Толстяк, который спал стоя по его ле
вую руку, разлепил глаза и прохрипел:
Ц Пошли на боковую…
Ц Мне бы со своими… Ц попросил Топорик, но толстяк уже шел, переваливаяс
ь с ноги на ногу, потирая отвислые бока и бормоча что-то на ходу.
Мальчику отвели место в углу барака, на чьих-то нарах. На голые доски брос
или волчью жесткую и желтую шкуру Ц постелили постель. Лакнийцы не прив
ыкли к роскоши, да и своих гостей комфортом не баловали.
В бараке было пусто. Пока он ел, воины небольшими кучками прошли к воротам
и теперь, негромко гомоня, выстраивались там в несколько длинных шеренг.

Толстяк обрушился на нары рядом, поскреб брюхо, блаженно вздохнул и мгно
венно погрузился в сон. Топорик еще какое-то время лежал, ежась под жестко
й волчьей шкурой: ждал, вдруг в проеме открытой двери покажется проповед
ник или Николас. Он был сильно измотан, но сон почему-то не шел к нему.
Он понимал, что на заставе он в безопасности, но спокойным себя не чувство
вал. Главным образом потому, что ощущал, как напряжен Николас. Да и не толь
ко в этом было дело. Разговор с Николасом вчерашним утром неприятно цара
пал его. Николас смотрел на него, Янаса, с непривычной для мальчика теплот
ой, которую вовсе не желал скрывать. Точно видел в мальчике кого-то другог
о. Все это было как-то… неправильно.
Хотя, если подумать Ц с другой стороны, Ц где здесь неправильность? Все
естественно и логично. Провидение столкнуло их Ц Топорика и Николаса Ц
за одни только сутки дважды, и в последний раз так крепко, что они не могли
расцепиться и по сей день.
Вот, пожалуй, где крылась червоточина: Топорик не по своей воле был вовлеч
ен в чужую опасную игру и выбраться из нее не имел сил. И все же того, что суд
ьба разделит их с Николасом, Янас боялся больше всего. Что тогда? Кому он н
ужен тут, на предгорной заставе? Худо-бедно он бы мог выжить в большом гор
оде, но большие города отсюда так далеко…
Закрыв глаза, он решил не думать больше Ц и постараться заснуть.

Ц Меня зовут Фарфус, я вам уже говорил, господин императорский посланни
к, Ц Фарфус Санжин. Я дворянин из Острихта. И я, это самое… сирота, господин
. Когда вы узнаете мою историю, господин, вы содрогнетесь от слез.
Ц Я не собираюсь содрогаться, Ц сказал Николас, устраиваясь на соседне
й постели и укладывая рядом мешок с эльваррумом. Ц Поэтому избавь меня о
т нужды выслушивать твою биографию и переходи прямо к делу. Или выметайс
я отсюда.
Фарфус молитвенно сложил руки:
Ц Никому я на этом свете не нужен! Ни единой живой, это самое… душе! Завист
ники и недоброжелатели изгнали меня из родного города, по старинной семе
йной традиции я поступил на военную службу, но и там нашлись злые люди. Всю
свою несчастную жизнь я гоним и, это самое… презираем! Вместо того чтобы к
омандировать меня в дворцовую гвардию, где служили все мои предки, меня н
аправили сюда, в ужасную глушь. О, господин посланник, если б вы знали, каки
е грубые и невежественные скоты эти лакнийцы! С моим умом и образованнос
тью я должен был командовать гарнизоном, но Балбрак Раблл, тупое животно
е, посадил меня писарем. А позже и вовсе прогнал ухаживать за лошадьми. Он
говорил: зачем писари там, где нечего и незачем писать? И это, как ни странн
о, правда, господин императорский, это самое… посланник. Единственное, за
чем они использует писарские перья, Ц чтобы ковыряться в носу. А бумага…
Я бы сказал, что она нужна им только на подтирку, так ведь эти дубины даже н
е подтираются…
Ц Я сказал тебе, Фарфус, либо говори, что собирался, либо я сейчас оттащу т
ебя к Балбраку и расскажу ему, как ты шпионишь за преданным слугой Импера
тора.
