– Следуй за мной, я хочу, чтобы ты кое-что послушала.
– Простите?
– Не спорь, – сказал он, твердо ухватив ее и таща за собой по коридору, устланному ковровой дорожкой, в глубину квартиры в самодельную студию звукозаписи. – Садись и слушай.
«Интересно, за кого он ее принимает, что так по-хозяйски покрикивает на нее?»
– Мистер Берн, – сказала она, – у меня нет времени слушать вас. Я стараюсь все устроить сегодня вечером как можно лучше и должна следить, чтобы приготовления шли как следует.
– Но это, черт возьми, моя квартира. И я сегодня выступаю на этой хреновой вечеринке, так что садись и слушай.
Он говорил точь-в-точь как Нейчур. Наверное, они действительно пара, раз говорят к тому же с одинаковым лондонским акцентом.
Она неохотно села на стул, а он подошел к системе и нажал пару кнопок. И комната вдруг наполнилась звуками.
Она сразу же узнала голос – этот манящий, хриплый, самоуверенный голос. Ей, наверное, было тринадцать, когда Берн появился на виду и взял Америку штурмом своей знаменитой, своей единственной песней «Пропащие дни и безумные женщины».
Теперь это была песня о любви, но не романтического плана, она была груба и жестка и называлась «Женщина-змея».
– Послушай и скажи, что думаешь об этом, – сказал Эмерсон, шагая взад-вперед по комнате.
Она пристально смотрела на его обтянутые кожей ноги.
– А какое это имеет значение, что я думаю?
– Но ты же публика, – сказал он, говоря медленно и тщательно выговаривая слова, словно она была идиоткой. – Ты девушка с улицы. Ты не станешь целовать мне задницу, а скажешь все, как есть. – И он повернул усилитель, и от шума и грохота она едва не выскочила вон. Но слова взбудоражили ее чувства.
Она любит меня за деньги.
И любит меня за силу.
И даже чертовски любит за большую автомашину.
Змея, женщина-змея.
И любит, конечно, за рок-н-ролл.
Змея, женщина-змея.
Но есть у нее цель:
О, да! У нее цель одна:
Монеты, монеты,
Секс и конфеты.
Вот ее цель:
Монеты, монеты,
Секс и конфеты.
Ко мне же эта шлюха холодна!
Песня явно не принадлежала к числу лучших.
Он снял звук и уставился на нее:
– Ну?
– Это… о'кей, – сказала она и пригладила юбку.
– «О'кей», – повторил он, – «о'кей», – словно это было ругательство. – Ты что, оглохла? – И он повысил голос: – Это мой новый гвоздь, клянусь Христом. Это же мой новый, замечательный хит!
«Очевидно, правда его не интересует. Может быть, надо было соврать и сказать, что лучше у него еще ничего не было? Да, к черту, почему я должна врать?»
– Мне не понравилось, – сказала она. – Мне не нравится, что вы называете женщин шлюхами. И если это песня о любви, то почему в ней так мало нежности?
– А ты кто такая, черт тебя побери! – закричал он. – «Женщина-змея» – одна из моих лучших записей.
– А вы кто такой сам, черт возьми, – яростно ответила она. – Я вам не какая-нибудь бессовестная прихлебатель-ница, которая обязана восхищаться всем, что вы делаете. Я думаю не так. Вы спросили, что я думаю, и получили ответ.
– Убирайся, к черту отсюда, – рявкнул он. – Ты только в дерьме понимаешь.
Она была просто в бешенстве, но что она могла поделать. Сейчас должна начаться вечеринка, и ей надо проследить, чтобы все сошло гладко.
Стараясь сохранить чувство собственного достоинства, она вышла.
– Я знал, что все пройдет удачно.
Лорен оглянулась и увидела Джимми Кассади, который несколько недель тому назад приглашал ее на свидание.
– Привет, – сказала она, радуясь, что видит дружеское
лицо.
