.. всего на пару минут... а вода в ванне уже согрелась... я думала, что ты вначале захочешь помыться... и... и... - С этими словами она попятилась и исчезла за дверью. Джеймс услышал, как хлопнула дверь на кухню.
А Элизабет едва могла сдержать слезы. Вернулся муж, красивее, чем прежде, и что же? Вместо того чтобы увидеть, что она, как добрая жена, хлопочет по дому, он застал ее праздно болтающей в гостиной... Какой позор! Что он о ней подумает? Боже милостивый! Ну почему ей так не везет?!
А в гостиной Джеймс, проводив ее взглядом, украдкой взглянул на Мэтью, увидел удивленно вскинутые брови и тяжело вздохнул, с трудом подавив привычную досаду. Но то ли радость, вызванная неожиданным появлением брата, была слишком велика, то ли на губах чувствовалась сладость ее поцелуя, но Джеймс скоро повеселел.
- Держу пари, ты вот-вот лопнешь от любопытства, Мэтт!
- Ну-у... очень может быть, старина. Правда, Элизабет уже успела рассказать мне о Робелардо и вашей с ним сделке. Только не думай, что я стану молить о прощении. - Почесав в затылке, Мэтт коротко кивнул в сторону кухни. - Тебе, похоже, чертовски повезло, что ты женился на этой малышке. Она мне сразу понравилась.
- Мне тоже. Пошли, посидим на крыльце до обеда. У меня в кабинете есть бутылочка виски, прихватим и ее заодно.
- Разумная мысль. Тем более что виски у тебя что надо. Брови Джеймса взлетели вверх.
- Ах ты негодяй! А я-то считал, что ты распиваешь чаи! Хихикнув, брат умоляюще замахал руками.
- Да уж чая я выпил столько, что он у меня, того гляди, из ушей польется! Ладно, беги за виски, а я подожду тебя на крыльце и поболтаем по душам. Что называется, по-братски!
Они говорили, говорили, говорили, а потом их позвали за стол и оба накинулись на еду, как изголодавшиеся псы. Забывшись, Джеймс вдруг хлопнул брата по плечу, назвал сукиным сыном, и Элизабет тут же взвилась, точь-в-точь как незадолго до этого. Мэтью понимающе хмыкнул, а Джеймсу пришлось извиниться.
После обеда Элизабет подала им кофе и тот самый восхитительный сливовый пирог, рецепт которого унаследовала от матери. Джеймс с удовольствием наблюдал, как Мэтью одобрительно крякнул, запихнув в рот огромный кусок.
- Вы завтра пойдете с нами в церковь, Мэтью? - спросила Элизабет, снова устроившись в кресле.
От неожиданности тот поперхнулся и испуганно вытаращил глаза. Джеймс разразился оглушительным хохотом.
- Господи, - прохрипел шериф, стряхивая крошки с усов, - что за дикая идея?! Конечно же, нет. Я не ходил в церковь с того самого дня, как решил, что уже взрослый! - Элизабет открыла было рот, чтобы ответить, но Мэтью протестующе поднял руку. - Нет-нет, не надо, не то я соберу вещи и сегодня же вечером уберусь из Лос-Роблес.
Украдкой взглянув на жену, Джеймс улыбнулся: он мог бы руку дать на отсечение - она явно что-то замыслила.
В этот вечер братья засиделись допоздна, гораздо дольше, чем рассчитывал Джеймс. Но ведь они так давно не виделись!
Поднявшись в спальню, Джеймс обнаружил, что Элизабет крепко спит, и расстроился чуть ли не до слез. Впрочем, сам виноват - проболтал с Мэтью чуть ли не утра, а ведь сгорал от желания. Ладно, не будить же ее, решил он. И тут вдруг она проснулась. Быстро скользнув в постель, Джеймс поспешно стащил с нее рубашку и прижал податливое тело к себе, зарылся лицом в густые блестящие волосы и вдохнул знакомый божественный запах.
- Я рада, что ты вернулся, - шепнула она. Это было так неожиданно, что сердце Джеймса сладко екнуло.
