Трудностей в общении со знако­мыми Николь не испытывала и научилась не смущаться перед незнакомцами, когда разговор касался общих тем, но как только речь заходила о личном, Николь замыкалась. Крайняя застен­чивость. Просто нелепость какая-то, ведь ее отец - адвокат, а мать - всемирно известная писательница, и оба с честью выйдут из самой щекотливой ситуации. Но Николь это умение почему-то не передалось. Родители считали, что рано или поздно оно придет, но Николь не раз­деляла этого мнения.
- Ты будешь скучать по этим краям, Ни­коль? - спросил отец.
- Да, - задумчиво ответила она. - По-моему, больше всего на свете. Там, где я ока­жусь, ничего подобного и быть не может. В пос­леднем постановлении о бюджетных отчислени­ях на лунную программу выделены средства на расширение системы парков до пяти акров. Нет, папа, ты только подумай - пять акров на всю Луну!
- Не ерничай, милая. Когда я был мальчиш­кой, о парках там и не мечтали. Да и базы да Винчи не было; как не было и Коперника, и вообще ни одного человека за пределами зем­ной орбиты.
- Но времена, кажется, меняются.
- Несомненно. И Дилан дожил до них. Там по-прежнему заправляет Джудит Кэнфилд, а?
- Угу. С таким организмом она, похоже, бес­смертна.
- Детка, не хами.
Хмыкнув, Николь покачала головой.
- Это шутка лишь отчасти. Бионика дает ей реальные преимущества перед нами, чисто органическими созданиями.
- Будь у нее выбор, - отец словно предо­стерегал дочь, - она наверняка предпочла бы обратное.
- Извини, пап. Я не имела в виду ничего дур­ного. Я даже не знала, что вы были знакомы.
- Давным-давно, - решительно заявил отец, давая понять, что разговор на эту тему окон­чен. - Я обеими руками за юношеский макси­мализм, но в данном случае ты не имеешь права ее осуждать.
Снова воцарилось молчание. Поблизости кру­жили чайки, визгливо бранясь из-за добычи. Уже рассвело, но солнце еще не выглянуло, и Кон по­жалел, что не надел свитер поплотнее. Сиобан убьет его, если он подхватит насморк и испортит поездку в Нью-Йорк.
- Николь, тебе не страшно?
- Вот еще! Просто окоченела.
- А ты уверена, что не передумаешь?
- Чертовски подходящий момент, чтобы пойти на попятную, а?
- Лучше сейчас, чем в Дальнем космосе.
- Знаешь, пап, когда НАСА только-только зарождалось, люди называли космос последним форпостом. Таким он для меня и остался. Я должна знать, что там и кто там! Этот вызов я не могу не принять. Хоть мои слова и кажутся без­умными, но там мой дом. Господи, сумасшествие какое-то!
- Понимаю. Наша семья всегда была легка на подъем.
- Мама вчера вечером плакала.
- Боюсь, уже не первый раз. Николь изумленно воззрилась на отца.
- Но она ни разу не показала, что так огор­чена! Ни в письмах, ни в телефонных разговорах!
- Это понемногу накапливалось в нас. Никки, - он вдруг назвал ее как в детстве, - как это ни парадоксально, мы с матерью, про­фессионалы слова, чаще всего теряемся, когда речь идет о тех, кого мы любим. Мы очень гор­димся тобой, твоими достижениями - и все-таки не хотим, чтобы ты нас покидала.
- Я ведь уезжала и прежде. Я вернусь. Отец покачал головой.
- В лучшем случае увидеть тебя воочию, а не на экране, коснуться и обнять раньше чем через шесть лет нечего и думать. А если тебя пошлют в экспедицию за пределы Системы, то свидеться нам больше не суждено, даже несмотря на дви­гатель Бомэ.
- Я... я ни разу не думала об этом.
