И после того как она успокоилась, они еще долго сидели, прижавшись друг к другу и не говоря ни слова. Наконец Джеймс решился прервать молчание:
- В тот день, когда ты ушла, ты сказала, что просишь простить тебя... за Джона Мэтью. Что ты имела в виду?
Элизабет шумно всхлипнула.
- Не знаю. Он был так болен... и ты тоже. Мэтью помогал, конечно, и доктор Хедлоу приезжал каждый день. Я делала все, что могла! Но под конец у меня уже просто не осталось сил. Не знаю, Джеймс, просто не знаю. Порой мне приходит в голову... может, это я виновата... - Она с трудом подавила рыдание. - Если бы я только могла... если бы не выбилась из сил... он был так слаб... и ты, а я так безумно устала!
- О Господи, Бет! - Джеймс обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть ему в глаза. - Как у тебя только язык поворачивается?! Неужели все это время ты винила себя?.. Просто поверить не могу! Нет, быть не может! Скажи мне, что это не так!
- Но...
- Замолчи! И послушай меня, Элизабет Кэган, хорошенько послушай: ты была самой лучшей матерью, которую только можно пожелать для своего ребенка, и ты заботилась о Джонни, забывая о себе! Ни одна живая душа не могла бы любить его больше, чем ты! И в том, что он умер, твоей вины нет, слышишь?! Чтобы не смела даже заикаться об этом! Ты поняла меня, Бет?
- Да, Джеймс.
- Вот и хорошо. - Он заглянул в бездонную глубину ее глаз, нежно отер мокрые от слез щеки, а потом коснулся поцелуем ее губ. Но в его поцелуе была не страсть, а лишь скорбь, разделить которую могла только она. В нем чувствовались и тепло, и понимание, и покой. Глаза их снова встретились, и Джеймс сказал: - Знаешь, о чем я думал всю эту неделю?
- О чем?
- По-моему, я слышал это от преподобного Тэлбота вскоре после нашей свадьбы. Мол, Бог дал, и Бог взял... помнишь?
- Кажется, да.
- Ну вот, это все время вертелось у меня в памяти, и вот я наконец подумал, что, может быть, Господь подарил нам Джонни, чтобы мы любили его и были счастливы... но не навсегда. Он дал нам его, и он же забрал. Конечно, трудно понять, как он мог в своей милости так с нами поступить, но потом я вспомнил нашего мальчика, вспомнил, сколько счастья он подарил нам обоим... Ты понимаешь меня, Бет? Ведь мы и вправду были тогда счастливы, да?
Слезы снова заструились по лицу Элизабет, но она улыбнулась. - Да...
- И вот, хотя его больше с нами нет, но счастье-то было, верно? После его смерти я с ума сходил от ярости - сама знаешь, но теперь... Джонни... он был как бесценный подарок. Я вспоминаю, как он шалил, как смешно ковылял... его улыбку...
- А как смеялся! - перебила Элизабет. - Ты помнишь? Джеймс заулыбался.
- Да, как колокольчик... а потом обнимал меня за шею... помнишь?
- Да, и как он подпрыгивал в колыбельке, и тянул ручки, и что-то лопотал, пока один из нас не подходил и не брал его на руки.
Джеймс усмехнулся. «Один из нас» обычно был он сам, потому что Элизабет только и делала, что твердила: мол, нельзя баловать малыша и приучать его к рукам.
- Ему хотелось быть вместе с мамой и папой, - кивнул он. - Скучно же одному лежать в кроватке, разве нет?
- Да, а что было, когда он вывалился из нее?
- Ну что ж. Поплакал немного! вот и все. Элизабет покачала головой:
- Немного!
- Да, немного! Он был мужественный малыш!
- Ты баловал его, Джеймс, - пробормотала она, - все время все позволял.
- Но для чего же тогда отцы, Бет? Мамы все дела - ют правильно, а отцы нужны для того, чтобы баловать!
Печально улыбнувшись, Элизабет коснулась холодного камня.
- Господи, о чем это я? Он вовсе не был балованным! Джонни рос славным парнем!