- Элизабет, - выдохнул он и прижался к ее губам. - Я так скучал по тебе!
Она затихла и вдруг подняла на него мягко заблестевшие глаза.
- Я тоже, Джеймс.
Слова больше были не нужны. Желание, в огне которого он сгорал много дней, подхватило и понесло Джеймса, точно подхваченный ветром листок.
Утром, открыв глаза, он обнаружил, что Элизабет уже встала. Что ж, как всегда. Умывшись, Джеймс оделся и повел носом: тянуло ароматом жареной ветчины. Интересно, проснулся ли Мэтт, подумал он, направляясь на кухню, но увидел такое, от чего не скоро еще оправится, - с самым несчастным видом сидя за столом, Мэтью прихлебывая из кружки горячий кофе.
- Ни слова, - угрожающе прошипел он, заметив, как губы Джеймса растягиваются в ехидной усмешке, - скажи только слово, братишка, и я...
В словах, впрочем, не было нужды - все и так отражалось на лице Джеймса.
Поцеловав жену, он все смотрел и не мог насмотреться на диковинное зрелище - шериф Мэтью Кэган был полностью одет и готов отправиться в церковь.
Глава 9
Мэтью провел в Лос-Роблес целую неделю и вызвал в городе настоящее смятение, когда и в следующее воскресенье покорно отправился в церковь.
Преподобный Тэлбот, на которого деяния Элизабет явно произвели впечатление, догнав ее после службы, рассыпался в похвалах.
- Но Мэтью сам хотел пойти, - простодушно ответила она. - Я всего лишь отутюжила ему костюм, вот и все.
Вспоминая ее слова, Джеймс нет-нет, да и хихикал еще много времени спустя.
Наутро в понедельник Мэтью собрался уезжать, пообещав вернуться к Рождеству. Уже давно привыкший к отъездам брата, Джеймс даже и не пытался выяснить, куда тот направляется, а Элизабет, сколько ни старалась, тоже не смогла ничего из него вытянуть. И сейчас супруги с тяжелым сердцем вышли проводить его в путь.
- Спасибо за все, сестричка Элизабет, - расчувствовался Мэтью. - Особенно за заботу. А после ваших обедов на свою собственную стряпню мне и смотреть не хочется.
Смущенно потупившись, Элизабет протянула ему руку.
- Вы знаете, что вас всегда здесь ждут, Мэтью, - хриплым от волнения голосом произнесла она и, сурово сдвинув брови, добавила: - Берегите себя, одевайтесь теплее, слышите? На носу зима. Форму вашу я вычистила и отутюжила. И теплое белье выстирала, так что имейте в виду. И еще не забывайте, что вы джентльмен, чтобы, когда вы вернетесь на Рождество, мы могли бы вами гордиться, сэр!
Мэтью только вздохнул - он отлично все понял. Накануне Элизабет целый час читала ему мораль о том, какой грех человек берет на душу, когда пьет, играет в карты или водит дружбу с непотребными женщинами. Тогда ему лишь чудовищным усилием воли удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
- Да, мэм, конечно. - Обняв Элизабет, он расцеловал ее в обе щеки, и тут вдруг, невнятно пробормотав что-то о супе, который остался на плите, Элизабет вырвалась и молниеносно шмыгнула в дом.
Мэтью, невольно растрогавшись тем, что его суровая невестка не смогла сдержать слез, уже открыл было рот, но Джеймс многозначительно подмигнул и нахмурился.
- Извини, братец, но моя Элизабет не любит долгих прощаний.
Совсем сбитый с толку, Мэтью удивленно воззрился на него. Да он, никак, ослеп, его братец! Неужели он и впрямь считает, что все дело в супе?! Однако выражение лица Джеймса неопровержимо свидетельствовало, что так оно и есть, и Мэтью едва удержался, чтобы не дать этому олуху увесистый подзатыльник, дабы вправить ему мозги.
