найден… Хотя не все ли равно? Да, все равно, все равно, ничего теперь не имеет смысла! Смерть — бессмысленность, серая туманная пустота, а то и вовсе ничто! Ничто и никогда — навечно! Последняя мысль острой иглой пронзила мозг. Конрад, все еще загребая ослабевшими руками, почувствовал, что захлебывается, и через миг потерял сознание. ГЛАВА V Поезд быстро бежал по рельсам недавно проложенной железной дороги, оставляя за окнами быстро сменяющийся пейзаж. Красные дюны с чахлыми бледно-зелеными кустиками зелени, ярко-синее небо… Местами пустыню пересекали серо-зеленые, сизые или фиолетовые полосы лесов, печальные и безлюдные, с особого рода эвкалиптовыми деревьями, кора которых всегда свисает клочьями, точно лохмотья нищего странника. Попадались красные кедры, сосны дамарра, панданусы с узкими длинными листьями и диковинные араукарии с прямыми высокими стволами и ветками, напоминающими спицы раскрытого зонтика; еще дальше — древовидные папоротники с перистыми, ошеломляющими яркой зеленью листьями; потом опять каменистые участки пустынь, песчаные гряды со склонами, поросшими дернистым злаком — спенифексом.Затем сплошь потянулись сухие светлые эвкалиптовые парки, напоминающие саванну, где яркий солнечный свет разреживается, проходя сквозь решето мелких листьев высоких стройных деревьев, где дышится поразительно свободно и легко.Тина с радостью смотрела на эту рыжую, точно лисий мех, а местами красновато-бурую, будто обугленную, бесконечно родную землю.Тина ехала в Сидней. Наконец-то в Сидней! Наконец-то вперед!Со дня отъезда Джоан Пакард в Америку прошло два месяца, и Тина успела как следует осмыслить случившееся. Как ни странно, то, что она узнала, в какой-то степени явилось благом. Пребывая в неведении относительно судьбы Конрада О'Рейли, она еще на что-то надеялась, а теперь… Редко человек, лишаясь надежд на одно, вдохновляется чем-то другим, но бывает и так. Тина, если можно так выразиться, отстрадала положенное (на все в жизни отпущен определенный срок!) и неожиданно почувствовала себя свободной, если не от чувств к бывшему возлюбленному, то, по крайней мере, от своих бесплодных ожиданий.Миссис Макгилл, ошеломленная неожиданным решением Тины, от растерянности не нашла аргументов для того, чтобы убедить девушку остаться. Впрочем, что можно было сказать? Тина заявила о своем желании иметь собственную жизнь, и это было ее право. Миссис Макгилл казалась расстроенной, несмотря на то, что не обронила ни слезинки. Она призналась, что огорчена отъездом Тины, и заверила, что готова принять ее обратно в любой момент, пусть приезжает даже без предупреждения.Словесной благодарности не было, и все же пожилая дама обняла девушку на прощание, а потом, не принимая возражений, решительно протянула небольшой бархатный кошелек.Вспомнив об этом, Тина улыбнулась. Накопленная за четыре года сумма вместе с последним подарком хозяйки составила шестьдесят фунтов! Двадцать девушка тут же отослала матери вместе с письмом, в котором сообщала о своем решении покинуть дом миссис Макгилл и о дальнейших планах, и все же у нее осталось сорок фунтов. Тина никогда прежде не располагала подобной суммой, и теперь чувствовать себя, мягко говоря, небедной было очень приятно. Добравшись до первой крупной станции, девушка купила себе новую одежду: стоило Тине покинуть усадьбу миссис Макгилл, как темное платье стало душить ее. Ведь она еще так молода! Даже моложе, чем внутренне ощущает себя!Если б кто-то сказал ей раньше, что так бывает, она бы не поверила. Ей было горько, обидно и больно, но она не впала в отчаяние, напротив, обрела новые силы. Прощай, Конрад О'Рейли! Пусть я тебе не нужна — жизнь продолжается, и свет будущего для меня не померк!Сначала Тина, получив возможность без стеснения тратить деньги, чувствовала себя непривычно, но потом осмелела и накупила себе новых нарядов. Она отводила душу, копаясь в тряпках, выбирая шляпки и платья, новые туфли и украшения. Тина не стремилась к роскоши, взяла, что попроще, и все-таки, выйдя из магазина, выглядела элегантной, полной достоинства молодой леди.С интересом и даже долей испуга глядела она на незнакомку, лицо которой отражалось в зеркальной витрине. Конрад О'Рейли исчез, превратившись в Лоренса Пакарда, наивной девочки из Кленси тоже больше не было, той Тины, о которой она, нынешняя, все же очень жалела; другая, замкнутая, погруженная в свои переживания, неопределенного возраста женщина почти умерла в ней, но и к этой, новой, неожиданно помолодевшей, неизвестной, Тина еще не привыкла.Девушка тряхнула волосами — их больше не стесняла жесткая сетка — и улыбнулась. Всего четыре года она не жила в этом мире, но как все ушло вперед! Мода изменилась, а может, и люди стали другими!