И надо сказать, ей это всегда удавалось — хотя своя агентурная сеть у нее появилась только со временем, когда она кое-какой вес обрела в редакции.
Полученные знания Антонова умело использовала в подковерной борьбе — и именно потому и стала первым замом главного. Она умела строить схемы и ждать нужного момента, в который можно подставить того, кто мешает, — умела шепнуть в нужное ухо нужную информацию. Приложи ее умения к большой политике — уже, наверное, администрацию президента возглавляла бы. По крайней мере тут, в малой политике, она преуспела.
Тем, кто не знает, что такое жизнь газеты изнутри, это, может, кажется смешным — что тут свои интриги, свои войны компроматов, свои сепаратные миры и тайные пакты о ненападении. Хотя казалось бы — кто лучше пишет, тот и идет наверх. Но нет — все куда сложнее. Сплетни, слухи, стукачество, подсиживания — как у взрослых. Сейчас, может, в меньшей степени — но вот раньше, когда на кону стояли возможность получить квартиру и записаться в очередь на дефицитные «Жигули», поехать в командировку за границу или вступить в партию, все было всерьез.
Я в эти игры никогда не играла — мне было неинтересно, я была в стороне, я хотела только писать. А вот Наташка играла — и выигрывала. Став не только вторым человеком в газете — даже фактически первым, с учетом частых отсутствий главного и того, что газетой он занимается постольку-поскольку, — но и своего рода «серым кардиналом».
На ключевых постах находятся те, кого туда пропихнула она, — и именно Антонова шепчет главному на ухо и пользуется его безраздельным доверием. И именно к ней стекается вся информация о том, кто сотрудничает с другими изданиями, кто у кого берет деньги за статьи и сколько, кто что сказал про нее и про шефа. Однако, помимо этого, ее беспокоит и личная жизнь сотрудников редакции — кто с кем пьет и кто с кем спит. Прям-таки болезненно беспокоит.
— Как там материал твой? — Наташка поняла, кажется, что разговоры о сексе мне надоели. — Раскопала уже, что там с банкиром стряслось? Когда сдавать собираешься?
— Да не очень с материалом, — признала честно, хотя и не собиралась рассказывать о том, что уже узнала. — Понимаешь, Антош, тут человек нужен в МВД высокого уровня — пресс-центр Петровки информацию жмет, из начальства кто-то нужен, чтоб кое-что рассказал. Даже ссылаться на него не надо — как обычно, «по сведениям, полученным из наших источников»…
— А ты к криминал ьщикам нашим сходи — у них-то должны быть контакты. — Наташка поморщилась тут же, махнув рукой. Всем нам прекрасно известно, что редактор криминального отдела плотно завязан с одной, официально выражаясь, организованной преступной группировкой. Все по-умному, откровенных статей в защиту криминала он не пишет — но и поступающую к нему от милиции информацию фильтрует. И пропихивает через другие отделы материалы, которые нужны его друзьям, — по экономике, политике, спорту, у них разные интересы.
Платят ему за это, видно, неплохо — «четыреста шестидесятая» «вольво», мобильный телефон, квартиру купил недавно. На наши зарплаты да гонорары так не разгуляешься — их не хватит на простейший пейджер, автомобиль «Ока» и комнату в коммуналке. Но главный его почему-то не трогает — хотя уж наверняка та же Наташка давным-давно ввела его в курс дела.
Зато милиция прекрасно знает, у кого он на ставке, — у них давно вычислены те журналисты, которые на так называемую братву работают. И во всех силовых структурах — От ФСБ до налоговой — забит в компьютеры файл, в котором содержится журналистский черный список. Не знаю, зачем он им — может, разобраться планируют, если времена изменятся и коммунисты вернутся к власти? — но в любом случае с теми, кто в этом файле, силовые структуры дел не имеют. И за помощью к ним никогда не обращаются. И соответственно никогда не предоставят не то что закрытую, но даже полузакрытую информацию. И даже если надо специально организовать утечку фактуры — а у милиции и ФСБ это частый прием, они его используют, чтобы, слив журналисту компромат на того или иного клиента, этого самого клиента через газету предупредить, что дело может и похуже повернуться, — к таким никогда не обращаются.
— А у тебя никого там? — поинтересовалась на всякий случай, не сомневаясь, что вопрос глупый — Антонова вся тут, в редакции, внешний мир ей неинтересен, — но задать его надо. — А у Сережи?
