Сантехника, ценник необыкновенный
— Но вообще у меня есть к вам предложение — я вас приглашаю в ресторан, а вы мне расскажете то, что мне надо. Идет?
— Не, в кабак я и сам пригласить могу, — гордо произнес гнусавый голос, тут же засомневавшись. — Хотя если платишь… Только чтоб хороший кабак. Тут около нас один есть, пивной — вот на него согласен.
Когда ровно через час пассажирскую дверь «гольфа» — по договоренности припаркованного у обшарпанного общежития, один из этажей которого арендовала «Сенсация», — потянул на себя какой-то хмырь, я немного опешила. А когда он сел внутрь, дохнув на меня перегаром и продемонстрировав убогость одежонки — поношенные светлые джинсы, щедро заляпанные внизу грязью, незнакомые со щеткой бесформенные ботинки и старое потертое полупальто, — стало понятно, что хотя он и урод, по крайней мере меня не разорит. Потому что по нему видно, что такое хороший кабак в его представлении.
К счастью, я не ошиблась. Заведение, у которого я припарковалась, поплутав минут десять по переулкам, с улицы выглядело убогим — и было чуть-чуть получше внутри. Цены, конечно, могли быть пониже — но в конце концов я сама сделала предложение. И сидела и слушала, что мой собеседник вчера отмечал день рождения жены и вот перебрал немного, — а потом смотрела, с какой жадностью он выпивает первый бокал пива и как голодно рыщет глазами по меню. Зато сейчас, опустошив второй бокал и приступив к еде, он-готов был начать говорить о том, что мне интересно, — и за это можно было ему кое-что простить. Хотя, увы, простить ему все — начиная от факта его существования кончая манерой есть — я не могла.
— Как вы поняли, Володя, я прочитала вашу статью, — начала сама, потому что он слишком увлекся едой — похоже, заработки не позволяли ему питаться регулярно. — Очень интересно и классно написано. Правда, я нерегулярно читаю вашу газету — но не сомневаюсь, что вы давно уже в штате…
— Да не — с февраля. — Он оторвался от тарелки, забыв, что стоило бы вытереть рот, и шлепал сейчас жирно блестящими губами. — Я в газетке одной работал новой, про криминал она — тираж двадцать тысяч, зарплата копейки. А потом с зав-отделом «Сенсации» познакомился — на презентации одной. Принес ему почитать, что пишу, понравилось — вот и взяли, как только место освободилось.
Пока четыреста положили — а Леха говорит, что напишу пару сенсаций вроде сегодняшней, может, поднимут…
— За такое — конечно, поднимут. — К счастью, он не заметил адресованной ему иронии. — Суперматериал — читатель сразу проглотит.
— Ну! — Этот кивнул с таким видом, словно каждый день выслушивал комплименты от профессионалов, проработавших в журналистике с десяток лет, — хотя я не сомневалась, что он никогда не слышал мою фамилию и убежден, что я такая же тупая дилетантка, как и он. Даже еще тупее — раз пригласила его в ресторан и пытаюсь что-то выведать. — Главный визжал и плакал. Если бы еще можно было сказать, откуда я это взял, — вообще бы цены ей не было. Да не получилось — парень, который мне рассказал, условие поставил, чтоб про него ни слова. И этого еще не назвали — ну про кого статья. Главный застремался.
Сначала-то ничего — а потом позвонил кому-то, ну и снял фамилию мужика того.
Тут мы про режиссера одного написали, что на фестивале к двум девкам приставал, трахнуться предлагал — читала ж сама? — а режиссер давай гнать, что не было такого. А девки-то не местные, фестиваль этот киношный не в Москве был — где их искать-то теперь? Бабу, что написала статью, туда опять послать хотели — а она говорит, что девки сами ее нашли и ей рассказали, — она и не в курсе ни насчет адреса, ни насчет телефона. А этот в суд, режиссер. Вроде отбился кое-как главный — так теперь все ему стремным кажется…
Я сделала удивленные глаза — хотя история меня совсем не удивила. Очень типично для газет такого уровня. Корреспондент придумывает ахинею — лучше чтоб с кем-то известным было связано, — потом это печатают и преподносят как сенсацию. В расчете на то, что в суд никто не пойдет — лень станет, да и долгое и мутное это дело, судиться. И героев для своих скандальных материалов «Сенсация» выбирает соответствующих — тех, кто такие газеты не читает, а если и прочитает, махнет рукой.