- Да, малыш у нас с тобой получился что надо, Бет. - Джеймс ласково коснулся ее щеки. - Может, наш союз и был ошибкой, но по крайней мере Джонни у нас получился! - Он имел в виду, что сам развалил их брак, но Элизабет услышала в его словах упрек в свой адрес. - Послушай. - Джеймс порылся в кармане куртки. - Я хочу, чтобы ты их забрала. Знаю, ты просто не хотела ничего брать из моих рук, но они твои и пусть у тебя и останутся. - Он вложил ей в руку часы, которые подарил ей на самое первое Рождество. - Фотография все еще там, - продолжил Джеймс. Элизабет замерла. Так и не дождавшись от нее ни слова, он откинул крышку. - Видишь? Вот она!
- Ты хочешь, чтобы я забрала их? - прошептала Элизабет.
- Конечно! - Ее слова будто хлестнули его по лицу. - А у кого, по-твоему, они должны быть? Я подарил их тебе, и они твои!
Милосердие иной раз в том, чтобы принять то, что дают. Горячая волна благодарности захлестнула Элизабет.
- Спасибо, Джеймс. - Ее пальцы сомкнулись вокруг золотой безделушки.
- Не за что меня благодарить, - буркнул он и помог ей подняться. - Часы и без того твои.
В последний раз бросив взгляд на могилу, они направились к коляске.
- Я так рада, что со мной сегодня ты, а не Натан, - сказала Элизабет. - Спасибо, что привез меня, Джеймс.
- Это наш сын, - коротко отозвался он. - Так и должно быть! - Джеймс тронул лошадей и вдруг словно очнулся: - Ты прочла имя Джонни!
Элизабет порозовела.
- Энн учит меня читать, - призналась она. - Только вот некоторые буквы мне никак не даются!
- Энн учит тебя читать?! - ошеломленно повторил Джеймс. Ему и в голову не приходило, что Элизабет это интересно. - Энн Киркленд?
- Да. Она ведь была учительницей до того, как вышла замуж за Вирджила. Мы занимаемся по вечерам в воскресенье, после обеда. Она всегда приглашает меня к себе после церкви.
- Будь я проклят! - чуть слышно выдохнул Джеймс. Он весь кипел от злости на Натана и на чету Кирклендов. Это он должен был бы учить ее читать! Он! Проклятие, почему он не подумал об этом сразу, так только они поженились?!
- Прости, Джеймс, что ты сказал?
- Я сказал, это здорово. Если понадобятся книги, дай мне знать, хорошо? В Лос-Роблес их полным-полно. Впрочем, ты и сама знаешь.
Неожиданная горечь в его голосе удивила Элизабет, но она не сказала ни слова.
Назад они ехали в молчании.
На следующее утро, открыв дверь, Элизабет обнаружила на крыльце сверток. В нем было все, что Джеймс когда-либо ей дарил: белый муслиновый передник, черные тонкие перчатки, золотое сердечко, украшенная перьями шляпка и новая, взамен разбившейся, коробочка из китайского фарфора.
А еще там лежали три книги, которые она сразу же узнала по обложкам. Те самые, которые Джеймс читал ей, когда они только поженились, те, которые она любила: «История двух городов» Диккенса, над которой она плакала, пусть и втайне, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, над которой рыдала взахлеб, и сборник Вильяма Калена Брайанта. Там же лежало и письмо. Элизабет сразу узнала почерк Джеймса. Рэчел Симонсон любезно согласилась прочитать его вслух.
«Бет, это все твои вещи, и я буду рад, если ты не откажешься принять их назад. Ты должна была бы забрать все это с собой, когда уходила, потому что все это я подарил тебе, а стало быть, это твое, и только твое. Книги можешь считать моим подарком к Рождеству. Я помню, как ты их любила, - пусть будут у тебя. Может быть, читая их, ты вспомнишь то время, когда мы сидели по вечерам у камина. Счастливые были дни, Бет. Буду рад, если книги напомнят тебе о них. И не пытайся вернуть их мне, потому что я хочу, чтобы они остались у тебя!
Джеймс».