Ц Вы запомнили мое имя! Ц умилился Фарфус. Ц Это очень хороший знак! Я в
ам признательнейше бла… Перехожу к делу. Вы, господин посланник, конечно,
слышали о Ключнике? Теперь только о нем все и говорят. Поразительная разб
олтанность в государстве! Секретные сведения становятся достоянием по
следнего солдата в императорской армии. Если бы мне доверили полномочия
… Все-все! Перехожу к делу, господин. Вчера я водил коня Балбрака к водопою.
Это недалеко Ц с гор сходит источник и образует в низине такое, это самое
… озерцо. Пою я, значит, коня, и вдруг вижу Ц идет кто-то со стороны заставы.
Присмотрелся Ц монах. Натуральный монах Ц в рясе, с надвинутым по самый
нос капюшоном. Думаю: откуда здесь взяться монаху? На заставе ни часовенк
и нету, ни самого завалящего священника, помолиться негде, некому душу из
лить в покаянии. И в округе Ц ни одного монастыря. Народ-то здесь в степи д
икий, Бога не боится… Идет монах быстро, вроде как и не устал, хотя ряса у не
го понизу запыленная, и палки в руках нет, это я точно помню. Руки он на груд
и держал, это самое… в рукава засунутые. Мимо меня прошел, не оглянулся. Я о
бомлел. Ведь приказ государя ИмператораЦ никого за заставы не пускать!
На то и заставы здесь стоят. Окликнул его. А он не остановился, и шагу не при
бавил, и не ответил ничего Ц будто вовсе меня не заметил. Ступил на горную
тропу и скоро затерялся между камнями. Поднимается, значит, в гору… Я, кон
ечно, это самое… побежал обратно. Прямо к Балбраку Рабллу. Так и так, говор
ю. Почему пропустили? Непорядок! А он мне Ц иди, проспись! Никакого здесь м
онаха не было и быть не могло! А как не могло? Здесь Ц сами можете посмотре
ть Ц отроги неприступные на много шагов на запад и на восток. Одна только
тропа, а на тропе Ц застава. Не мог он мимо патруля пройти незамеченным.
Фарфус остановился, переводя дыхание. Просительно посмотрел на Николас
а.
Ц Н-ну? Ц выговорил Николас.
Ц Как, это самое… «ну»? Ц всплеснул ушами-лопухами парень. Ц Измена, го
сподин императорский посланник! Измена! Монах через заставу шел Ц ясное
дело. Мимо заставы и мышь не прошмыгнет. Пропускают здесь только по особо
му распоряжению Императора, вот как вас, господин, например. А у простого м
онаха какое распоряжение? Не монах это был, господин императорский посла
нник, не монах! Ц Фарфус для убедительности постучал себя кулаком по лбу
и перешел на быстрый шепот. Ц Следите за ходом моих мыслей, господин посл
анник! Если у монаха и вправду было разрешение, то почему Балбрак орал на м
еня и делал вид, что ни о каком монахе и не слышал? Получается Ц он его проп
устил незаконно и скрывал этот факт! А кто незаконными способами пробира
ется через заставы в Лакнию, где засел мерзкий бунтовщик граф Пелип? Шпио
ны Братства Красной Свободы Ц вот кто! Вы меня понимаете?
Ц Вполне, Ц кивнул Николас.
Ц И еще… Ц Парень втянул голову в плечи, заозирался, будто опасался, что
его подслушают, и едва слышным хрипом добавил: Ц Говорят, Мартин Паршивы
й… Тот самый Мартин Паршивый Ц все еще жив. И ходит среди людей в своем ба
лахоне, с капюшоном, надвинутым на безобразное лицо… А может быть… Может
быть, это… Вы слышали, конечно, о Ключнике, господин? Так вот я подумал: а вдр
уг этот, который монах… и не монах вовсе, и не Мартин, а… Понимаете?
Ц Мм… да.