— Да у Сережи точно есть — но его-то нет. Да и был бы — толку чуть. — Наташка поморщилась — ее коронное выражение лица, так же ей не идущее, как и задумчивое жевание тонких губ. — Херовый он политик — может, в бизнесе и соображает, а в политике не очень. То армию хаяли чуть ли не год, со всеми военными разругались, — сейчас милицию хаем. Ладно криминалыцик наш — ему братки его за это платят, — а Сережа-то что? Столько дерьма на них вылили за последнее время — того и гляди корреспондентов наших на улице арестовывать начнут. Я еще удивляюсь, как их на брифинги всякие милицейские пускают…
— А в ГАИ? — спохватилась, вспомнив рассказанную Хромовым историю про то, как Улитин после ухода из «Нефтабанка» попал в аварию и разбил машину и сам пострадал. И что, может быть, полученные в аварии повреждения серьезно подорвали его здоровье и стали в конечном итоге причиной его смерти в тридцать три года. — А, ну да…
С гаишниками у нас, у газеты в смысле, тоже вражда. Саша Веткин, отвечающий за автомобильную полосу, поливает ГАИ со страшной силой — взяточничество, платные парковки, принудительные эвакуации. Материалы его почитаешь — кругом беззаконие и коррупция. ГАИ, конечно, есть за что поливать, это факт — но у Сашки имеется и прямой корыстный интерес. Он с мужиком одним связан, юристом, которого рекламирует со страниц газеты и который умудряется выигрывать у ГАИ суды в пользу пострадавших от произвола автовладельцев. И видимо, получает отстежку — как человек, фактически приводящий клиентов.
— А в ГАИ, между прочим, есть. — Наташка так удивила меня своим ответом, что я посмотрела на нее недоуменно. — В пятницу мне как раз мужик звонил, помощник начальника московского, кажется, — дружить предлагал, спрашивал, нет ли возможности открытую телефонную линию с читателями организовать для гаишного начальства. Имидж поправить хотят. Вот если сейчас к нему обратиться, может, и сделает что. Да, а что надо-то?
— А надо материалы поднять по одной аварии, в которую этот Улитин у своего загородного дома попал в ноябре прошлого года! — выпалила, чувствуя, как теплеет все внутри. — Мне бы узнать, насколько серьезная авария и что именно с ним было, — может, гаишники ему первую помощь оказывали, а то и в больницу доставляли, может, адрес больницы у них остался в документах, может, с человеком можно встретиться, который первым на место аварии приехал. Адрес поселка я тебе уточню, а марка машины — «порш-каррера». Поможешь, Антош?
Признаться, я уже думала о том, что затею с материалом про Улитина пора бросать — потому что не найти мне концов, если банк с милицией решили все замять. Но сейчас неожиданно появилась возможность попробовать пойти обходным путем. И настроение сразу начало подниматься — он зацепил меня уже, этот материал. Таинственностью смерти банкира — и тем, что это скорее всего убийство. И тем, что я буду первой, кто об этом напишет, — даже не назвавшая банкирского имени «Сенсация» не в счет, тем более что меня не только факт смерти интересует, но и жизнь банкирская и что его привело к такому концу. Если удастся что-то раскопать, разумеется.
— Посмотрим. — Наташка изобразила на лице недовольство. — Как поболтать о чем интересном, так в сторону. А как помощь нужна — Антоша, помоги. Ладно, попробую — гаишник мне завтра утром позвонить обещал, ответ узнать, а я ему встречный вопрос задам. Довольна? А теперь правду говори — трахнулась с Димкой вчера?
На Наташкином лице был такой неподдельный интерес, что я чуть не расхохоталась. Но она заслуживала того ответа, которого ждала, и не только потому, что согласилась мне помочь — это в конце концов и в ее интересах, — но и потому, что мне казалось, что она дикое возбуждение испытывает, разговаривая со мной о сексе. И если получит ответ, который хочет услышать, то, возможно, испытает полноценный оргазм. Тот самый, которого ей так не хватает.
— Трахнулась! — призналась смущенно, сдерживая смех и опуская глаза. — Трахнулась! Димка в постели оказался — с ума сойдешь! Так-то тихий — а в койке зверь. Раз десять за ночь кончил — я уже думала, что сознание потеряю…
— Да ты что? — У Наташки непроизвольно отпала нижняя челюсть. — Нет, без дураков?
— Да какие там дураки! — возмутилась я почти искренне. — Я тебе говорю — животное. То так перевернет, то так поставит — и не устает ведь никак. Просто зверь!
— Почище Леньки?! — Наташка не спала ни с кем, кроме главного, но прекрасно знала, кто из редакционных мужиков как ведет себя в постели, — по слухам, естественно. — Да не может быть! Врешь ведь, а?
— Ленька рядом не стоял! — Я покосилась на Наташку, пребывающую в состоянии шока. — Ты знаешь что, Антош, — ты сама его попробуй. Я тебе говорю — такой мужик, на всю жизнь запомнишь. Я пойду сейчас, а ты подумай — не пожалеешь…
— Это ж надо, а? — Антонова явно пропустила мое предложение мимо ушей — секс ей интересен только между другими. Виртуальный, в общем. — Ну не думала…
Когда я выходила за дверь, она так и сидела с раскрытым ртом. У меня не было сомнений, что завтра она узнает правду — ей достаточно будет задать Каверину пару вопросов, чтобы понять, что ту ночь он провел со своей собственной женой. Но сейчас ей было хорошо. Она испытывала кайф от причастности к тайне и от того, что первой узнала показавшуюся ей сенсационной новость. От того, что наверняка представляла себе, как поделится этой новостью с другими.