Глава 24
Джеймс недоуменно заморгал: карты в его руке то и дело расплывались. Отпихнув пустой стакан, он взревел:
- Еще один, Билли! Да захвати бутылочку для парней! - Он махнул рукой в сторону трех мужчин, сидевших вместе с ним за столиком в насквозь прокуренном салуне.
- Неплохо придумано, Джим, - сказал Джастис Двенадцать Лун. - А ты уверен, что сдюжишь еще одну?
Джеймс повернулся к говорившему. Глаза у него были красные, припухшие, взгляд мутный.
- Не лезь не в свое дело, Джас. Никак, ты специально приволокся сюда, в Сайта-Инес, читать мне мораль о вреде пьянства?
- Ну что ты, - покачал головой индеец. - Если мне кто и нужен, так это твой проклятый братец-шериф. Да только его тут нет.
- А тогда заглохни и сдавай, - буркнул Джеймс. - Так что ты сказал, Гарри?
- Беру прикуп. Эй, передай-ка мне бутылочку, Кэган! Ничего не имею против того, чтобы поддержать компанию, тем более что платить-то тебе!
- Какого дьявола?! Конечно, мне! А почему бы и нет, спрошу я вас? Будто мне есть на что еще тратить деньги!
- Ну а ранчо? - вмешался Джастис. Протянув руку, индеец незаметно убрал бутылку подальше от Джеймса и сунул ее кому-то из игроков.
Барни Шредер, налив стакан доверху, оглушительно расхохотался.
- Да, Джим, у тебя же пока еще есть Лос-Роблес! - Он снова хохотнул, заговорщически подмигнув, будто намекая на что-то, понятное только им двоим.
- Ранчо, - заплетающимся языком проворчал Джеймс. - Проклятое ранчо! Видеть его не могу! Пусто там, все точно вымерло! Брр!
- Так-так, то-то я удивился, когда заглянул туда сегодня, а там ни души. - Прищурившись, Джастис следил за тем, как Джеймс неверной рукой пытался налить себе виски, попадая отнюдь не в стакан, а мимо. - И надолго уехал Мэтт?
- К-кто?
- Мэтью Кэган! Твой брат! Давно он уехал?
- Кто знает? - Джеймс пожал плечами. - И какое кому дело, черт возьми? А если он тебе позарез нужен, пошли ему телеграмму в Лос-Анджелес или куда он там отправился?
- Джим, - Джастис сокрушенно покачал головой, - я сижу здесь всего лишь полчаса, а тебя уже не узнать, ей-богу! Просто не тот человек! Да что с тобой творится, понять не могу?!
Барни Шредер издевательски прыснул в кулак, и Джастис обжег его гневным взглядом. Тот ухмыльнулся в ответ, и индеец опешил: на месте передних зубов у Барни чернела дыра.
- Проблемы с женой, мистер! Точнее, с бывшей женой!
- Заткнись, Барни, - прошипел Джеймс. Вздернув брови, Джастис озадаченно покосился на Джеймса:
- Так ты женат?
- Был женат! - поправил его Гарри, не отрывая глаз от карт.
- На самой очаровательной крошке, которая когда-либо услаждала мужской взор, - хохотнув, добавил Барни. - Просто даже не верится, Джим, как это ты ее отпустил? Да будь у меня такая куколка, да еще с такой фигурой, уж я бы ни днем, ни ночью не выпускал ее из-под одеяла! Должно быть, красотке все было мало, а ты, бедняга, не потянул! Верно, Джим?
Из груди Джеймса вырвалось глухое рычание.
- Давненько я, знать, не видался ни с кем из Кэганов, - присвистнул Джастис. - Значит, ты был женат, а теперь уже нет, верно? А Мэтью? Он тоже женился?
- Ха! - Нетвердыми пальцами Джеймс поднес стакан к губам. - Д-да если этот чурбан и женат, так только на своем «к-кольте»! Уж б-больно ему по д-душе его работа, дьявол его забери! Смерть как любит ее! - Он подозрительно покосился на Джастиса: - А что это ты интересуешься, а? На фига тебе мой чертов б-братец... или чего наклевывается?
- Наклевывается, наклевывается. Джим, может, отвести тебя домой, а? Похоже, тебя сморило.