Помню, даже моего нового друга Василия Васильевича Хромова они как-то приложили — в бытность его весьма высоким чиновником. Что, мол, был молодой реформатор замечен на какой-то там презентации в компании специально приглашенных фотомоделей, коим мило улыбался и с коими кокетничал с вполне понятыми намерениями. И что, мол, ходят о Василии Васильевиче слухи, что неравнодушен он к женскому полу — и даже якобы бывает в загородном доме приемов одной финансовой структуры, где развлекается с манекенщицами да моделями.
Понятно, что на той презентации Хромов действительно был — и возможно, на самом деле какое-то время стоял рядом с какими-то девицами. А все остальное — вымысел. И при этом повода подавать на газету в суд нет. Не докажешь ведь, что не разговаривал он с этими девицами. Да и неблагодарное это дело — слухи опровергать.
Вот так вот и работает газета «Сенсация» — чье руководство проявляет разумную осторожность, умудряясь не прогневить высокое начальство, не навлечь на себя крупный денежный иск, мордобой, а то и киллера. Но при этом в каждом номере имеется на девяносто процентов надуманный, а то и просто высосанный из пальца скандал — а тот, кто такую газету покупает, верит, что все описанное происходило на самом деле. Хитро все, в общем, продумано и основано на тонком знании психологии — и известного человека, и читателя. Но проколы, бесспорно, бывают.
— Владимир, скажите — это между нами, разумеется, мы ведь можем быть друг с другом откровенны? — Идиотская улыбка прилипла намертво к моему лицу, и кажется, при всем желании я не могла ее стереть. — То, что вы написали, — это правда? Или тот человек, который дал вам информацию, на самом деле ничего не видел — или не уверен, что видел именно то, о чем было написано? Нет, вам я, разумеется, верю — просто все это настолько сенсационно, что даже сложно представить, что такое могло быть на самом деле…
С юмором у господина Перепелкина было плохо — равно как и с самокритичностью. И мои слова он принимал за чистую монету — к счастью для меня, не для себя.
— А ты как думаешь? — Он явно ставил меня с собой на одну ступень — даже чуть ниже. — Понятное дело, что правда. Как написано — так и было. Про слухи, что там упомянуты, точно не скажу — не моя информация, из отдела ребята сказали, что слышали о нем такое. Но вот остальное — чистая правда.
Перепелкин вытянул из кармана джинсов пачку «ЛМ», с аппетитом закуривая. Видно, с утра ему было плохо, мучило его похмелье, и денег на похмеление не было и занять не у кого — наверное, так плохо было, что даже курить не мог. И тут появилась я, на его взгляд, тупая клуша, готовая платить за то, чего не могла узнать сама, — и он поправил здоровье и начинал оживать, даже закурил со вкусом.
— Да, я тебе газетку прихватил — так, на случай. — Он нагнулся, извлекая из своей весьма немаленькой сумки — видимо, на более приличную и малогабаритную у него не было средств, вот и ходил с растянутым куском кожзаменителя, более пригодным для любителя собирать и сдавать пустые бутылки или графомана, таскающего по редакциям свои бессмертные творения, — смятую газету. Номер вышел сегодня, и на встречу со мной он пришел прямо из редакции, просто спустился на лифте и сделал два шага до машины — однако у газеты был такой вид, словно ее подкладывали под задницу проститутке, пользуемой на грязной скамейке в безлюдном парке. Либо устраивали на ней рабоче-крестьянский пир с водкой, картошкой и жирными кусками сельди. — Ты читни — а я отойду на пару минут. Да — пива еще закажу, ты точно не будешь? Ну я тогда себе еще кружечку — лады?