Тина купила белое в синий цветочек платье, широкополую соломенную шляпу, украшенную незабудками и завязывающуюся под подбородком голубыми лентами, синие башмачки-котурны без каблуков с перекрещивающимися на лодыжках белыми ремешками, белую сумочку, бисерный кошелек, обшитый кружевом китайский зонтик, позолоченные булавки, батистовые платочки, зеркальце в серебряной оправе, полдюжины шелковых чулок, перчатки, тонкое белье, потом, не удержавшись, крохотные часики на золотой цепочке, а в завершение — большой чемодан из красивой коричневой кожи.В привокзальном ресторане с белыми шелковыми занавесками и ореховыми столами она заказала ростбиф, салат из зелени, плам-пудинг, точно на Рождество, кофе и парочку шоколадных пирожных.Покончив с праздничным обедом, в новом наряде Тина села в поезд и несколько смущенно наблюдала за реакцией пассажиров, особенно некоторых мужчин, которые с интересом смотрели на молодую, красивую женщину с разрумянившимися от волнения щеками и стыдливо опущенными ресницами.Конечно, не все было так просто. Женская гордость противилась сознанию того, что человек, презревший ее любовь, стал причиной медленного угасания жизни, потери надежд обрести полноценное счастье. Он не стоит того, чтобы так убиваться, хотя бы потому, что покинул и забыл, а значит, предал, и все же… Тина по-прежнему не могла представить себя в объятиях другого мужчины. Говорят, время лечит, но его прошло уже немало, а многое живо и дорого так, как и в первый день.Конечно, Тина очень хорошо помнила, как Джоан рассказывала о сложностях своих взаимоотношений с мужем, но это не вдохновляло девушку. Против Джоан она ничего не имела, а сознание того, что Конрад, возможно, несчастлив с другой женщиной, не приносило радости. Она потеряла его, окончательно потеряла!Постепенно Тина приучала себя к мысли, что необходимо жить дальше. Она думала о том, где поселится, чем будет заниматься. Интересно, хватит ли денег для того, чтобы организовать какое-нибудь маленькое дело, вроде магазинчика или мастерской? Наверное, нет… Тогда нужно поступить на службу. Жаль, что у нее нет хорошего образования, неплохо было бы устроиться гувернанткой или учительницей в школе…Так она размышляла, глядя на проносящиеся мимо светлые эвкалиптовые леса, и ее настроение тоже было светлым.Соседями по купе оказались девушка и молодой человек, оба лет двадцати. Сначала Тина обратила внимание на девушку. Приятной полноты, с округлым нежным лицом, зелеными глазами и волосами цвета меди; густые и пушистые, они кольцами рассыпались по высокому лбу. Молодой человек, тоже рыжеволосый, казался менее симпатичным, может быть, из-за несколько замкнутого вида, но в целом они были очень похожи.Девушка в свою очередь приветливо поглядывала на Тину, и вскоре они разговорились. Попутчиков звали Стенли и Бренда Хьюз, они были братом и сестрой, двойняшками, жили в Сиднее, а сейчас ехали в Берк, где жила невеста Стенли.Тина, набравшись смелости, принялась расспрашивать мисс Хьюз о городе, куда с недавних пор так стремилась и который четыре года назад бесследно поглотил Терезу.Бренда была самостоятельной девушкой, по стилю и образу жизни опережавшей свое время. Брат и сестра жили в родительском особняке на берегу океана и имели две школы, для мальчиков и для девочек: одной управлял Стенли, другой — Бренда. Последняя долго и увлеченно рассказывала о своем любимом деле. Как поняла Тина, у Хьюзов было достаточно средств, позволяющих не работать, по крайней мере хотя бы Бренде, но девушка не могла жить без своей школы. Ее не устраивала существующая система обучения детей, основанная на английских традициях безукоризненного послушания, строгости и телесных наказаний. В своей школе Бренда, хотя и осторожно, постоянно вводила разные усовершенствования.Тина была несказанно удивлена, она впервые видела такую девушку.— Вы считаете, женщина может жить одна, самостоятельно, не подчиняясь никому, работать, даже если у нее есть средства? — робко спросила она, когда брат Бренды на минуту вышел.— Конечно, мисс Хиггинс! Женщине совершенно необязательно зависеть от мужчины, она вольна сама распоряжаться собой, своим временем, имуществом. Может иметь собственные средства и сама себя содержать, если таково ее желание. В этом смысле я совершенно против викторианской морали. В остальном, разумеется, женщина должна следовать общепринятым нормам поведения.Тина подумала, что в ее теперешнем положении такие взгляды приходятся как нельзя кстати.— Я тоже хочу найти работу в Сиднее, — сказала она. — Как вы думаете, это возможно?