Само собой, скоропалительная женитьба брата вначале поставила его в тупик. Но, познакомившись со своей юной невесткой поближе, он только благодарил Бога за то, что тот надоумил Джимми взять эту девочку в жены. Впрочем, теперь, поглядывая на брата, Мэтью чувствовал себя на редкость неловко.
Вся беда в том, что очень уж они не похожи друг на друга. Элизабет - чопорная, сдержанная, всегда знающая, что правильно, а что нет, и рядом с ней Джимми... брызжущий энергией, жизнерадостный и беспокойный, как сам дьявол.
Мэтью с детства заботился о братишке, хотя и ненавидел это занятие всей душой. Впрочем, его не стоило особо винить: казалось, природа никогда еще не создавала столь пронырливого, хитрого и озорного создания, как Джимми.
Вместе с Натаном Кирклендом и Мэгги Вудсен они терроризировали всю округу.
Со временем Натан немного поутих, но Мэгги с Джимом все никак не могли перебеситься. Даже повзрослев, они не успокоились. Впрочем, теперь от детских забав они перешли к другим, куда менее невинным.
Эта парочка, казалось, не могла насытиться друг другом. Редкой ночью кто-нибудь из местных не набредал на них, когда, совсем обезумев при свете луны, они яростно предавались любви, точно животные, которым все равно, видят их или нет. Мэтью и сам не раз натыкался на безумцев и только удивлялся, есть ли на свете еще такие неистовые любовники, как Мэгги и его родной брат.
Узнав о смерти любимой, Джимми совсем потерял голову. Мэтью пришлось немало повозиться, прежде чем он пришел в себя. Порой шериф даже опасался за его рассудок. Наконец, немного оправившись, Джимми оседлал лошадь и поскакал в Лос-Анджелес, крикнув на прощание, что единственное его желание - это проводить любимую в последний путь. А когда Мэтью вернулся в Лос-Роблес, Джимми был уже женат на Элизабет.
На той самой Элизабет, при которой их дом стал точь-в-точь таким же, каким был при матери. Которая стряпала так, что у мужчин голова шла кругом. Которая шипела на них как разъяренная кошка, и держала их в узде, и следила, чтобы они хорошо себя вели, и... и пела как ангел.
Проклятие, они такие разные, эти двое! Оставалось только надеяться, что в конце концов им удастся поладить.
- А теперь послушай-ка меня, парень. - Мэтью потянул брата за рукав. - Тебе повезло... ты сам не понимаешь, как тебе повезло, так что смотри, заботься о ней хорошенько!
- Конечно, - надулся тот. - Я и так забочусь о ней, разве нет? Для чего бы я тогда на ней женился?
- Вот и ладно. И постарайся, чтобы так и было и впредь.
Иначе я возьму в руки старый мушкет и размажу тебя прямо у крыльца папашиного дома!
Джеймс, который за последние шесть лет решил, что забота о чести и достоянии рода Кэганов его и только его дело, кичливо вздернул подбородок:
- Моего дома!
Пожав плечами, Мэтью спустился с крыльца.
- Какая разница?
Джеймс проводил брата к тому месту, где уже ждал на привязи его жеребец по кличке Уродина. Завидев хозяина, тот радостно заржал.
- Прекрати бесноваться, старый черт, не то отведу тебя к Денни и тот скормит тебя собакам!
И вот настала минута, которую оба ненавидели всей душой. Джеймс обвинял Мэтью за то, что того не волнуют дела рода Кэганов, и Мэтью втайне чувствовал себя виноватым, ибо не в силах был расстаться с любимым делом. Шагнув к Джеймсу, он порывисто сжал его в объятиях.
- Береги себя, братишка. И Элизабет. Она девчонка что надо, Джимми. Мама с папой полюбили бы ее, если бы были живы.
- Знаю. Ты тоже береги себя, Мэтт. Ждем тебя к Рождеству.
- Угу.
- Теперь, когда в доме хозяйка, думаю, у нас будет настоящее Рождество.
- Я постараюсь.
Хлопнув брата по плечу, Мэтт вскочил на Уродину, и тот, почувствовав немалый вес хозяина, зафыркал и заплясал.
