Впрочем, Элизабет уже успела понять, что все в жизни имеет свой конец.
- Как ты добралась домой? - спросил Джеймс.
- Меня привез Вирджил Киркленд, - ответила она, невольно сжавшись от боли, звучавшей в его голосе. Жаль его: она-то все в конце концов переживет, а что будет с ним?
- Вирджил... Ну что ж, ладно. - Я сварю кофе. - Элизабет двинулась к плите.
Джеймс неловко откашлялся.
- Прости, Бет... Прости, что бросил тебя одну. Она поставила кофейник на огонь.
- Ничего страшного, Джеймс.
- Я очень виноват перед тобой... и не только поэтому, - продолжил он. - Я нарушил свою клятву, ту самую, что дал тебе, когда мы венчались. Элизабет... - вдруг с болью выкрикнул он, - я был с другой!
Упав, с грохотом покатилась по полу крышка кофейника, но Джеймс так и не поднял глаз. Он и без того знал, что ранил Элизабет в самое сердце.
- Прости, Бет. Даже если не сможешь простить, знай: я глубоко раскаиваюсь. И клянусь, это никогда не повторится. Мне хотелось бы, чтобы ты поверила - это чистая правда, Бет.
Она долго молчала. Но наконец, прикрыв глаза, Джеймс услышал ее хриплый голос:
- Я готова простить тебя за то, что ты нарушил клятву, данную мне. Та же, что ты принес перед алтарем... это твое и Божье дело. Проси прощения у него.
- Хорошо, - едва слышно пробормотал он. - Спасибо, Элизабет.
Загремел кофейник.
- Эта та самая женщина, что была в дилижансе? - тотчас спросила она.
- Да. Это была Маргарет Вудсен. Элизабет опешила:
- Маргарет Вудсен?! Та самая?.. - Да.
- Она жива! - беззвучно ахнула Элизабет.
- Да. - И пока Элизабет варила кофе, Джеймс в двух словах пересказал ей историю Мэгги. К тому времени как его рассказ подошел к концу, они вновь сидели друг против друга.
Повисло тягостное молчание, и вдруг Элизабет в панике поняла, что Джеймс ждет ответа. Мысли вихрем закружились у нее в голове. Это конец, вяло подумала она. Вскоре Джеймс уйдет из ее жизни и она вновь останется одна. Одна в целом мире.
Но разве одиночество может сравниться с жизнью, в которой никогда не будет Джеймса?! При одной этой мысли ее бросило в дрожь.
Но он ждал, и Элизабет решилась:
- Я очень рада за тебя, Джеймс. Должно быть, ты счастлив, верно?
Он был настолько поражен, что машинально кивнул. Воцарившееся было молчание снова прервала Элизабет:
- И что теперь? Чего ты хочешь?
- Что?.. - поразился Джеймс. - Теперь слово за тобой! Она растерянно заморгала:
- А я-то тут при чем?
- Что ты хочешь этим сказать, ради всего святого?! Ведь ты моя жена!
Элизабет могла только удивляться царившему в ее душе ледяному спокойствию.
- Только пока не было мисс Вудсен, - заметила она. - Будь она жива, ты никогда бы не женился на мне.
- Но я ведь не знал этого, правда?
- Да. - Она встала. - Ты проголодался?
- Не надо, - сердито буркнул он. - Перестань, Бет. Потом можешь делать все, что хочешь, а сейчас нам нужно поговорить. Мне нужно, понимаешь?
Она не колеблясь встретила его взгляд.
- Нет. По-моему, тебе нужно принять решение, Джеймс.
- Мне нужно, чтобы ты хоть что-то чувствовала, черт возьми! - взорвался он, преградив ей дорогу, когда она двинулась к двери. - После всех этих лет, после смерти Джонни... Неужели все это для тебя ничего не значит?! Неужто и я для тебя ничто, пустое место?! Ну, пусть ты не любишь меня, но хоть что-то ты должна чувствовать!
- А какое это имеет значение? - печально спросила она.
