Впервые я увидела его семь лет назад — в 91-м. Карате, долго бывшее под запретом, совсем недавно разрешили, и интерес к нему был огромный — даже Ленька Вайнберг, интересовавшийся исключительно футболом и хоккеем, решил отдать дань моде и поручил мне сходить на турнир по какому-то сверхжесткому стилю с жутко сложным названием. Мол, звонили, приглашали, рассказывали, что стиль контактный, нокдаунов и нокаутов куча, так что соревнования захватывающие и есть на что посмотреть и о чем написать. Вот ты, мол, и сходи — и фотографа возьми, на спортвыпуск крупный снимок каратистов дадим для разнообразия, а то все футбол и футбол.
Я, признаться, спорта была чужда — хотя и работала в спортивном отделе.
В голах, очках и секундах я не разбиралась, мне это было неинтересно — я о людях писала. А делать репортаж с соревнований по виду спорта, которого я вообще не знаю, желания не было никакого. Так что я хотела сказать Леньке, что это не мой профиль, пусть кого-нибудь другого пошлет, все-таки, кроме меня, еще два сотрудника в отделе есть, — но не стала, справедливо рассудив, что там наверняка будет кто-то интересный, кого я потом раскручу на большое интервью.
Обрадовались мне, помню, жутко — стоило только продемонстрировать на входе удостоверение и поинтересоваться, где мне найти самого главного, как меня к нему тут же проводили, усадили за стол для почетных гостей и сразу начали закармливать информацией. Так интенсивно, что я даже бои не смотрела-и слушала главного в этом стиле, президента федерации. Рассказывавшего мне и про то, как он получал черный пояс в Японии, и как тренировал под угрозой ареста в годы гонений на карате, и про то, что стиль его, разумеется, самый лучший из всех стилей, а он соответственно самая важная фигура во всем каратистском мире. И работал диктофон, неспешно мотая пленку, а я слушала с интересом всякие японские предания и легенды, истории про великих мастеров и их сверхъестественные способности — и уже предвкушала, какое классное интервью у меня получится.
Мне не слишком нравился мой собеседник — он был вежлив, умен и говорил красиво, но, на мой взгляд, чересчур выпячивал свое "я" и наверняка стал бы настаивать на том, чтобы пополнее раскрыть в интервью его биографию. И — что самое главное — он совсем не похож был на того человека, о котором рассказывал.
Он словно о ком-то другом повествовал — или излагал придуманную историю, потому что не мог он быть ее героем, не вязался его образ сытого, ленивого мужика с тем подвижником и фанатиком, коим он представал в рассказе. Но больше я здесь никого не знала — и потому выходило, что самый интересный и достойный собеседник и есть он.
А потом я отвлеклась — он слишком долго перечислял собственные заслуги, этот совершенно неспортивного вида человек с внушительным брюшком — и уткнулась взглядом в одну из площадок, на которых шли бои. И в буквальном смысле раскрыла рот — увидев, как невысокий парень ударом ногой в голову опрокинул на пол здоровенного детину.
Дело было даже не в том, что я такого не видела никогда и не представляла, что так бывает, — просто это было потрясающе эффектно. И удар, и падение соперника, и то, как победитель выглядел до удара и после — спокойно, уверенно, словно знал, что выиграет, не может не выиграть. И что-то еще в нем было — что-то внутреннее, что-то, чего я не могла объяснить. Какая-то аура, которая от него исходила и его окружала.
— А это… Вот этот, который выиграл, — он кто? — произнесла, не сводя глаз с того, кто помогал побежденному детине подняться. — С ним побеседовать можно?
— Этот… — Мой собеседник, кажется, был недоволен, что я его перебила, в то время как он увлеченно повествовал о себе любимом. — Это Кисин Вадим, москвич, — у меня тренируется. А что вам с ним беседовать — он вообще парень со странностями, да и позаслуженней люди у нас есть. Я вам лучше сам все расскажу — лучше меня кто расскажет?
Но я его уже не слушала. Потому что поняла, кто именно мне нужен. И пусть Вадька, как он представился, оказался куда более косноязычным и зажатым, чем его большой, так сказать, босс, пусть он испытывал дискомфорт от того, что давал интервью впервые в жизни, и некстати хохотал или, наоборот, ни с того ни с сего погружался в раздумья, — это было нестрашно. И слушать о том, как он набивает кулаки о мешок, наполненный свинцовой дробью, как закаля-.ет тело и внутренние органы, прося товарищей по секции ломать об него доски, как накатывает бревном голени, на которых уже не растут волосы, было куда интереснее, чем внимать гладким рассказам его якобы тренера. Который, как быстро выяснилось, таковым не являлся.