Бренда пожала плечами.— Как повезет. Вот вам мой адрес, приходите, постараюсь помочь.— Спасибо!Тина прочитала адрес и спрятала бумажку.— А если женщина выйдет замуж? — спросила она, продолжая разговор. — Тогда она будет обязана заниматься только семьей!— Как пожелает! — улыбнулась Бренда. — В моем понятии человек всегда может и должен сохранять определенную независимость.Тина припомнила, что Тереза тоже об этом говорила.— А по-моему, это невозможно, — возразила она.— Что ж, у каждого свои взгляды на этот счет, и каждый по-своему прав!Вернулся Стенли. Разговор зашел о Сиднейском университете: Стенли Хьюз, несмотря на занятость делами школы, еще и учился на юридическом факультете, а Бренда хотела бы поступить на художественный.— Там есть кафедра музыки, — сказала она.Тина молча слушала. Все это недосягаемо для нее! Она чувствовала себя серостью рядом с этими людьми, хотя они держались так, что девушка не ощущала никакой дистанции.Бренда между тем рассказывала о нравах богемы. С улыбкой взглянув на брата, она заметила:— Стенли не питает симпатии к людям искусства, считает, что они, как правило, высокомерны, завистливы к лаврам других и крайне себялюбивы. Требуют, чтобы окружающие жили только их жизнью, полностью растворяясь в иx личности.— Да, это так, — спокойно ответил Стенли, — каждый из них пытается создать свой мир, отстраненный от реальности, жить в нем да еще переделать все окружающее по своему образу и подобию, и ради этого они нередко идут на преступления против нравственности, принося в жертву других людей!Тина вспомнила Конрада. Да, он всегда был холоден к окружающим, зато с горячей любовью лелеял свои мечты и стремления и любил себя, наверное, больше всех других людей вместе взятых, хотя и говорил, что это не так.— Ты слишком резок, Стенли! Нет ничего плохого в желании человека видеть мир похожим на себя! — возразила Бренда.— В таком случае человечество никогда не станет лучше!— В нем постоянно идут два параллельных процесса: с одной стороны, оно идет вперед, с другой — неуклонно деградирует. Я этого никогда не могла понять!В Берке попутчики сошли, сердечно распрощавшись с Тиной и оставив после себя ощущение новизны и некоторого душевного смятения. Девушка с сожалением думала о том, что, вероятнее всего, больше не встретится с этими людьми. Ничего не поделаешь, они иного круга, уровня — гораздо образованнее и умнее.Тина сжалась в уголке и, закутавшись в шаль, задремала. Поезд временами останавливался, иногда бешено мчался, порою полз едва-едва.Однажды остановился столь внезапно и резко, что девушка чуть не слетела с сиденья. Она напрасно прижималась лицом к стеклу — уже стемнело, и ничего нельзя было разглядеть.Огни не мелькали, это была не станция. Тина знала, что к почтовому поезду был подцеплен всего один пассажирский вагон. Бренда Хьюз сказала, что им с братом еще повезло: какому-то богатому промышленнику понадобилось срочно попасть в Сидней, и он, благодаря своим деньгам и связям, добился того, чтобы уехать почтовым, иначе пришлось бы ждать пассажирский поезд до завтрашнего утра.Вдоль состава промелькнули какие-то тени. «Рельсы разобраны!»— услышала Тина, и душу тут же наполнило безотчетное чувство страха и одиночества. Зачем она ринулась в Сидней?! Нужно было вернуться к матери, в Кленси!Пассажиры зашевелились. Многие поспешно прятали в укромные места драгоценности и деньги. Тина, видя это, достала свое богатство из сумочки и, отвернувшись, сунула в лиф платья.Горел тусклый свет фонаря. Холодно не было, но девушку начала пробирать дрожь. Вскоре послышалось несколько выстрелов, потом громкие, пугающие голоса. Встревоженные пассажиры принялись шепотом переговариваться и поглядывать в окна, но никто не двинулся с места.Какие-то люди, оборванные, неряшливые, с ружьями наперевес, прошли по вагону. В те времена леса местами кишели разным сбродом, в основном преступниками, сбежавшими из тюрем и каторжных поселений.Люди в панике забились по углам, каждый молился о том, чтобы его не тронули. Бандиты собирали дань. Почти никто из перепуганных пассажиров не сопротивлялся. Тина тоже отдала кошелек, в котором оставалась мелочь, свои новые золотые часики и украшения.Бандиты провели по проходу пожилого господина в белом костюме — того самого промышленника — и еще четверых состоятельного вида мужчин, очевидно надеясь взять за них выкуп. Остальные пассажиры провожали пленников сочувственными взглядами, хотя каждый втайне был рад, что на месте несчастных оказался не он.Один из парней, задержавшись, еще раз прошел по вагону мимо замерших в страхе людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74