- Ты - моя! - яростно взревел он. - Моя жена! Если бы другой мужчина попробовал отобрать тебя у меня, я бы убил его собственными руками! Будь ты сейчас на моем месте, я бы знал, что делать!
- Но почему, Джеймс? - Потому что ты моя! - закричал он.
- А этот стол, - она указала на него, - он ведь тоже твой! И стул. И чашки. Из-за них ты бы тоже убил?
- Чушь! Конечно же, нет!
- А почему? - равнодушно поинтересовалась она. - Какая разница? Чем я отличаюсь от них? Ты ведь не любишь меня, верно? Так, как твой отец любил твою мать. Так что я здесь тоже вроде мебели... как стул, как стол. Вот и все, никакой разницы!
Джеймс уже открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг почему-то смешался и опустил глаза.
Взглянув на него, Элизабет вздохнула.
- Я приготовлю завтрак.
Вскоре они пришли к молчаливому соглашению. Каждый вечер, приняв ванну и переодевшись, Джеймс брал шляпу и уезжал из Лос-Роблес. Порой он возвращался домой в темноте, но иногда - уже под утро, как раз к завтраку, который Элизабет по привычке готовила для него. Побрившись и переодевшись, он уезжал на работу, а вечером все повторялось снова.
Все ночи он проводил с Мэгги в ее доме на Вудсен-Хиллз. Они не занимались любовью - просто шутили, смеялись, вспоминали прошлое, а порой опять, как в юности, сломя голову носились верхом. Каждый вечер в элегантной, обставленной еще ее отцом столовой их ждал изысканный ужин. Молчаливые слуги, казалось, с радостью встретили свою молодую хозяйку.
Сидя рядышком, Мэгги с Джеймсом неторопливо ели, наслаждаясь разговором, а свет свечей, которые хозяйка всегда предпочитала лампам, мягко падал на их лица. И много пили - перед обедом шерри, за обедом вино, а потом бренди. За годы жизни с Элизабет Джеймс почти отвык пить, и теперь большей частью вечер заканчивался тем, что, опьянев, он засыпал на диване в гостиной Мэгги.
Что об этом думала сама Мэгги, Джеймс не знал, хотя и подозревал, что она изрядно удивлена, ведь раньше он пил куда больше и никогда не терял головы. Обычно она укрывала его одеялом и уходила, а утром он ее не видел. Но так даже лучше, с немалым облегчением думал Джеймс.
Он уже потерял счет ее попыткам заманить его в постель. Похоже, его стремление не нарушать супружеской верности только подстегивало Мэгги. Но даже тогда Джеймс не мог не заметить во всех ее атаках дешевой патетики. Да, она была по-прежнему прекрасна и соблазнительна, но он больше не хотел ее. И дело даже не в рубцах, обезобразивших ее тело. Просто по сравнению с восхитительно округлым телом Элизабет красота Мэгги тускнела и она становилась похожей на чересчур вытянувшуюся девочку-подростка.
И все же, все же... Джеймс безумно изголодался по женской руке, которая трепетала бы в его ладони, по воркующему женскому смеху, переливчатому и нежному, как пение горлинки по весне, по возможности поделиться самым сокровенным - и все это Мэгги щедро дарила ему.
И это, пожалуй, было самым главным. Только потеряв Мэгги, Джеймс понял, как много значили для него их бесконечные разговоры.
Он старался не думать об Элизабет, слишком это было тяжело. Джеймс любил Мэгги, нуждался в ней... и при этом отчаянно желал Элизабет, желал, как никогда прежде. Он мечтал, что подхватит ее на руки и отнесет в постель, чтобы любить там много ночей, пока не утолит свой лютый голод. Но даже когда он возвращался домой засветло, а потом долгие часы лежал рядом с ней, даже тогда он не осмеливался коснуться ее, изнемогая под гнетом непонятного ему чувства - то ли гнева, то ли вины.
А Элизабет не жаловалась. Спокойно занималась своими делами, будто это не ее муж проводил все ночи вне дома, с другой женщиной. Будто она заранее смирилась и чуть ли не ждала того, что неизбежно должно было произойти.