Ц Господин императорский посланник! Заклинаю вас именем Господа нашег
о, заберите меня с собой! Назначьте меня своим секретарем. Или камердинер
ом. Кем угодно, только вытащите меня из этой чертовой дыры! Теперь, когда я
раскрыл гнусный заговор изменника Балбрака Раблла, жизнь моя, которую я
всем сердцем желаю посвятить делу служения Императору и Церкви, в большо
й опасности. Молю вас, господин!
Ц Иди пока, Ц мотнул головой в сторону двери Николас. Ц Я подумаю, что м
ожно для тебя сделать.
Ц Мое имя Ц Фарфус! Ц прошептал парень, застряв на секунду в дверном пр
оходе. Ц Фарфус Санжин! Не оставьте меня, господин императорский послан
ник! Фарфус! Фарфус Санжин!

Гомон за стенами барака сливался в монотонное гудение. Топорик закрывал
глаза, и ему казалось, что он, прикрыв лицо рукою, лежит на заливном лугу у о
пушки леса, куда когда-то Ц целую вечность тому назад! Ц приезжал за хво
ростом для папенькиной кузни, а над ним кружатся толстые шмели, осыпая пы
льцу с цветков.
Негромко стукнула барачная дверь.
Топорик открыл глаза и увидел вошедшего в барак низенького человека в се
рой монашеской рясе с надвинутым глубоко на лицо капюшоном. Мальчик прип
однялся. Он подумал, что где-то уже видел этого человека. Да! В трактире Жир
ного Карла Ц «монах» шептался с Гюйсте Волком. Разговор, как помнит Топо
рик, шел тогда о каком-то Ключнике.
«Монах», держа руки, засунутые в рукава, у груди, подошел прямо к мальчику
и присел на краешек нар.
Топорик молчал, не зная, что и сказать. «Монах» вздохнул и сдвинул капюшон
чуть вверх.
Ц Папенька! Ц похолодел мальчик.
Янас-старший очень изменился. Не говоря уж о том, что он стал ниже ростом и
много уже в плечах, он словно состарился на шесть десятков лет. Лицо его, н
абрякшее морщинами, посерело, глаза смотрели тускло и печально. Отвисшие
, слабые и бледные губы дрожали.
Ц Янас, Ц сказал папенька сурово, Ц здравствуй, сын мой Янас.
Ц Папенька, Ц сдавленно повторил Топорик.
Ц Тш… Тихо!
Ц Ты живой? Ты спасся? А Ганс Коротконогий говорил, что вас с кумом Иосом…

Ц И ты верил всему, что говорил Ганс Коротконогий?
Ц Да! Нет… Папенька… что ты здесь делаешь?
Янас-старший нахмурился и покачал головой.
«Конечно, Ц лихорадочно соображал Топорик. Ц Ему ведь нельзя возвраща
ться в Верпен. Там каждый знает, что он уходил сражаться за Красную Свобод
у. И в Бейне его многие помнят, и в Острихте… Кто не знает Янаса-кузнеца! А з
десь, в этой глуши он может безбоязненно похоронить свое прошлое…»
Ц Я никому не скажу про тебя! Ц вырвалось у Топорика.
Ц Никому не говори, Ц согласился папенька.
Ц Ты пришел за мной?
Папенька снова нахмурился. И снова покачал головой. Капюшон сполз назад,
обнажив слипшиеся в сосульки бесцветные волосы, спадавшие на плечи и на
лоб, а во лбу Ц прямо посередине Ц чернела маленькая дырка с кровью, запе
кшейся по краям. Черная капля, прочертив ровную дорожку, застыла на перен
осице как смола.
Топорика замутило от ужаса и боли. Он уронил голову, накрепко зажмурился
и, чувствуя, что ему не хватает дыхания, задергал губами, но слова молитвы
отчего-то путались и пропадали, а на их место вставали другие Ц и выходил
а у Янаса не молитва, а скверная бессмысленная скороговорка.
Ц Посмотри на нас, Янас, Ц строго проговорил папенька. Ц Смотри на нас,
Янас, не смей закрывать глаза! Слышишь?! Успокойся. Мы пришли не за тобой. Мы
пришли Ц к тебе. Чего ты боишься, Янас?