- Откровенно говоря, мы тоже. - Отец тяжело вздохнул, и Николь заметила, что голос его слегка дрожит. - А теперь мы думаем об этом постоянно. Последнюю неделю я до мельчайших подробнос­тей вспоминал свои поступки и разговоры с тобой. А порой и то, что не имеет к тебе прямого отно­шения. Все свои решения - и хорошие, и дурные. И личность, которую они в тебе воспитали.
- Не пойму - я не оправдала твоих на­дежд? - негромко вымолвила она.
- Боже милостивый, как раз наоборот! - отец криво усмехнулся. Николь уже видела эту усмешку в суде, в тех редких случаях, когда ей позволяли поглядеть на его выступления перед присяжными. - Мы с твоей матерью вдруг от­четливо осознали все упущенные возможности побыть вместе.
- Но восполненные теми минутами, когда мы были рядом, - возразила Николь.
- Очень разумно, - улыбнулся отец. - Од­нако я говорю об эмоциях, а они зачастую не поддаются логике.
Вдруг над горизонтом вспыхнула полоска света - настолько ослепительная, что Николь пришлось зажмуриться. Когда перед глазами перестали плавать радужные пятна, солнце проч­но обосновалось на небосводе. Отец негромко рассмеялся, словно собственным мыслям. Потом шмыгнул носом, и только тогда Николь поняла, что он плачет. Она потрясенно молчала.
- Я всего лишь человек, Николь, - наконец проговорил он. - И меня страшит мысль поте­рять самое дорогое. Старое присловие гласит: «Что имеем - не храним, потерявши - плачем». И людей мы начинаем ценить, когда теряем их. Я думал, что усвоил этот урок много лет назад. Но я ошибался.
- Папа... - и снова голос отказал Николь. Впервые она видела отца таким незащищенным. Лучше бы он был сильнее духом. Николь лепила себя по его образу и подобию, сегодняшняя сцена ее немало смутила. И какое отношение к ее бу­дущему имеют эти таинственные упоминания о прошлом?
Николь встретилась с ним взглядом, и внезап­но все вопросы улетучились, когда она оказалась в объятиях отца. Они прижимались друг к другу с неистовой силой, дав волю слезам.
- Куда бы ты ни отправилась, сердечко мое, всегда помни, что мы любим тебя. Любим всей душой.
- Я тоже люблю вас, папа.

- Эй, есть кто живой? - окликнул Кьяри из люка, оторвав Николь от воспоминаний.
- А? Ой Господи... Извините, комиссар, - всполошилась она. - Я задержалась на минутку, чтобы снять напряжение.
- Ничего страшного. А зовут меня Бен.
Он одарил ее улыбкой, которой нижний под­свет из шахты перехода придал весьма зловещий оттенок, затем развернулся обратно к Карусели.
- Бен! - окликнула Николь. - Вы помните обед, за которым мы познакомились?
- Угу.
- Этот алкаш Морган ляпнул что-то насчет меня и генерала. Вам что-нибудь об этом из­вестно?
- Я фараон, Ши. Сплетни синих кителей нас не касаются.
- Значит, нет дыма без огня?
- Сдается мне, это знает лишь один человек.
- Ну правильно, я возьму и запросто позво­ню генералу.
- Этот человек старался уколоть побольнее, Николь, потому что вы олицетворяете то, чего ему уже никогда не достичь. Выбросите его из головы.
- Пожалуй. Просто меня это грызет, да и Кэт высказывается в том же духе.
- Она любит язвить, чтобы проверить, на­сколько вы хороши. Но в деле она что надо.
- Вы служили вместе?
- Выполнили пару-тройку заданий в Поясе. Я бы доверил ей свои тылы.
- Наверно, это огромный комплимент.
- Узнаете. Кэнфидд вмешалась, чтобы отме­нить решение аттестационной комиссии. Подобное не принято. Это ставит вас в особое положе­ние. Сорветесь вы - а подставите ее. Кое-кому это пришлось бы по душе.
- Я не просила...
- Неважно.
- Элиас - один из них?
- Из кого?
- Сами знаете - из тех, кто против генерала. Морган явно задел за живое, когда сказал, что Элиас из кожи лез, заставляя меня подать рапорт об увольнении.