— Ну разумеется, — выдавила из себя приветливое, брезгливо распрямляя газету при помощи вилки, которая мне все равно была не нужна. Утыкаясь взглядом в украсивший обложку огромный фотомонтаж — голая девица с дымящимся пистолетом в руке, прикрытая лишь внушительным поясом, с которого свисали гранаты, ножи и прочие штуки из арсенала киллеров. А среди кучи вынесенных на обложку названий статей набранный крупнее других анонс гвоздя номера — «Убийца банкира убегает без трусов».
Точно так же я рассматривала эту обложку часа четыре назад в свой редакционной комнатке без окон. С таким презрительным интересом рассматривала — купив «Сенсацию» только потому, что Зайцев сказал, что люди оттуда крутились у улитинского дома. Хотя я и не верила, что в ней будет что-то на интересующую меня тему.
Признаться, я вообще не хотела ее открывать, зная, что увижу внутри.
Повествования о сексуальных маньяках или людоедах, о новых продуктах отечественной порноиндуст-рии, передранные из других газет новости, преподносимые как эксклюзив, бредовые и несмелые рассуждения о политике. И обязательно интервью с кем-нибудь, пару дней проработавшим в качестве водителя или гримерши рядом с именитым рок-певцом или певицей — и теперь рассказывающим обо всех секретах знаменитости.
Мне не хотелось лезть в это дерьмо. У меня такое хорошее настроение было с утра после вчерашней гулянки — естественно, затянувшейся до позднего вечера. Потому что, посидев пару часов в редакции и повспоминав старые времена за хорошим коньяком, мы сузившейся компанией переместились в заведение, некогда бывшее шашлычной, а ныне переименованное в ресторан кавказской кухни.
Цены там, правда, были божеские, шашлык, похоже, был приготовлен не из кошатины, а грузинское вино, заказанное мной за неимением итальянского, оказалось достаточно сносным. Конечно, сама бы я такое заведение никогда не выбрала — но раз решили тряхнуть стариной, то и идти надо в то место, в котором гуляли раньше.
Естественно, домой я добралась только к одиннадцати — немного нетрезвая, но зато одна. С трудом отбившись от прилипшего ко мне Димки Каверина, завотделом информации, который и раньше ко мне приставал, но никогда ничего не получал. И делать исключение на этот раз я не собиралась — связи с людьми из редакции мне давно неинтересны. Еще лет пять назад это было в порядке вещей — все были одной тесной семьей, — но времена поменялись, семья поредела, члены ее, разбавленные вновь пришедшими, друг от друга отдалились. Так что делать шаг назад мне показалось лишним.
Хотя я возбудилась, признаюсь. Потому что Димка хоть и не вызывал у меня никогда особых симпатий, но тут впервые стал вести себя необычайно нагло, в традиционной для прежней редакции манере, при всех хватая то за грудки, то за попку, то пытаясь положить свою руку между моих ляжек. Именно поэтому мне после возвращения домой пришлось полежать часок в ванне, разложив ножки по бортикам, закатив глаза и поглаживая себя неспешно. Поднимая бурные волны в момент очередного оргазма — и снова возвращая штиль, до следующего.
И в общем, получилось не хуже, чем с мужчиной, — и лучше, чем могло бы быть с Димкой, — особенно если учесть, что спала я одна, и утром мне не надо было никому улыбаться и никого угощать кофе, и думать о том, что выгляжу я с утра куда хуже, чем вечером. И к тому же по утрам я ненавижу мужчин — ненавижу слышать о том, как это было ночью, и прочие разговоры, которые могут испортить все впечатление от секса. Уж если остался — так уйди тихо утром, так по-мужски, без поцелуев и слов.
Так что у меня классное настроение было с утра — и в редакцию я пришла необычайно рано, в пол-одиннадцатого, за полчаса до планерки. Купив по пути паскудную «Сенсацию», в которой не ждала ничего увидеть, — чисто на всякий случай купив. И так же на всякий случай начала ее листать, тихо ругаясь про себя, глубоко затягиваясь «Житаном». А потом сразу перепрыгнула через десяток страниц, остановившись на той, на которой, судя по анонсу, был гвоздь номера — про убегающего без трусов убийцу банкира.
«Богатые тоже хочут — а потом плачут». Так она называлась, статья.