Мы сидели в каком-то крошечном барчике — он пил сок, а я кофе, и я смотрела на него, невысокого широкоплечего парня с грубым лицом, которое казалось мне привлекательным. И с неподдельным интересом слушала, как он увлекся карате еще в начале восьмидесятых, как раз перед запретом, как потом несколько лет тренировался в одиночку, по книге японского мастера, купленной у кого-то за бешеные деньги. Как ел только рис и рыбу, щедро поливая все это соевым соусом, и пил только зеленый чай, и спал на полу, и учил японский по разговорнику. Как несколько раз ломал костяшки кулака, пытаясь разбивать доски, — жуткие, огромные костяшки, сразу притягивавшие взгляд, — зато сейчас является обладателем рекорда федерации по разбиванию. Как отжимается по сто раз в день и минимум полчаса качает пресс. Как на спор провел тридцать тренировочных поединков подряд, причем соперники менялись, а вдобавок он просил их работать в полную силу, — и последние пять боев уже ничего не соображал и думал только о том, как бы не упасть.
Это было так ново, так необычно, так интересно, что даже я, достаточно равнодушная ко всему — как правило, после того, как материал был написан и сдан, тема переставала меня интересовать, — загорелась. И, изменив своим привычкам, сделала о нем несколько статей для разных изданий — и даже после их выхода продолжала с ним встречаться, потому что мне хотелось знать еще больше.
И даже чуть сама не начала тренироваться — однако первого урока, данного мне прямо на дому, с меня хватило. Я поняла — без особого сожаления, впрочем, — что слишком ленива и самоистязания не для меня.
Наверное, года два с лишним мы общались достаточно плотно — регулярно созванивались, и hi все соревнования я приходила, и он меня приглашал часто го в бар, то в кафе, то в ресторан китайский, который ему предложили охранять и в котором, помимо оплаты денежной, бесплатно кормили. И когда он, выиграв чемпионат России и получив черный пояс, открыл свой собственный клуб, лично я ему сделала рекламу. Бесплатную, разумеется.
А потом он пропал — как-то в один момент, сразу и бесследно. А я, несколько раз безрезультатно набрав его телефонный номер — он один жил в крошечной однокомнатной квартирке, — даже не удосужилась съездить в зал и поинтересоваться, куда он, собственно, делся. Решив, что, если ему надо, он позвонит мне сам.
И он позвонил — правда, еще через три года. Которые, как оказалось, провел в тюрьме, куда попал за вымогательство — заключавшееся в том, что один знакомый попросил его помочь вернуть долг. А на квартире у должника их ждали милиционеры в гражданском, двое из которых в результате задержания оказались в больнице, а остальные спаслись только потому, что один из них, догадавшийся, что в больнице окажутся все, выхватил пистолет и всадил в Кисина две пули в упор. Не убив — но остановив.
Естественно, позже выяснилось, что милиционерам были обещаны неплохие деньги и находились они там во внерабочее время и по личной, так сказать, инициативе — так что вместо внушительного срока он отделался двумя с половиной годами тюрьмы. Потому что когда дело наконец дошло до суда, ему дали ровно столько, сколько он уже отсидел — за превышение пределов необходимой самообороны, — чтобы не вышло, что сидел он ни за что. И тут же отпустили.
Насчет тюрьмы я догадалась сама — он на вопрос, куда пропал, просто отшутился, сказав что-то вроде того, что ездил на заработки. Это было похоже на правду — он был куда лучше одет, чем три года назад, и пригласил меня в хороший ресторан, и приехал туда на старенькой, но «БМВ». Но вот наколка на пальце его выдала — наколка, которую он позже свел каким-то образом. Но которая в тот день заставила меня заметить, что, насколько мне известно, в тех местах, где он был, платят совсем не много. И услышать наконец всю правду — точнее, малую ее часть.
Не знаю, с кем он уж там скорешился в тюрьме — но этот кто-то все эти два с половиной года оплачивал адвоката и свое собственное расследование, этот кто-то его приблизил и поднял, так что вышел он уже в авторитете. И с новой профессией — бандит. Может, потому и отказался от статьи, которую я предложила написать, — о его злоключениях. Сказал, что все равно все позади уже — а правда никому не нужна.
В зал он по-прежнему ездил регулярно — но уже не пропадал в нем целыми днями, занимаясь несколько иными делами. К которым, видимо, у него были не меньшие способности, чем к карате, — потому он и поднялся так быстро и круто.
О том, какой вес он имеет в криминальном мире, я, в общем, случайно узнала. Где-то через полгода после того, как он объявился — конец 96-го был, слякотная и мерзкая зима, так хорошо мне запомнившаяся, — попав на ровном месте в идиотскую и очень неприятную ситуацию. Я тогда достаточно безобидный материал написала про одного деятеля — молодого махинатора, влезшего в доверие к артистической тусовке и кинувшего пяток — десяток кино-и театральных звезд на приличные деньги.