- У него были свои причины.
- У кого? Какие? Проклятие, Кьяри, хватит недомолвок!
- Морган с удовольствием растоптал бы вас. Это очевидно... - Николь кивнула. - К тому же, бьюсь об заклад, он был готов сказать все что угодно. Что же до Элиаса, то он доверяет собственной интуиции ничуть не меньше, чем Кэнфилд - своей. У него тоже есть гордость. Не исключено, что он считает, будто она до­пустила ошибку, и пытается изо всех сил защи­тить генерала.
- А вы как считаете?
- Симулятор и реальность - отнюдь не одно и то же, Николь. Равно как и орбита. Посему я пока воздерживаюсь от суждений.
- А, чтоб его!..
- Успокойтесь, Ши, все позади. Это гораздо меньше занимало бы вас, если бы не переутом­ление.
У Николь перехватило дыхание, и она почув­ствовала себя еще глупее, чем во время своего первого танца в юности, а ведь тогдашнее каза­лось ей полнейшим крахом. Кьяри уплыл в люк, затем оглянулся. Его лицо скрывала темнота.
- Я... - предприняла Николь новую попыт­ку. - Я... чувствую себя как на иголках. Не хочу всю ночь провести одна.
Она пыталась заглянуть ему в глаза, гадая, что он думает; и тотчас же пожалела о вырвавшихся словах.
- У вас или у меня? - просто ответил он.
Корабль находился в ночном режиме, и боль­шинство огней было выключено; Николь не стала зажигать свет и в каюте, так что, раздеваясь, они видели лишь случайные отблески друг на друге. От близости Кьяри у Николь заныла спина, когда она скользнула под страховочную сетку, предна­значенную оберегать спящих от случайных паде­ний. Николь жаждала объятий, но боялась физи­ческого контакта. Она уже не девственница, и хоть никогда не отличалась склонностью к при­ключениям, как да Куна, недотрогой себя не счи­тала. Однако что-то настораживающее в Кьяри заставило Николь занять оборонительную позицию. Быть может, она предчувствует, что между ними возникнет нечто большее, чем интрижка. Эта мысль удивила ее.
- Николь, я что, такой страшный?
- Да, - ответила она еле слышно.
На «Страннике» царила полнейшая тишина, когда Николь проснулась от ощущения чего-то непредвиденного. Она тряхнула головой, и от этого движения вжалась в предохранительную сетку. И тут же выяснилось, что Кьяри прильнул к ней, обняв за талию, ноги их переплелись. Его ладонь лежала на груди девушки, и сосок Николь сразу же набух под тонкой тканью футболки. Кьяри сонно потянулся, уже откликаясь на зов ее тела, и Николь передалось его возбуждение. В распахнувшихся глазах светилась улыбка; Кьяри выглядел моложе и нежнее, чем обычно. Каза­лось, он приоткрыл тщательно оберегаемую часть своей жизни. Коснувшись его живота кончиками пальцев, она с радостью услышала, как участи­лось его дыхание.
И тут заверещал интерком.
- Черт! - ругнулась Николь. Смех Кьяри ничуть не улучшил настроения. Выпутавшись из сетки, она нашарила панель связи и с третьей попытки ответила на вызов, не включив изо­бражения.
- Насколько я понимаю, вы уже неплохо от­дохнули, - раздался из громкоговорителя черес­чур знакомый голос. - Брезжит заря нового дня, и вам давно пора быть на ногах.
- Мы слышим вас, майор. - Николь с трудом подавила зевок. Затем посмотрела слипающимися глазами на циферблат рядом с интеркомом: - Две­надцать! Мы проспали двенадцать часов!
- Успокойтесь, Николь, - откликнулась Кэт. - Медкомиссия решила, что экипажу не повредит дополнительный отдых. График позво­ляет подобное. Сплошь и рядом в первом полете новички забывают о благоразумии. Я была такой же. Гораздо целесообразнее немного отсрочить вылет и таким образом добиться от персонала наивысшей эффективности, чем изо всех сил пытаться втиснуться в жесткие рамки, рискуя, что кто-нибудь допустит идиотскую ошибку и пош­лет все коту под хвост.