Заголовок, конечно, оригинальный — название мексиканского сериала обыгрывалось разными изданиями раз этак девятьсот. А слово «хочут» — вполне в духе «Сенсации» — меня почему-то не развеселило, хотя по замыслу автора, видимо, должно было вызвать жуткий приступ хохота.
"Времена нонче тяжелые, но еды и зрелищ хочут все — и богатые, и бедные. И секса еще хочут — поболе, чем всего остального. Хотя плачут от него и те, и другие.
Бедные гонорею да сифилис подхватывают от дешевых проституток, или забеременевшие партнерши их в загс тащат. А богатым секс покруче аукается — потому как богатые. На презерватив да телку с Тверской бабок у них хватает — но гарантии, что не потенциальную наводчицу или засланную конкурентами шпионку, а то и сборщицу компромата взял в постель, нет никакой. А могут ведь под видом путаны и кил-лершу подсунуть. Стремно в наше время быть богатым…"
Я хмыкнула, прочитав врез. Написано бессвязно и бредово, кондовым таким, с претензией на ерничество языком. Ничего другого ждать и не следовало.
И дерьмо это покупать не стоило — стыдно даже в киоске его спрашивать.
За прикрытой мной дверью раздались шаги, и я инстинктивно сунула «Сенсацию» в стол — не хотелось, чтобы кто-то увидел, что я такую дрянь читаю.
Но никто не вошел, к счастью, и я снова водрузила «Сенсацию» на стол — говоря себе, что даже в метро, которым иногда пользуюсь, не видела, чтобы кто-то эту мерзость читал открыто.
Стесняются люди — покупают, но стесняются. В метро даже «Секс-инфо» не увидишь — а уж у тех тираж как у нас, хотя о сексе там уже много лет нет ни слова, только выдуманные в редакции письма читателей плюс плохо сочиненные любовные истории для любителей мыльных опер да весьма неоткровенные съемки полузнаменитостей.
Настроение испортилось — хотя давно пора было уже привыкнуть к тому, что существует масса уродских изданий, которые пользуются спросом. Но вот все не получалось как-то. Раньше, в конце восьмидесятых, газет в Москве было не так много, и работали в них только профи, и все друг друга знали и читали — достаточно узкий и тесный был мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Не, в кабак я и сам пригласить могу, — гордо произнес гнусавый голос, тут же засомневавшись. — Хотя если платишь… Только чтоб хороший кабак. Тут около нас один есть, пивной — вот на него согласен.
Когда ровно через час пассажирскую дверь «гольфа» — по договоренности припаркованного у обшарпанного общежития, один из этажей которого арендовала «Сенсация», — потянул на себя какой-то хмырь, я немного опешила. А когда он сел внутрь, дохнув на меня перегаром и продемонстрировав убогость одежонки — поношенные светлые джинсы, щедро заляпанные внизу грязью, незнакомые со щеткой бесформенные ботинки и старое потертое полупальто, — стало понятно, что хотя он и урод, по крайней мере меня не разорит. Потому что по нему видно, что такое хороший кабак в его представлении.
К счастью, я не ошиблась. Заведение, у которого я припарковалась, поплутав минут десять по переулкам, с улицы выглядело убогим — и было чуть-чуть получше внутри. Цены, конечно, могли быть пониже — но в конце концов я сама сделала предложение. И сидела и слушала, что мой собеседник вчера отмечал день рождения жены и вот перебрал немного, — а потом смотрела, с какой жадностью он выпивает первый бокал пива и как голодно рыщет глазами по меню. Зато сейчас, опустошив второй бокал и приступив к еде, он-готов был начать говорить о том, что мне интересно, — и за это можно было ему кое-что простить. Хотя, увы, простить ему все — начиная от факта его существования кончая манерой есть — я не могла.
— Как вы поняли, Володя, я прочитала вашу статью, — начала сама, потому что он слишком увлекся едой — похоже, заработки не позволяли ему питаться регулярно. — Очень интересно и классно написано. Правда, я нерегулярно читаю вашу газету — но не сомневаюсь, что вы давно уже в штате…
— Да не — с февраля. — Он оторвался от тарелки, забыв, что стоило бы вытереть рот, и шлепал сейчас жирно блестящими губами. — Я в газетке одной работал новой, про криминал она — тираж двадцать тысяч, зарплата копейки. А потом с зав-отделом «Сенсации» познакомился — на презентации одной. Принес ему почитать, что пишу, понравилось — вот и взяли, как только место освободилось.