– Привет, – ответил он, улыбаясь. Она попыталась наладить разговор:
– Как ты думаешь, Сэмм была удивлена?
– Удивлена? – засмеялся он. – Да нет, скорее, взбесилась.
– Наверное, это не очень приятно, когда тебе сорок.
– Сорок? – засмеялся он еще громче. – Так ты думаешь, что ей исполнилось сорок? Да ей полсотни.
– Что? – изумилась Лорен. – Но она так не выглядит.
– Да ей и сорока нельзя дать, – сказал Джимми. – Сэмм – феномен. Ты видела ее фото, когда она была манекенщицей?
– Нет.
– Динамит, а не женщина!
Лорен обвела взглядом гостей, толпившихся в комнате. Большинство приехало вовремя, и когда Сэмм появилась с Селиной по одну руку и с Эмерсоном по другую, они все дружно вскричали «Сюрприз!» как раз, когда надо было. И теперь все шло так хорошо, что она стала подумывать, как бы потихоньку улизнуть.
– А какая у тебя история? – спросил Джимми, закуривая сигарету.
Она обернулась и оглядела его. Ему было немного за тридцать. Он был невысок и жилист, лицо узкое, волосы на макушке уже поредели, но длинные. Он завязывал их «конским хвостом». Носил очки, как Джон Леннон, и тесные синие джинсы. Джинсы эти немедленно напомнили ей о Нике.
Но она сурово выбросила из головы воспоминания о НикеАнджело.
– У меня нет никакой истории, – сказала она, решив, что лучше уйти через кухню: так ее никто не заметит.
– Но у каждого есть своя история, – ответил он доверительно, – и мне интересно узнать твою.
Она пожала плечами:
– Девушка из маленького провинциального городка, приехала в Нью-Йорк, получила работу. Вот и все.
– Нет, ты о себе гораздо больше можешь рассказать. Я сразу же это понял, когда приглашал тебя пойти со мной.
– А ты, наверное, не привык, чтобы твои приглашения отвергались?
Он затянулся и посмотрел на нее раздумчиво.
– Ты не замужем, нет? – И внимательно посмотрел на ее левую руку, но кольца там не обнаружил.
– Нет, я не замужем! – ответила она с вызовом.
– С кем-нибудь в прочных отношениях? Но я как-то ни с кем тебя не видел.
– А я ни с кем не встречаюсь.
– Но тогда почему же мы не можем бывать где-нибудь вместе?
Хороший вопрос, но она вовсе ничего не должна объяснять.
– А тебе не приходило в голову, что я могу этого не хотеть? – спросила она в надежде окончить разговор.
Но ему это не хотелось.
– Ты со мной не хочешь или вообще всем говоришь одно большое «нет»?
– Я ухожу, – сказала она и прибавила: – Все идет, как надо, и я им больше не нужна.
– Это ты все организовала?
– Да, я, – и она стала продвигаться в направлении кухни. Он пошел за ней.
– Ты все очень хорошо сделала, но лучше останься еще ненадолго.
– Зачем?
Он указал в дальний конец комнаты:
– Потому что Селина сейчас будет убивать Нейчур. Только погляди.
Лорен взглянула. Нейчур почти легла на Эмерсона Берна, который развалился на. кушетке, вытянув вперед ноги, обтянутые кожаными легинсами. Ее пронзительный смех заглушал все остальные голоса.
Селина стояла за ним. На ней было струящееся шифоновое платье, а кошачьи глаза не предвещали ничего доброго.
– Меня это не касается, – ответила Лорен.
– Как же так? – спросил Джимми. – Ты же известна у нас как человек, способный разрешить все проблемы.
– Я?
Он усмехнулся:
– Знаешь, как тебя зовут заглазно?
Ей уже надоел разговор:
– Наверное, ждешь не дождешься, чтобы сообщить мне об этом?
Он явно забавлялся:
– Мисс Д.
Она почувствовала раздражение:
– Мисс Д.? Что это значит? Он рассмеялся:
– Мисс Деловая.
