Была суббота, и в редакции царили пустота и тишина — газету тогда подписывали в свет не в четыре-пять дня, как сейчас, а поздно ночью, так что дежурная бригада появлялась только в вечеру, а так, может, пяток человек в редакции можно было встретить субботним днем. Вайнберг ушел к себе писать материал в номер, а я к себе в отдел информации, чтобы соответственно написать статью для заказчика. А где-то через час, когда я уже продиктовала написанное машинистке того солидного печатного органа, с которым договорилась, — так часто делали, все быстрее, чем со статьей мотаться взад-вперед, проще по телефону передать, — ко мне заглянул Ленька с предложением съездить в высотку на Пресню и купить выпить. Потому что такое событие, как приезд Пеле, обмыть надо обязательно.
Думаю, меня в качестве собутыльника он выбрал не просто потому, что никого из его более близких знакомых рядом не было, — а по той причине, что я была непосредственным свидетелем того, как успешно он проник сквозь все кордоны и взял интервью. И еще потому, что у него были в отношении меня конкретные планы. О которых я не знала — хотя выпить согласилась.
Я видела, что он впечатлен встречей, он мне рассказал по пути, что Пеле его кумиром был черт знает сколько лет, — и сама ощущала возбуждение оттого, что сделала столь значимый материал для очень солидной газеты. Я ведь не для гонорара старалась — а для того, чтобы повысить свой престиж, чтобы стать более известной. Для меня это очень важно было тогда, сделать себе имя в журналистике — тем более я ведь не знала, что пройдет куча лет, а я буду работать все в той же газете, я не сомневалась, что обязательно уйду куда-нибудь на более высокую должность и лучшие деньги.
В общем, мы сгоняли в высотку, а потом вернулись в редакцию и, запершись в его комнате, пили коньяк. А за окном была прохладная осень, и листья падали, и все вместе создавало такое классное настроение, что когда Ленька предложил взять еще коньяку и поехать к нему, я согласилась. Тем более что мы уже договорились назавтра вместе отправиться на открытие гольф-клуба, по приглашению которого и прилетел Пеле, и, может, взять интервью у кого-нибудь чуть менее известного — организаторы вроде обещали кучу звезд.
Еще через пару часов он как бы между прочим предложил мне сходить, в душ. Таким абсолютно спокойным ровным тоном произнеся эту фразу. Он что-то о футболе рассказывал, о каких-то матчах Пеле — и вдруг выдал свое предложение. И это было так неожиданно — вот этот будничный, ничем не примечательный тон, — что я кивнула автоматически. Ответив что-то вроде: «Да, да, конечно».
Потом, на следующий день, я сказала себе, что заранее знала, чем все кончится, — просто предпочла сделать вид, что этого не понимаю. Может быть — хотя, кажется, тогда я и вправду не думала о сексе и поехала к ему просто отметить событие. Он мне нравился, и я была в восторге от той бесцеремонности, с которой он прошел мимо таможенников, а потом послал подальше братьев-журналистов, саркастично пошутив, что у Пеле мы ничего не узнали потому, что тот в самолете прикусил себе язык и может издавать только нечленораздельные звуки. Самое смешное, что кто-то на эту чушь клюнул и Ленькины слова — выдаваемые за эксклюзивную информацию, полученную автором статьи из первоисточника, — были процитированы в одной городской газете.
А в тот вечер я сходила в душ и вышла, завернувшись в полотенце — удивившись, что Ленька в ожидании меня включил телевизор и смотрит с интересом футбольный матч. Претендуй я на какие-то чувства, цени я необычайно высоко то, что у меня между ног, — я бы жутко возмутилась. Но я знала, где я работаю и какие нравы царят в редакции, — и отреагировала спокойно. Как и на то, что окинувший меня взглядом Вайнберг сообщил, что ему просто необходимо посмотреть футбол по крайней мере минут пять — встреча интересная, жалко было бы пропустить.
У телевизора мы просидели довольно долго — зато потом он продемонстрировал, какова в реальности легенда о страшном сексуальном маньяке Леньке Вайнберге. Член у него и правда был огромный и крепкий, и опыт чувствовался гигантский — но прежде чем он кончил, я успела испытать целых два оргазма и потому сетовать на его эгоизм не имела права.
И при этом он вопреки редакционным сплетням вовсе не собирался засыпать равнодушно — и после того, как мы выпили еще, предложил продолжить. И хотя теперь проявлять активность пришлось мне, но зато я овладела в совершенстве техникой орального секса и пару часов усердно старалась, стоя на коленях перед креслом, а сидевший в кресле Вайнберг, специально придвинувший к нему столик с пепельницей и коньяком, пил и курил и лениво давал мне рекомендации. А потом снова поволок меня в постель. И я, утомленно отключившись посреди ночи, успела подумать, что, может, он и эгоист — но зато с ним я испытала то, чего не испытывала с теми, кто был у меня до него. Так что побольше бы таких эгоистов, которые умудряются кончать по четыре раза за ночь, — и поменьше бы альтруистов, готовых дарить женщине радость, но стыдливо одевающихся после первого акта, потому что больше не встает.