Пока четыреста положили — а Леха говорит, что напишу пару сенсаций вроде сегодняшней, может, поднимут…
— За такое — конечно, поднимут. — К счастью, он не заметил адресованной ему иронии. — Суперматериал — читатель сразу проглотит.
— Ну! — Этот кивнул с таким видом, словно каждый день выслушивал комплименты от профессионалов, проработавших в журналистике с десяток лет, — хотя я не сомневалась, что он никогда не слышал мою фамилию и убежден, что я такая же тупая дилетантка, как и он. Даже еще тупее — раз пригласила его в ресторан и пытаюсь что-то выведать. — Главный визжал и плакал. Если бы еще можно было сказать, откуда я это взял, — вообще бы цены ей не было. Да не получилось — парень, который мне рассказал, условие поставил, чтоб про него ни слова. И этого еще не назвали — ну про кого статья. Главный застремался.
Сначала-то ничего — а потом позвонил кому-то, ну и снял фамилию мужика того.
Тут мы про режиссера одного написали, что на фестивале к двум девкам приставал, трахнуться предлагал — читала ж сама? — а режиссер давай гнать, что не было такого. А девки-то не местные, фестиваль этот киношный не в Москве был — где их искать-то теперь? Бабу, что написала статью, туда опять послать хотели — а она говорит, что девки сами ее нашли и ей рассказали, — она и не в курсе ни насчет адреса, ни насчет телефона. А этот в суд, режиссер. Вроде отбился кое-как главный — так теперь все ему стремным кажется…
Я сделала удивленные глаза — хотя история меня совсем не удивила. Очень типично для газет такого уровня. Корреспондент придумывает ахинею — лучше чтоб с кем-то известным было связано, — потом это печатают и преподносят как сенсацию. В расчете на то, что в суд никто не пойдет — лень станет, да и долгое и мутное это дело, судиться. И героев для своих скандальных материалов «Сенсация» выбирает соответствующих — тех, кто такие газеты не читает, а если и прочитает, махнет рукой.
Помню, даже моего нового друга Василия Васильевича Хромова они как-то приложили — в бытность его весьма высоким чиновником. Что, мол, был молодой реформатор замечен на какой-то там презентации в компании специально приглашенных фотомоделей, коим мило улыбался и с коими кокетничал с вполне понятыми намерениями. И что, мол, ходят о Василии Васильевиче слухи, что неравнодушен он к женскому полу — и даже якобы бывает в загородном доме приемов одной финансовой структуры, где развлекается с манекенщицами да моделями.
Понятно, что на той презентации Хромов действительно был — и возможно, на самом деле какое-то время стоял рядом с какими-то девицами. А все остальное — вымысел. И при этом повода подавать на газету в суд нет. Не докажешь ведь, что не разговаривал он с этими девицами. Да и неблагодарное это дело — слухи опровергать.
Вот так вот и работает газета «Сенсация» — чье руководство проявляет разумную осторожность, умудряясь не прогневить высокое начальство, не навлечь на себя крупный денежный иск, мордобой, а то и киллера. Но при этом в каждом номере имеется на девяносто процентов надуманный, а то и просто высосанный из пальца скандал — а тот, кто такую газету покупает, верит, что все описанное происходило на самом деле. Хитро все, в общем, продумано и основано на тонком знании психологии — и известного человека, и читателя. Но проколы, бесспорно, бывают.
— Владимир, скажите — это между нами, разумеется, мы ведь можем быть друг с другом откровенны? — Идиотская улыбка прилипла намертво к моему лицу, и кажется, при всем желании я не могла ее стереть. — То, что вы написали, — это правда? Или тот человек, который дал вам информацию, на самом деле ничего не видел — или не уверен, что видел именно то, о чем было написано? Нет, вам я, разумеется, верю — просто все это настолько сенсационно, что даже сложно представить, что такое могло быть на самом деле…
С юмором у господина Перепелкина было плохо — равно как и с самокритичностью. И мои слова он принимал за чистую монету — к счастью для меня, не для себя.