Не помню уж, чем он их там собирался обеспечить — то ли иномарками по заграничным ценам и безо всякой растаможки, то ли необычайно дешевыми квартирами в элитном доме, к строительству которого не имел никакого отношения, то ли почти бесплатными дачами по соседству с президентской. Но в любом случае на него подали в суд, так что история уже, так или иначе, получила огласку — и моя статья ничего для него не меняла. Разве что ославила на всю страну.
А он обиделся. Сначала главному звонил и требовал опровержения, ссылался на якобы имеющихся влиятельных знакомых, способных закрыть газету, — а когда не вышло ничего, потому что Сережа угроз не любил и связями был куда богаче, начал звонить мне, каким-то образом узнав домашний телефон. Предлагая заплатить за новую статью, в которой я выставлю его честным бизнесменом, а тех, кого он кинул, — жадными до халявы и неблагодарными тварями.
А потом начались угрозы — не от него уже, от каких-то уродов, звонивших мне и предлагавших сделать то, что велят. Но так как я все это проходила не раз, то страха никакого не было — а когда звонки не утихли и через неделю, сказала звонившему четко и ясно, что записываю все разговоры и если он объявится еще раз, я посвящу его хозяину новую статью, после которой ему станет куда хуже, чем сейчас.
Звонков и вправду больше не было — зато дней через пять я, выйдя из дома, обнаружила что у моего «фольксвагена» выбиты все стекла и проколоты все шины. Я в жутком шоке была — но почему-то с той историей это не связала, подумав, что это пьянь какая-нибудь развлекалась. А еще через три дня произошло то, чего я уж никак не ждала.
Совершенно неожиданно произошло, утром, я только из дома вышла, направляясь на работу. Грустно посмотрела на то место, где еще совсем недавно стоял мой «гольф», я, наведавшись в шиномонтаж и вставив стекла, его от греха подальше отогнала на платную стоянку, где он скучал без меня, — и пошла сквозь двор. Не сразу заметив в самом его конце, у выхода на улицу, старенькую иномарку, в которой копались какие-то парни. И даже не сообразив, что происходит, когда, поравнявшись с ними, почувствовала, как меня дернули за руку — а в следующую минуту обнаружила, что сижу в салоне двинувшейся с места машины.
Такое точно было в первый раз — и мне повезло, что я просто не успела испугаться, иначе это и вправду кончилось бы печально. Потому что они как шакалы были, эти трое молодых быков, — и увидь они страх, они бы меня постарались раздавить. А так я плохо достаточно соображала, когда обнаружила, что сижу в салоне, зажатая между двумя уродами — естественно, молодыми, естественно, накачанными, естественно, коротко стриженными и облаченными в кожаные куртки с меховыми воротниками. Плюс пустые глаза и мат через слово.
Классика жанра, так сказать. Типичное рядовое бычье, отмороженное, как говорится, на всю голову.
Испугайся я, они хотя бы одну свою угрозу в исполнение привели. А обещали мне много чего — отвезти на квартиру и изнасиловать, порезать лицо, затолкать в разные отверстия пустые бутылки. Не знаю, было ли у них чем меня насиловать — до этого не дошло, к счастью, хотя руками меня похватали вдоволь, хорошо еще, что я юбок не ношу. А вот нож мне демонстрировали, даже по лицу им проводили и чудом не выкололи глаз, когда машина затормозила резко.
Во мне нет ничего геройского и никогда не было — я просто не могла понять, что происходит, веря, что меня с кем-то спутали и сейчас отпустят, как только я покажу удостоверение. А когда поняла наконец, кто их послал, — они, идиоты, этого и не скрывали, просто выражались очень бессвязно, вот я и не поняла сразу, — пугаться было поздно, я ведь уже сидела там, и слушала все это, и нож видела. И я только кивала тупо, когда мне говорили, что моя статья, которая вышла, нанесла финансовый ущерб одному хорошему человеку, так что я попала на большие деньги и мне придется переписать на них квартиру. А если этого не хватит, то меня продадут, кавказцам в рабство — тем блондинки нравятся — и я буду отрабатывать долг в койке. А если скажу кому-то хоть слово, то меня убьют просто, для начала со мной позабавившись.
И единственный для меня выход из ситуации — это в течение недели написать другой материал, в котором пострадавший от меня будет выведен как крайне положительный персонаж. И тогда, может быть, меня простят. Но если через неделю статьи не будет, меня ставят на счетчик и вдобавок будут иметь каждый день всем кагалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62