Следующую ночь мы тоже провели вместе — отчасти потому, что на открытии гольф-клуба Ленька кивнул мне на скромно бродившего по территории и никем не узнаваемого негра страшного вида, сообщив, что это Майк Тайсон, великий боксер, который в Москве впервые. И что ему самому, Леньке в смысле, бокс неинтересен — но мне стоит воспользоваться шансом, благо журналисты его не узнают.
То ли Пеле им хватило, и шведского хоккеиста Тумбы Юханссона, и Льва Яшина в придачу. То ли слишком поглощены были коллеги мыслями о предстоящей раздаче слонов — так на журналистском сленге называли презенты, которые обычно перед началом всяких крупных спортивных мероприятий раздавали, пакеты с эмблемами чемпионатов, папки, значки и прочую муть, до которой тем не менее было очень много охотников. А может, все халявного фуршета ждали — вот и не узнавали Тайсона, о присутствии которого организаторы даже не сообщали.
За возможность напечатать материал в газете — в своей ли, чужой — я тогда на многое была готова. И может, потому прониклась к Леньке жуткой благодарностью — за наводку и за обещание отдать мне полполосы в спортивном выпуске. Тем более что Тайсон уделил мне минут сорок, ему все равно там делать было нечего, он, оказывается, в Москву прилетел потому, что у него жена тут снималась в каком-то фильме, а гольф ему был побоку. И когда после мероприятия встал вопрос о том, что делать дальше и Ленька как бы невзначай поинтересовался, не хочу ли я поехать куда-нибудь и побеседовать с ним о газете и моих перспективах, я охотно кивнула. Зная, что другим местом будет его постель.
Естественно, ничего серьезного между нами получиться Не могло — только периодический секс. Ленька был слишком непостоянен, чтобы спать только со мной, — и уже через пару дней я стала свидетелем того, как он убалтывал девчонку из отдела писем на совместный вечер. А я была слишком увлечена работой, чтобы влюбляться, — хотя в него можно было влюбиться, потому что он делал это лучше, чем все, кого я знала, он был взрослый, на двенадцать лет меня старше, и очень талантливый. В общем, оставались периог дический секс и творческое сотрудничество.
Секса, правда, становилось все меньше — Леньке слишком часто хотелось этого прямо в своем кабинете, а я на такое была не готова, может, потому, что у нас это уже было по-другому. А вот сотрудничество крепло. Хотя я работала в отделе информации у Каверина, но одновременно писала и для Вайнберга. А меньше чем через год перешла к нему, решив наконец принять предложение, которое он мне делал раз десять. Хотя и думала, что за это мне придется платить собственным телом минимум раз в неделю.
Но, как выяснилось, я ошибалась. Потому что вскоре у меня начался роман с главным — а потом Ленька сам не проявлял инициативы. Может, по той причине, что я теперь была его подчиненной и он опасался, что если между нами что-то будет, то я стану капризной, потребую давать мне наиболее престижные и наименее энергоемкие задания, начну пропускать дежурства по отделу и все в таком духе.
В 92-м, кажется, я от него ушла — захотелось чего-то другого, зацикливаться на спорте я не собиралась, как и на любой другой теме. Но хорошие отношения остались — даже без секса. Вайнберг по-прежнему при встречах норовил рассмотреть меня бесцеремонно, или даже хлопнуть по попке, или положить руку на грудь — но это была лишь дань традиции, и он, наверное, не особо хотел чего-то и ни на что не рассчитывал. Может, потому, что в свое время я несколько раз подряд вежливо отклонила его предложения — под предлогом того, что живу с человеком, которому не хочу изменять.
Такого человека у меня не было и нет — может, не попадался тот, с кем хотелось бы жить, а может, я слишком эгоистична, а может, чересчур помешана на работе, которой бы постоянно находящийся рядом человек мешал бы. А причина моего отказа Вайнбергу заключалась в том, что я повзрослела, наверное, — только и всего.
Не скажу, чтобы Леньку это огорчало, — он вряд ли что-то ко мне испытывал особенное и в любом случае продолжал трахать всех подряд. В последнее время переключившись на совсем молодых девчонок — коих в редакции в изобилии. У нас же рекламное агентство свое, вот там их куча. Да и корреспондентки новые все время появляются — которые, естественно, чувствуют себя осчастливленными, когда их вызывает зам главного для разговора об их творчестве. А разговор, понятное дело, потом перемещается из редакции в какое-нибудь увеселительное заведение, а оттуда к Леньке домой, в его постель. И именно потому я удивилась немного, когда сегодня утром, обратившись к Леньке с просьбой помочь, услышала в ответ, что он не добрый волшебник, чтобы помогать бесплатно.