— А ты как думаешь? — Он явно ставил меня с собой на одну ступень — даже чуть ниже. — Понятное дело, что правда. Как написано — так и было. Про слухи, что там упомянуты, точно не скажу — не моя информация, из отдела ребята сказали, что слышали о нем такое. Но вот остальное — чистая правда.
Перепелкин вытянул из кармана джинсов пачку «ЛМ», с аппетитом закуривая. Видно, с утра ему было плохо, мучило его похмелье, и денег на похмеление не было и занять не у кого — наверное, так плохо было, что даже курить не мог. И тут появилась я, на его взгляд, тупая клуша, готовая платить за то, чего не могла узнать сама, — и он поправил здоровье и начинал оживать, даже закурил со вкусом.
— Да, я тебе газетку прихватил — так, на случай. — Он нагнулся, извлекая из своей весьма немаленькой сумки — видимо, на более приличную и малогабаритную у него не было средств, вот и ходил с растянутым куском кожзаменителя, более пригодным для любителя собирать и сдавать пустые бутылки или графомана, таскающего по редакциям свои бессмертные творения, — смятую газету. Номер вышел сегодня, и на встречу со мной он пришел прямо из редакции, просто спустился на лифте и сделал два шага до машины — однако у газеты был такой вид, словно ее подкладывали под задницу проститутке, пользуемой на грязной скамейке в безлюдном парке. Либо устраивали на ней рабоче-крестьянский пир с водкой, картошкой и жирными кусками сельди. — Ты читни — а я отойду на пару минут. Да — пива еще закажу, ты точно не будешь? Ну я тогда себе еще кружечку — лады?
— Ну разумеется, — выдавила из себя приветливое, брезгливо распрямляя газету при помощи вилки, которая мне все равно была не нужна. Утыкаясь взглядом в украсивший обложку огромный фотомонтаж — голая девица с дымящимся пистолетом в руке, прикрытая лишь внушительным поясом, с которого свисали гранаты, ножи и прочие штуки из арсенала киллеров. А среди кучи вынесенных на обложку названий статей набранный крупнее других анонс гвоздя номера — «Убийца банкира убегает без трусов».
Точно так же я рассматривала эту обложку часа четыре назад в свой редакционной комнатке без окон. С таким презрительным интересом рассматривала — купив «Сенсацию» только потому, что Зайцев сказал, что люди оттуда крутились у улитинского дома. Хотя я и не верила, что в ней будет что-то на интересующую меня тему.
Признаться, я вообще не хотела ее открывать, зная, что увижу внутри.
Повествования о сексуальных маньяках или людоедах, о новых продуктах отечественной порноиндуст-рии, передранные из других газет новости, преподносимые как эксклюзив, бредовые и несмелые рассуждения о политике. И обязательно интервью с кем-нибудь, пару дней проработавшим в качестве водителя или гримерши рядом с именитым рок-певцом или певицей — и теперь рассказывающим обо всех секретах знаменитости.
Мне не хотелось лезть в это дерьмо. У меня такое хорошее настроение было с утра после вчерашней гулянки — естественно, затянувшейся до позднего вечера. Потому что, посидев пару часов в редакции и повспоминав старые времена за хорошим коньяком, мы сузившейся компанией переместились в заведение, некогда бывшее шашлычной, а ныне переименованное в ресторан кавказской кухни.
Цены там, правда, были божеские, шашлык, похоже, был приготовлен не из кошатины, а грузинское вино, заказанное мной за неимением итальянского, оказалось достаточно сносным. Конечно, сама бы я такое заведение никогда не выбрала — но раз решили тряхнуть стариной, то и идти надо в то место, в котором гуляли раньше.
Естественно, домой я добралась только к одиннадцати — немного нетрезвая, но зато одна. С трудом отбившись от прилипшего ко мне Димки Каверина, завотделом информации, который и раньше ко мне приставал, но никогда ничего не получал. И делать исключение на этот раз я не собиралась — связи с людьми из редакции мне давно неинтересны. Еще лет пять назад это было в порядке вещей — все были одной тесной семьей, — но времена поменялись, семья поредела, члены ее, разбавленные вновь пришедшими, друг от друга отдалились. Так что делать шаг назад мне показалось лишним.