«А когда это случится, - мрачно думал Джеймс, - она не проронит ни единой слезинки». Элизабет есть Элизабет. Ни одной слезы - по бедному Джону Мэтью, ни одной слезы - по нему.
И, зная это, он презирал себя за свою слабость, за то, что по-прежнему желал ее.
Шли недели, и искры гнева и обида, тлевшие в его душе, разгорались все ярче. Так в сухом лесу крохотный огонек ждет только порыва ветра, чтобы превратиться в ревущее пламя.
Но, думая, что Элизабет спокойно спит по ночам, Джеймс жестоко ошибался.
По правде говоря, вряд ли она проспала хотя бы несколько часов подряд за то время, что прошло с их последнего разговора.
Порой она бодрствовала чуть ли не до утра, выдумывая себе множество всяких дел, чтобы с ее уходом у Джеймса не возникло никаких неудобств. Она варила варенье, консервировала и заготавливала впрок овощи. Банка за банкой выстраивались в кладовой, а в коптильне с потолка в ряд свисали аккуратные связки колбас и свиные окорока. Вся одежда Джеймса была заштопана и приведена в порядок. Детские вещички, вплоть до простынок и одеялец, убраны на чердак вместе с игрушками, которые так любовно чинил Джеймс.
Этим она заполняла свои одинокие ночи, стараясь не думать о том, что сейчас делает муж.
И еще она плакала. Совершенно одна в пустом доме, сидя в темноте, Элизабет плакала и ломала голову над тем, что же ей делать. По всей видимости, именно ей нужно сделать последний шаг - дать мужу свободу. Другого пути она не видела.
Каждую ночь, лежа в постели, она ждала, когда внизу раздадутся его шаги. И в те редкие ночи, когда он возвращался, она делала вид, что крепко спит, отчаянно надеясь почувствовать его руку на своем плече, хотя бы только раз перед тем, как наступит конец.
И вот как-то ночью на лестнице послышался непонятный шорох. Элизабет прикрыла глаза, но что-то вдруг встревожило ее. Она рывком села и прислушалась.
Что-то было не так. Шорох, нет, шаги... Но шаги были совсем непохожи на шаги Джеймса. Кто бы это ни был, он спотыкался, с трудом карабкаясь по ступенькам, и шумел на весь дом.
Трясущимися руками зажигая лампу, Элизабет в страхе гадала, куда Джеймс убрал свои ружья.
Дверь распахнулась в тот миг, когда она коснулась ногой пола. И в дверном проеме она увидела того, кого меньше всего ожидала, - собственного мужа! Но в каком виде!
- Джеймс!
Ей показалось, что он вот-вот рухнет, однако он каким-то образом ухитрился зацепиться за дверь и удержаться на ногах.
- Не спишь, Элизабет? - заплетающимся языком пробормотал он. - Или проснулась? А, понимаю, поджидаешь меня, так?
- Что?.. - протянув руки, она слепо шагнула к нему.
- Не прикасайся ко мне! - злобно рявкнул он, отшвырнув ее в сторону. - Не хочу, чтобы ты даже дотрагивалась до меня!
- Да ты пьян! - ошеломленно прошептала она.
- Это верно. - Глаза его остекленели. - Ну что, будешь ворчать, мисс Ханжа? Собираешься устроить мне головомойку из-за нескольких глотков?
- Ох, Джеймс, ложись-ка ты в постель!
- Не смей до меня дотрагиваться... не то еще заморозишь своими ледяными руками! У-у-у, ледышка несчастная! - Он вдруг неожиданно разъярился. - Я сказал, что ты ледышка! Слышишь? Держись от меня подальше!
- Тебе лучше лечь, - дрожащим голосом пролепетала Элизабет.
- Сказал, не дотрагивайся до меня! - Его качнуло в сторону, и он чуть было не свалился на пол.
Элизабет только в ужасе замолчала. Схватившись за комод, Джеймс с трудом обернулся и посмотрел на нее сузившимися глазами.
- Она сказала, что бросит меня, - в голосе его звенели слезы, - все время говорит об этом. - Постояв немного, будто собираясь с силами, он опять поднял на Элизабет помутившиеся глаза. - Она хочет бросить меня, пони - маешь ты или нет?!