— Наталья Николаевна просили не беспокоить! — бросила я Наташкиной секретарше и пошла в сторону своего кабинета. Думая, что это приятное ощущение — когда сделаешь кому-то хорошо. Прям-таки каким-то Дедом Морозом себя чувствуешь или добрым волшебником. Непривычное такое ощущение — если учесть, что обычно я делаю окружающим плохо. И даже очень плохо.
И живым — и мертвым…
Глава 8
Вино было до неприличия холодным — это при том, что красное положено подавать при температуре минимум восемь градусов, а лучше повыше, порядка шестнадцати. А в этом было около нуля — по крайней мере после первого же глотка у меня заболело горло.
Я посмотрела удивленно на бокал — а потом на стоявшего неподалеку официанта. Думая сообщить ему, что он перепутал красное с белым — это белое пьют охлажденным. И что при таких ценах на вино, как у них, — семь долларов бокал молодого испанского вина, это для целой бутылки-то дороговато — можно было бы делать все как надо. И что если они хранят красное вино на холоде, то оно потеряет вкус. Хотя его и так уже немного в нем оставалось.
Но вместо этого я промолчала. Мне вообще ни о чем не хотелось говорить — слишком много мыслей было внутри. Настолько много, что они даже мешали мне слушать того, с кем я сидела тут, — хотя встретилась с ним специально, чтобы выслушать его историю и сделать по ней материал. А вместо этого продолжала думать об Улитине — которого еще полчаса назад планировала навсегда выбросить из головы. Потому что с ним все было глухо — а тут, похоже, у меня появилась новая тема, читабельная и интересная лично для меня.
— Ты точно, кроме кофе, ничего не будешь, Юль? Давай не стесняйся!
Я посмотрела на него — высокого худощавого мужчину с грубым, резким лицом, немолодым, но кажущимся еще более привлекательным из-за своей немолодости. И нерешительно покачала головой:
— Да нет, наверное. Если только сладкое — лучше пирожное…
— Если ты о деньгах — так это бесплатно все, товарища моего заведение.
— Он улыбнулся. — Я ему позвонил, сказал, что встреча у меня важная с известной журналисткой, а денег нет, — попросил скидку сделать. А он обиделся даже — старые ж друзья, какие скидки, пусть за счет заведения будет. Так что не стесняйся, заказывай что хочешь. Он, может, попозже подъедет, специально чтобы с тобой познакомиться — читает твои статьи, поклонник твой, в общем.
Я хмыкнула недоверчиво — поклонники у журналистов были раньше, когда журналистов было значительно меньше, чем сейчас, да и газет тоже. А сейчас если человек говорит, что он читает твои статьи и является твоим поклонником, — значит, ему что-то от тебя надо. Да не что-то — статью. И почти наверняка рекламного характера. Так что, похоже, это ради меня нас здесь угощали за счет заведения — и это я должна была предлагать своему собеседнику не стесняться, а не он мне.
— Если что попросит — ты свою цену сразу объявляй. — Он точно угадал мои мысли. — Господин богатый, не разорится. Так ты что будешь?
— Кофе с пирожным, — ответила твердо, тут же спохватившись. — Нет, лучше с двумя пирожными — разными. И потом, может, еще бокал вина — только белого. А ты поешь, Валер, ты на меня внимания не обращай — мне худеть надо, а тебе, наоборот, есть побольше. Я хочу сказать, ты похудел вроде…
Он усмехнулся, показывая, что уловил мой промах. Некрасиво получилось — я ведь случайно это ляпнула. Думала сказать, что коль скоро у него нет сейчас денег, ему надо воспользоваться возможностью и поесть как следует, раз все равно угощают. И тут же осознала, что нехорошо, наверное, говорить такое взрослому мужчине. Однако фраза про его худобу положения не исправила.
— Похудел, говоришь? — Он все же пришел мне на помощь. — С такой жизнью отощаешь…
Я мысленно сказала ему спасибо за то, что снял неловкость. На самом-то деле он совсем не похудел — прошлым летом, чуть меньше года назад, он был точно таким же, А худощавость его, кстати, обманчива. Под одеждой — традиционными джинсами и джинсовой рубашкой — одни мускулы. И выше пояса — и ниже. Мне это было хорошо известно.
— Раз советуешь — значит, закажем. — Он допил залпом стакан минералки, оглядываясь на официанта, все надеявшегося, что мы сделаем заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62