Хотя я возбудилась, признаюсь. Потому что Димка хоть и не вызывал у меня никогда особых симпатий, но тут впервые стал вести себя необычайно нагло, в традиционной для прежней редакции манере, при всех хватая то за грудки, то за попку, то пытаясь положить свою руку между моих ляжек. Именно поэтому мне после возвращения домой пришлось полежать часок в ванне, разложив ножки по бортикам, закатив глаза и поглаживая себя неспешно. Поднимая бурные волны в момент очередного оргазма — и снова возвращая штиль, до следующего.
И в общем, получилось не хуже, чем с мужчиной, — и лучше, чем могло бы быть с Димкой, — особенно если учесть, что спала я одна, и утром мне не надо было никому улыбаться и никого угощать кофе, и думать о том, что выгляжу я с утра куда хуже, чем вечером. И к тому же по утрам я ненавижу мужчин — ненавижу слышать о том, как это было ночью, и прочие разговоры, которые могут испортить все впечатление от секса. Уж если остался — так уйди тихо утром, так по-мужски, без поцелуев и слов.
Так что у меня классное настроение было с утра — и в редакцию я пришла необычайно рано, в пол-одиннадцатого, за полчаса до планерки. Купив по пути паскудную «Сенсацию», в которой не ждала ничего увидеть, — чисто на всякий случай купив. И так же на всякий случай начала ее листать, тихо ругаясь про себя, глубоко затягиваясь «Житаном». А потом сразу перепрыгнула через десяток страниц, остановившись на той, на которой, судя по анонсу, был гвоздь номера — про убегающего без трусов убийцу банкира.
«Богатые тоже хочут — а потом плачут». Так она называлась, статья.
Заголовок, конечно, оригинальный — название мексиканского сериала обыгрывалось разными изданиями раз этак девятьсот. А слово «хочут» — вполне в духе «Сенсации» — меня почему-то не развеселило, хотя по замыслу автора, видимо, должно было вызвать жуткий приступ хохота.
"Времена нонче тяжелые, но еды и зрелищ хочут все — и богатые, и бедные. И секса еще хочут — поболе, чем всего остального. Хотя плачут от него и те, и другие.
Бедные гонорею да сифилис подхватывают от дешевых проституток, или забеременевшие партнерши их в загс тащат. А богатым секс покруче аукается — потому как богатые. На презерватив да телку с Тверской бабок у них хватает — но гарантии, что не потенциальную наводчицу или засланную конкурентами шпионку, а то и сборщицу компромата взял в постель, нет никакой. А могут ведь под видом путаны и кил-лершу подсунуть. Стремно в наше время быть богатым…"
Я хмыкнула, прочитав врез. Написано бессвязно и бредово, кондовым таким, с претензией на ерничество языком. Ничего другого ждать и не следовало.
И дерьмо это покупать не стоило — стыдно даже в киоске его спрашивать.
За прикрытой мной дверью раздались шаги, и я инстинктивно сунула «Сенсацию» в стол — не хотелось, чтобы кто-то увидел, что я такую дрянь читаю.
Но никто не вошел, к счастью, и я снова водрузила «Сенсацию» на стол — говоря себе, что даже в метро, которым иногда пользуюсь, не видела, чтобы кто-то эту мерзость читал открыто.
Стесняются люди — покупают, но стесняются. В метро даже «Секс-инфо» не увидишь — а уж у тех тираж как у нас, хотя о сексе там уже много лет нет ни слова, только выдуманные в редакции письма читателей плюс плохо сочиненные любовные истории для любителей мыльных опер да весьма неоткровенные съемки полузнаменитостей.
Настроение испортилось — хотя давно пора было уже привыкнуть к тому, что существует масса уродских изданий, которые пользуются спросом. Но вот все не получалось как-то. Раньше, в конце восьмидесятых, газет в Москве было не так много, и работали в них только профи, и все друг друга знали и читали — достаточно узкий и тесный был мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62