– О, премного благодарна, – сказала она, не слишком польщенная комплиментом.
А он развивал тему:
– И это так, правда? Ты исполняешь все и для всех. Ты сумела стать незаменимой. Сколько ты здесь работаешь? Три месяца? Другие делопроизводители тебя просто обожают. И, держу пари, Пиа, наверное, уже опасается насчет своего места.
«Как это он умудрился так хорошо все понять?»
– О чем ты говоришь?
Он ткнул окурок в ближайшую пепельницу.
– Я говорю о тебе. Из тебя вышел бы идеальный личный секретарь, и не думай, что Сэмм этого не замечает, потому что мадам видит все.
– Я не целюсь ни на чье место, – сказала Лорен. – Я абсолютно удовлетворена тем, что сейчас делаю.
Он внимательно посмотрел на нее через свои джон-лен-нонские очки: – Неужели?
– Да, – ответила она с вызовом и уже совсем было направилась к кухне.
– Ах ты, черт возьми! – воскликнул он.
– Что такое?
– Да ты только взгляни на них!
И она взглянула на Селину, Нейчур и Эмерсона как раз вовремя, чтобы увидеть, как Селина медленно и тщательно вылила стакан шампанского на голову Эмерсона.
– Пусть сами разбираются, – сказал он, кладя руку ей на плечо на всякий случай: а вдруг и эту проблему она бросится устранять. – Они все это решат промеж себя.
Эмерсон Берн вскочил на ноги и даже пошатнулся от изумления, а шампанское медленно капало у него с лица.
– Ты, глупая корова, дрянь, – заорал он, – ты испортила весь мой внешний вид!
– Ага, – поддержала его Нейчур, – посмотри, что ты наделала!
– Не вмешивайся ты, проститутка! – заорала в ответ Селина.
– Как ты меня назвала? – завопила Нейчур.
И прежде чем им успели помешать, они вцепились друг в друга, как дикие кошки, и рвали друг на друге волосы, платья, серьги – одним словом, все, что попадалось под руку.
А Эмерсон не позволял никому и приблизиться к ним.
– Пусть их, – орал он весело, – вот это и есть гвоздь программы!
– Пойдем, – сказал Джимми, беря Лорен за руку, – я тебя провожу.
И прежде чем она успела возразить, он протиснулся вместе с ней к двери, и они выскользнули в ночь.
41
Синдра в ярости металась по квартире:
– Кто-то здесь был. Глазам своим не верю! Ты только погляди, Рис, смотри, вот окурки в пепельнице и прожженная дыра на ручке дивана!
– И даже кое-что похлеще, – крикнул Рис из спальни, где он тоже делал осмотр. – Вместо того чтобы взять наше барахло, они оставили свое.
– Что? – сказала она, войдя в спальню.
Да, действительно, в спальне стоял чемодан, набитый одеждой. Она начала разглядывать.
– Ничего не понимаю, – сказал Рис, доскребывая подбородок.
– А я поняла, – сказала Синдра, вытаскивая джинсы. – Это барахло Ника.
– А кто этот Ник?
– Я тебе рассказывала, это мой брат.
«Черт возьми, – подумал Рис. – Родственники. Только этого мне не хватало».
– Но как же он сюда проник? И где же он сам?
– Ну, я знаю, что он сделал, он влез в квартиру, открыв замок. Нет ли где записки?
– Ничего себе, открыл замок и влез в чужую квартиру, – проворчал Рис.
– Да, такой, как ты, не влез бы! Он пожевал губами:
– Давно ты с ним не виделась?
– Да уже почти четыре года.
И воображение Риса бурно заработало: у Синдры, его чер-номазенькой красотки, брат, наверное, выше шести футов ростом и черный, как гуталин. И, похоже, он собирается душу из него вытрясти.
– С родственниками надо поосторожнее, – предупредил он.
Она сердито взглянула на него:
– Ник – мой брат. Я люблю его.