— Да разве я против, Лень? — Я улыбнулась ему кокетливо, хотя сразу решила, что он не на секс намекает. — С меня бутылка. Увы, сама я слишком стара, чтобы тебя заинтересовать, — но коньяк с меня. «Хеннесси» не обещаю — дороговато для бедного спецкорреспондента, — но «Метаксу» гарантирую.
— Ну ни х…я себе! Да чего мне твоя «Метакса» — мне столько коньяка презентуют, что дома, бля, склад целый, магазин открывать можно. — Вайнберг, верный старой редакционной традиции, не стеснялся в выражениях. — Нет чтоб сказать — давно я, Леня, не была у тебя в гостях, не проведывала бывшего начальника, который статьи мои правил. А ты сразу про выпивку…
— Лень, я уже старая, а ты по молодежи специализируешься, — произнесла кокетливо, хотя игривость была нарочитой лишь отчасти — да, я пришла к нему по делу, но его не сразу понятое предложение мне немного польстило. Приятно осознавать, что кто-то, с кем у тебя давным-давно был секс, помнит, как это было и хочет повторить. — Обидно, конечно, — но я понимаю, что в сорок лет только на молодых и тянет…
— Как, бля, трахаться — так с другими, а как Вайнберг понадобился — так сразу вспомнила! — Упрек был шутливым. — Вот народ неблагодарный — а я столько сил на тебя потратил, на правку материалов твоих! А минету тебя кто научил?
Чуть не всю ночь страдал, сидел как манекен какой, только и твердил — зубы убери, зубы убери: Научил я-а кайф ловят другие. Они от восторга ревут — а Леня и не при делах…
Будь на его месте кто другой, я бы возмутилась или как минимум покраснела бы — но в данном случае просто отмахнулась от него с улыбкой. Сменив тему и объяснив, в чем суть моего вопроса.
В том, что Ленька сразу узнает того, кто был на снимке рядом с Улитиным, у меня даже не было сомнений. Пусть он давным-давно не писал о спорте — но я знала, что друзей в том мире у него великое множество и отношения с ними он активно поддерживает. Именно благодаря этому спорт в нашей газете до сих пор освещается на таком уровне, какой не снился другим неспортивным изданиям, да и некоторым спортивным тоже. Пригласить в редакцию для телефонного разговора с читателями популярнейшего хоккеиста или футболиста, договориться об интервью с великим тренером, который в силу обиды на прессу никому интервью не дает, . организовать футбольный матч между чемпионом страны и редакционной командой — все это запросто.
— А на кой он тебе — трахнуть его хочешь? — Вопрос был в Ленькином стиле, так что на него просто можно было не отвечать. — Ладно, только так — сделаешь с ним интервью, а потом выясняй что хочешь. Нам для воскресного номера интервью большое нужно — а ты ж у нас мастер по этим делам. Стариной тряхнешь, вспомнишь, как в спортот-деле работала, и газете поможешь. И шкурные вопросы свои заодно порешаешь. Идет?
Через три минуты Ленька, позвонив какому-то из многочисленных друзей-спортсменов, уже выяснил телефон того, кто был на снимке, — как выяснилось, весьма титулованного борца. А еще через три минуты, набрав номер мобильного, уже беседовал с тем, кто был мне нужен — кто, кажется, жутко польщен был тем, что ему звонит зам главного популярнейшей газеты. И потому не удивился внезапному интересу, проявленному к его персоне.
— Короче, Реваз, — нам срочно интервью с тобой нужно, в воскресный номер поставить хотим. — Ленька, как всегда, поразил меня своей фамильярностью и умением общаться, молниеносно перейдя на ты и превращая человека, с которым никогда не встречался, в хорошего знакомого. — Да, на это воскресенье, но сдавать интервью уже завтра вечером надо, номер в среду в типографию уходит.
Да, да, цветной выпуск — да, конечно, знаешь, его вся страна читает. У тебя сегодня какие планы? На тренировку едешь? Ну и класс — через часок у тебя наш человек будет. Да ладно — там и поговорите, чего тянуть? Ты ж звезда — а звезде себя беречь надо, вот и дашь передышку, полчасика девчонке уделишь. Да, девчонка, классная, кстати. Ты с ней поосторожней — в работе зверь. Не, насчет койки не знаю — но можешь попробовать…
Ленька подмигнул мне, вешая трубку, — а я по старой памяти не стала возмущаться его бесцеремонностью. И ровно через полтора часа сидела в пропахшем потом спортзале, в котором тренировалась сборная по борьбе, беседуя с тем, кто мне нужен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62