- Да? А почему бы тебе самому не убраться к дьяволу, старик? Ну что, парни, мы играть сюда пришли или лясы точить?
- Не обращай на него внимания, - примирительно бросил Джастису Гарри. - Джеймс уж почитай два месяца колобродит. С тех самых пор, как их развели.
- Что-что? - подозрительно поинтересовался Джеймс, но недостаточно громко, чтобы заглушить издевательский смех Барни.
- А все потому, что его же дружок успел залезть под юбку к его женушке! Вот что его гложет, ребята!
Джеймс, отшвырнув карты в сторону, вскочил на ноги.
- Что ты сказал?
Но Барни продолжал заливаться смехом.
- Садись, садись, Джим. Можно подумать, никто в городе не знает, чем там по ночам занимаются Нат Киркленд и твоя женушка! Чего ты так взъерепенился? Дело-то житейское!
- Никто ничего не знает! - пьяно проревел Джеймс. - Ты сам не знаешь, что мелешь, проклятый идиот!
Джастис, громадный, как гора, угрюмо навис над разбушевавшимися мужчинами.
- Джим, успокойся. Пойдем домой.
- Н-никуда я не п-пойду, п-пока этот мерзавец не извинится за то, что наболтал насчет Л-лизабет! А ну пусти м-меня! - Оттолкнув Джастиса, Джеймс покачнулся и чуть было не упал. - Ну, д-давай, п-проси п-прощения, лживый сукин сын, - заплетающимся языком потребовал он, - иначе лишишься п-последних зубов!
Смех стих.
- Не собираюсь я извиняться, - уперся Барни. - Сказал что сказал - чистую правду! А потом, зубки-то я потерял как раз по вине твоей женушки!
Услышав это, Джастис вытаращил от изумления глаза.
- Да, женщина, видать, еще та! - пробормотал он.
А Джеймс, который был настолько пьян, что, по-видимому, ничуть не удивился, радостно захохотал.
- Молодец! Только жаль, что много оставила!
- Да это не ее работа! - фыркнул обиженный Барни. - Нат Киркленд постарался! Шел к ней в гости и, видно, не захотел, чтобы кто-то подслушал, чем они там занимаются!
Джеймс уже рванулся было к нему, но сильная рука Джастиса удержала его на месте.
- Не валяй дурака, Джим. Не видишь - он дразнит тебя. Плюнь, все знают, что ему соврать - как воды напиться!
- В чем дело, Джим? Привык прятаться за жениной юбкой?
- Оставь, Барни, - посоветовал Гарри, заметно раздосадованный, что все забыли об игре.
Но польщенный всеобщим вниманием Барни лишь визгливо рассмеялся, довольный тем, что выставил богатого и влиятельного Джеймса Кэгана попросту пьяненьким неудачником.
- А кстати, Джим, давно хотел тебя спросить, - протянул он. - Кто из них лучше в постели: твоя бывшая благоверная или Мэгги Вудсен? Ты ведь поимел их обеих! Так какая послаще?
- Будь ты проклят! - взревел Джеймс, вырываясь из объятий Джастиса. - Убью!
Но в ту же секунду исполинский кулак Джастиса врезался в физиономию Барни. Индеец намеревался просто заставить того замолчать и при этом совершенно упустил из виду гнев Джеймса. Тот же, словно ослепнув и оглохнув от ярости, тотчас вцепился Барни в горло.
Схватка была недолгой. Джеймс был слишком пьян, чтобы не наткнуться на пулю, вылетевшую из револьвера Барни, который разрядился, едва мерзавец упал.
Видимо, ей приснился кошмар. С трудом разлепив отяжелевшие веки, Элизабет наконец сообразила, что кто-то настойчиво стучится к ней в дверь. Потом ей послышалось, что ее окликают по имени.
- Да-да, иду! - крикнула она, весьма удивившись спросонок.
Первое, что она увидела, было мрачное лицо доктора Хедлоу. А за ним, словно вставший на дыбы медведь-гризли, высилась исполинская фигура индейца. До Мэтью она и не представляла, что бывают такие гиганты, но этот был даже огромнее, чем ее деверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44