– Ладно, – сказал Рис, все же надеясь, что брат, может быть, не появится, – ничего не поделаешь. Я поставлю его чемодан в кладовку, подождем, может быть, он тебе позвонит. Но помни одно, медочек, если он позвонит – а у меня есть опыт по этой части, – не очень-то нежничай с родственниками, потому что они приезжают в гости, а в результате от них никогда не отделаешься.
– Спасибо, я воспользуюсь твоим советом, – ответила она язвительно, – и выброшу моего собственного брата на улицу, в надежде, что он больше не будет ко мне приставать.
Если бы они были женаты подольше, то Рис мог бы ей врезать, он не одобрял языкастых женщин. Но он знал, что женщину можно ударить только тогда, когда она уже не в состоянии от тебя уйти, а так как они только что поженились, она может сразу же бросить его, и что тогда ему светит, что будет с денежками, которые он истратил на уроки пения, платья и все остальное?
– У меня встреча, – сказал он, надевая шляпу.
Она не ответила. Ее слишком занимала мысль о том, где же может быть сейчас Ник.
Во второй вечер своей работы в фирме «Великолепные лимузины» Ник опять поехал в аэропорт. На этот раз его пассажиркой была близорукая женщина – режиссер с короткой стрижкой и дурным характером, Джулия «какая-то». Она сидела в пассажирском отсеке, дула колу и без остановки говорила по портативному телефону.
Когда они добрались до Бель Эр, он запутался во множестве дорог на холмах, и она стала на него орать и всячески обидно ругаться, предполагая его мужскую неполноценность. Он едва удержался, чтобы не выбросить ее из машины, но мудрость превозмогла обиду.
Когда они подъехали к ее дому, настроение у нее изменилось, и она пригласила его зайти.
– Зачем? – спросил он.
У нее был дикий взгляд и скверно пахло изо рта.
– Переспим.
– Я весьма сожалею, но у меня есть кое-что поинтереснее. «Сладкая месть. Но он бы не стал с ней спать, даже если бы у него были искусственные принадлежности». Вот так великолепно и шло время в Лос-Анджелесе. Он опять переночевал в мотеле, а утром позвонил Синдре.
– Ник! – закричала она в возбуждении. – Я как раз жду твоего звонка, я знала, что ты сейчас позвонишь. Я порылась в твоем чемодане. Естественно, пришлось выстирать все твое белье, грязная ты свинья. Ничего не изменилось, все, как прежде, а?
– Где ты пропадала? – спросил он. – Я проделал такой длинный путь, а тебя не оказалось дома.
– А где ты сейчас?
– В каком-то дерьмовском мотеле на Голливудском бульваре.
– Немедленно приезжай. Ты будешь жить у нас с Рисом. Давай быстрей, я приготовлю тебе завтрак.
– С каких это пор ты готовишь?
– Но ведь это Калифорния. Я достаю тесто из холодильника, кладу в тостер, и, пожалуйста, вафли готовы. И тебе они понравятся.
Он постарался добраться как можно быстрее и припарковал машину прямо на улице.
Она набросилась на него в дверях, прыгая от радости и волнения. Крепко обняв его, она втащила Ника в квартиру.
– Значит, это ты был, да? Это ты влез к нам? Он ухмыльнулся:
– Ну а что же оставалось делать? Тебя нигде не видать, поэтому я здесь переночевал, а когда опять пришел на следующий день, управляющий меня не впустил.
Синдра хихикнула:
– Да, с Растом шутки плохи. Это просто дикарь.
Они направились в крохотную кухоньку, где она налила ему кофе и стала печь в тостере свои замечательные вафли.
– Ну так где же ты была? – опять поинтересовался он.
– Догадайся, – сказала она, счастливо улыбаясь. Но он никогда не любил играть в угадайку.
– Я не способен на это.
Она глубоко вздохнула и ответила:
– Я выходила замуж. «О, вот это да!»
– Замуж?
– Да, мы с Рисом поехали в Лас-Вегас и там поженились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74