- Ох, Джеймс! - простонала Элизабет. - Не надо!
- Все из-за тебя! - прокричал он. - Из-за тебя она хочет уехать! Потому что я женат на холодной суке... понимаешь ты, черт возьми?!
Он неуверенно шагнул к ней, и перепуганная насмерть Элизабет, дрожа, прижалась к стене.
- Боже, - прохрипел он, увидев слезы на ее лице. - Боже мой! - Повернувшись, Джеймс с яростью набросился на ни в чем не повинный комод, с грохотом затряс тяжелые ящики. - Будь я проклят! - В тишине слышалось только его хриплое дыхание. - Как меня угораздило связаться с тобой? - горестно воскликнул он. - Как меня вообще угораздило связаться с такой сосулькой? Да еще жениться! Ты когда-нибудь лежала в постели с сосулькой, а, Элизабет? Просто уму непостижимо! - Он потряс головой. - Но теперь точка! Кончено, Элизабет! - Шатаясь, он двинулся к двери. - Больше я не намерен спать с холодной, бездушной стервой! А ты... ты можешь заморозить себя до смерти, если угодно, мисс... мисс Ледяная Добродетель!
Качнувшись вперед, он со всего размаху ничком рухнул на пол.
- Джеймс! - ахнула Элизабет, слишком напуганная, чтобы подойти. - Подожди, я помогу тебе!
Он не ответил - просто молча лежал, вжимаясь лицом в ковер. Все тело его сотрясалось от рыданий, и Элизабет наконец с пугающей ясностью поняла, что он плачет.
Опустившись возле него на колени, она осторожно коснулась его руки.
Вздрогнув, он поднял голову. С помощью Элизабет, подставившей плечо, ему кое-как удалось встать.
Навалившись на нее всем телом, он не стесняясь плакал, пока она вела его в другую комнату.
- Я любил тебя, - пьяно всхлипывал он, и Элизабет решила, что муж принимает ее за Мэгги. - Я любил тебя, а ты? Почему... почему ты не любишь меня?
Она помогла ему раздеться и уложила в постель, встав на колени, чтобы стащить с него башмаки.
- Почему ты не любишь меня? - пробормотал он, закрывая глаза. - Я-то ведь любил тебя! А ты нет. И никогда не любила. Никогда я не был тебе нужен. Никогда... никогда.
Промокнув свои слезы рукавом сорочки, Элизабет осторожно вытерла мокрое лицо Джеймса.
- Ш-ш-ш, - прошептала она, словно он был обиженным ребенком, а не пьяным мужчиной. И ласково провела рукой по взъерошенным волосам. - Тихо, тихо.
- Я любил тебя, - пробормотал он и судорожно всхлипнул. - Любил, - повторил он еще раз, прежде чем уснуть.
Глава 16
- Никогда в жизни, - покачал головой Вирджил Киркленд, - никогда в жизни, уж вы меня простите, не слышал ничего более абсурдного. А Джим знает, что вы здесь, мэм? Потому что в противном случае, предупреждаю откровенно, я расскажу ему слово в слово то, что услышал от вас. А если знает, так я сию же минуту отправлюсь в Лос-Роблес, чтобы высказать ему, что я думаю о человеке, который позволяет своей жене разъезжать по всей округе в одиночестве, да еще с такими дикими планами в голове.
- Джеймс ничего не знает, - отозвалась Элизабет. - Он бы никогда мне не позволил. Я сама решила приехать.
- А вот это, миссис Кэган, не только глупо, но еще и опасно. Вы хоть представляете, как разозлится Джим, когда узнает?! И правильно сделает.
Элизабет и бровью не повела.
- Я что-то не совсем поняла вас, сэр. Так вы поможете мне получить развод или нет?
- Не желаю даже обсуждать с вами эту тему, - коротко буркнул Вирджил Киркленд. - То, что вы предлагаете, не только глупо, но и противозаконно. Подумайте только, что произойдет, когда всем станет ясно, что вы получи - ли развод на ложных основаниях!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44