- Проклятый ублюдок, - нежно проворчал Мэтт, похлопывая жеребца по шее. - Понять не могу, чего я так долго тебя терплю?!
- Может, он тоже порой спрашивает себя об этом? - хмыкнул Джеймс.
- Держу пари, ты угадал, - с усмешкой ответил Мэтью, - да только хозяин здесь я, а не он, верно? - И, приподняв на прощание шляпу, послал коня в галоп.
Первый понедельник октября выдался на редкость теплым и погожим. Правда, сильный ветер едва не сбивал с ног, и Джеймс, проехав милю к пастбищу, куда его люди сгоняли предназначенный на продажу скот, поколебался, а потом повернул коня и поскакал домой.
- Бет! - крикнул он, въехав во двор.
Ее увенчанная сомбреро темноволосая головка маячила среди пышной зелени помидоров. Спрыгнув с лошади, Джеймс рванулся к ней.
- Джеймс! - Завидев мужа, Элизабет устремилась к нему. - Что случилось?
Сам не понимая, как это произошло, Джеймс вдруг с удивлением обнаружил, что держит жену на руках.
- Ничего не случилось, милая. Просто решил оторвать тебя от работы. Давай устроим пикник?!
- Что?!
- Погода-то какая чудесная! Боюсь, это последний погожий денек, которым природа решила нас побаловать. А потом настанет зима. - Он радостно закружил Элизабет. - Давай возьмем с собой корзинку с едой и просто немного посидим у реки.
- Джеймс... - с укором сказала она, будто он был не мужчиной, а неразумным ребенком.
Но он был начеку.
- А что такое? Давай-ка беги в дом и собери поесть, да побольше, а я запрягу лошадей и буду ждать тебя через двадцать минут.
- Джеймс Кэган, о каком пикнике идет речь, - возмутилась Элизабет, - когда у меня еще полно дел?! - Впрочем, он давно к этому привык. Такая уж она была, его Элизабет, - то смирная и кроткая, как мышка, то ни дать ни взять разъяренная львица. - Надо собрать и закатать помидоры, - затараторила она, - снести кукурузу в подвал, да я еще поставила тесто, чтобы напечь хлеб на всю неделю, да замочила бобы к ужину, да еще...
Приняв величественную позу, Джеймс прижал руку к сердцу:
- «Я, Элизабет Мэри Бек, клянусь любить, почитать и повиноваться...»
Элизабет осеклась на полуслове.
- Очень хорошо!
- Двадцать минут! - напомнил он и захохотал что было мочи, пока Элизабет, возмущенно ворча себе под нос, взбегала на крыльцо и с грохотом хлопала дверью.
С удовлетворенным вздохом Джеймс закинул руки за голову и улыбнулся, глядя в небо, по которому весело бежали облака.
- Ну, признай, что я был прав, милая, - победоносно заявил он, покосившись на сидевшую на одеяле Элизабет. Похоже, их импровизированный пикник удался.
- Было очень мило, - согласилась она, вертя в руках цветок. Странно, похоже, в этих местах все цветет круглый год. Втянув в себя сладкий аромат, Элизабет окинула задумчивым взглядом реку Санта-Инес, лениво катившую свои воды. А вокруг, сколько хватало глаз, росли могучие сикоморы.
Казалось, они заполнили собой всю долину, кичливо бросая вызов исполинским дубам.
- Не знаю, о чем еще и мечтать, - восторженно проговорил Джеймс, прикрывая глаза. - Полный желудок, погожий день - валяйся себе и ничего не делай. - Украдкой взглянув в сторону Элизабет, он лукаво прищурился. - Хотя нет, в такой день мужчина может пожелать еще кое-что...
Элизабет не сразу поняла, о чем он, а потом жарко покраснела.
- Джеймс Кэган, как не стыдно?! Среди бела дня!
- М-м-м, - промычал он, касаясь ее колена, - зато какого дня!
Она с негодованием отбросила его руку и встала.
- И можно сказать, у всех на виду!
- Угу, - с ленивой усмешкой согласился он и похлопал по нагретому солнцем одеялу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44