«Почему он говорит о себе, будто он не один?.. Господи, как страшно…»
Ц Мой отец мертв, Ц сказал мальчик, не смея поднять головы. Ц Ганс Корот
коногий не врал. Уходи, нечистый дух, откуда пришел. Оставь меня!
Ц Боишься нечистого, Янас? Ц раздвинул в ухмылке белые губы папенька.
Ц Боишься, что мы заберем тебя в Преисподнюю, где бесы рвут грешников на к
уски раскаленными крючьями? Боишься беса в Преисподней, но не боишься бе
са рядом с собой? Как же нам тебя понять, Янас? Ты сам себя понимаешь?
Мальчик молчал, оставив попытки сотворить молитву.
Ц Это хорошо, что ты с ним. Так и должно было случиться. Здесь не
пришлось много стараться.
Янас вскинул голову Ц он не понял того, что услышал. Но папенька уже смотр
ел куда-то вниз.
Ц Погляди, что мы принесли тебе, Ц сказал папенька.
Холод коснулся руки мальчика. Он открыл глаза и увидел рядом с собой, на же
лтой волчьей шкуре маленький топорик с ясеневой рукоятью и узким стальн
ым топорищем. Сталь покрывали причудливые узоры, переплетающиеся друг с
другом, словно неведомые письмена. Янас знал, как делаются такие узоры: на
раскаленную поковку бросают высушенный древесный лист, лист сгорает за
мгновение, а на металле остается такой же рисунок, как был и на листе Ц вы
пуклые прожилки и переплетенья тонких линий. Только больно странный это
был лист. Дуб Ц не дуб, осина Ц не осина, клен Ц не клен. Никогда раньше Ян
ас не видел такого листа. А может, это и не листок с ветви дерева? А клочок бу
маги, покрытый несмываемыми письменами?
Мальчик коснулся топорика пальцем, ожегся холодом, сразу отрезвившим ег
о. Голова стала ясной, зрение Ц острым. Он посмотрел на то место, где сидел
папенька, уверенный в том, что морок исчез.
Но папенька не исчез. Ухмылка с его губ поползла по лицу, неузнаваемо изме
няя его. Морщины задвигались, как черви, глаза высохли в две щелочки. Рот, п
родолжая гримасу, широко искривился, явив черный провал, и из провала дол
етели до Янаса слова:
Ц Ключ, выкованный в пламени Преисподней, не разбить и не расплавить. Но
несущий Ключ смертен, как и все, в ком таится дыхание жизни. Помни об этом, Я
нас. Ты Ц единственный, от кого он не ожидает удара. Поэтому мы выбрали те
бя. Нанеси удар. Один удар. Ради меня. И мы примем тебя к себе, Янас…
Захлопнувшись, дверь грохнула так, что поперек деревянных планок пошла к
ривая трещина.
Топорик подскочил на нарах, весь липкий от пота кошмарного сна. Волчья шк
ура полетела на пол. Толстяк, теперь одетый в куртку и штаны из конской кож
и, стоял на пороге, удивленно рассматривая покалеченную дверь. Почесав в
затылке, он выругался сквозь зубы и перевел взгляд на мальчика:
Ц Ну, чего вскочил? Рано еще. Спи. Ч-чертов сквозняк…
Выходя, он прикрыл дверь, косо повисшую на одной петле. Янас ожесточенно р
астер лицо кулаками, а, открыв снова глаза, увидел на своих нарах, в ногах, т
опорик с узким узорчатым топорищем на ясеневой рукояти.

Снизу орали в два буйных голоса Балбрак Раблл и отец Матей. Дощатый насти
л пола легко пропускал шум сюда, на второй этаж. Кажется, проповедник в ярк
их красках рисовал гарнизонному капитану перспективы предстоящей ему,
проповеднику, канонизации.
Ц Святой Матей! Ц надрывался священник. Ц Матей-великомученник! А что?
Звучит! Желаешь, сын мой, присоединиться ко мне в тяжком моем труде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40