«Странник», в вашем распоряжении час, чтобы привести себя в презентабельный вид, прежде чем остальные ввалятся на борт; полагаю, времени предостаточно. Я - Гарсиа, конец связи.
- Я - «Странник», конец связи, - маши­нально отозвалась Николь. Потом легонько от­толкнулась от изголовья и зависла над постелью, скрестив ноги. Пижамные брюки чуточку съеха­ли, и она непроизвольно подтянула их. - По-твоему, она знает... Ну, чем мы занимались?
Кьяри с наслаждением крякнул, потянув­шись, будто громадный камышовый кот, и кив­нул. Николь со стоном спрятала лицо в ладо­нях, даже не заметив, что от этого жеста ку­выркнулась вперед, и Кьяри поймал ее, когда она висела почти вниз головой.
- Неужели мы не имеем права уединиться?
- Перед стартом, на лунной орбите, на пер­вом задании? - вопросом на вопрос ответил он, помогая ей занять вертикальное положение. - Извини, Николь... Мне искренне жаль... Я дол­жен был тебя предупредить.
- Что они там подумали?..
- Им это не впервой. И никакой трагедии в этом нет. Они вовсе не снимали нас на пленку, а просто следили за биотелеметрией и кое-что экстраполировали. Могло быть и хуже.
- Ага. - Николь криво ухмыльнулась и за­хихикала. - Кэт могла позвонить и пятью мину­тами позже.
- Или пятью минутами раньше. По-моему, она подгадала просто идеально.
- Наверно, теперь я в долгу перед ней?
- Пустяки! Но экипаж должен сам о себе за­ботиться.
- Это я тоже намотаю на ус.
- Для того ты сюда и попала, Рыжик, чтобы учиться.
- Уф! - состроила Николь гримасу. - Хоро­шо, что мы не поцеловались по-настоящему, а то во рту у меня будто кошки гуляли.
Ухватив ее за лодыжку, Кьяри притянул Ни­коль почти вплотную.
- Ты напряжена.
- Еще бы!
- Я по-прежнему пугаю тебя, Ши?
- В каком-то смысле даже больше, чем преж­де, - ответила Николь, про себя уточнив: «Но ты хотел сказать, что это я пугаю тебя, Кьяри, не так ли?»
- И что же ты намерена предпринять? Вместо ответа она отстранилась, затем словно нырнула, проплыла по воздуху и, плавно изогнув­шись, выскользнула из Карусели. Кьяри со вздо­хом потянулся за сигаретами и, выяснив, что ос­тавил их в своей каюте, чертыхнулся. Из головы напрочь вылетело, что он ночевал у Николь. На полочке обнаружились семейные фото, и Кьяри включил ночник, чтобы получше к ним пригля­деться. У Николь двое младших братьев, родители явно не спешили заводить детей. Лицо отца ка­жется знакомым; наверняка раньше встречались. У Кьяри даже возникло скверное ощущение, что он знает, где именно. Больше здесь смотреть не на что; почти никаких личных вещей, только прикрепленная к стене классическая акустичес­кая гитара, и все. Эта каюта очень похожа на его собственное жилище одиночки.
По негромкому журчанию, доносящемуся из-за изгиба коридора, Кьяри понял, что Николь принимает душ, и подумал, не присоединиться ли к ней. Пожалуй, не стоит - так будет лучше для обоих.

- «Странник», я - диспетчерская да Винчи, по сигналу начинается отсчет на тангенциаль­ную минус тридцать пять минут. Три... два... один... начали!
- Вас поняла, да Винчи, - проговорила Николь в крохотный микрофончик на тонкой ножке, присоединенный к наушникам. - Под­тверждаю начало отсчета по вашему сигналу на Т минус тридцать пять. Все бортовые системы работают нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38