Вышвырнут вас с моей земли, чтоб и
духу вашего не было! - от ярости грудь у старика тяжело вздымалась.
- Мы всего лишь хотели сочувствие вам выразить. Ваш сарай сожгли
не мы, а кто-то из городских.
- Да не все ли мне равно, кто? Сарая нет, урожая нет. Впрочем, что
с вами, бродягами голоштанными, об этом толковать? Разорили вы меня,
считай, я без фермы остался! - на глаза старику навернулись злые слезы.
- У вас, голодранцев, ни кола, ни двора. Вы и деревца не посадили, а
мне каждый листочек люб и дорог. Я каждую свою яблоньку на ощупь узнаю.
Вам этого не понять.
- Да, у нас ни кола, ни двора. Нам в этом всю жизнь отказывали.
Хотя и мы не прочь и хозяйство завести и яблоньку посадить.
Андерсон словно и не слышал его.
- Поверил я вашим посулам, И вот - нате вам! Урожая нет, а мне
скоро по закладной платить!
- А где собаки? - спросил Мак.
Руки у Андерсона прижались к бокам, во взгляде вспыхнула холодная,
безжалостная ненависть. Он проговорил:
- Их будка к сараю примыкала.
Мак повернулся к Альфу и кивнул. Тот сначала недоуменно поглядел
на него, потом, насупившись, сказал
- Отец верно говорит. Вам, ребята, здесь делать не чего,
проваливайте, и чтоб мы вас больше не видели.
Старик Андерсон подскочил к кровати, встал рядом.
- Я б мог вас сейчас перестрелять, но пусть шериф сам этим
занимается. Долго он себя ждать не заставит.
Мак тронул Джима за руку, они вышли, прикрыв за со бой дверь. За
калиткой даже не удосужились посмотреть по сторонам. Мак шел так
быстро, что Джим с трудом поспевал за ним. Солнце уже катилось на
запад, длинные тени от яблонь побежали меж рядами, в кронах поигрывал
ветерок и казалось, и деревья, и земля дрожали от вол нения.
- Когда вспоминаешь, что страдают миллионы, на месте не усидишь, -
сказал Мак. - Ранили кого или обидели, вроде Андерсона, или видишь, как
легавые еврейских девчонок задирают, и думаешь, а стоит ли вообще
бороться, ради чего все это? Но как вспомнишь, что миллионы людей
голодают, все на свои места враз становится. Стоит бороться, стоит! Так
и мечешься: представишь одно - скиснешь, другое - воспрянешь. Бывало с
тобой так, а, Джим?
- Не в такой степени. Недавно на моих глазах умирала мать.
Кажется, сто лет прошло, а на деле-то - совсем ничего. Она мне и слова
не сказала, смотрела, только и все го. До того ей, наверное, лихо было,
что она даже от священника отказалась И в ту ночь во мне что-то
сгорело. Да, мне жаль Андерсона, но, в конце концов, если я своей
жизнью жертвую, почему б ему не пожертвовать сараем?
- Для людей его склада собственность дороже жизни.
- Мак, куда ты так летишь? Сбавь-ка шаг. Я вот-вот выдохнусь.
Мак пошел чуть медленнее.
- Я все думаю, с чем старик в город поехал. И тороплюсь в лагерь,
пока еще не поздно. Не знаю, что у шерифа на уме, но расколоть,
разобщить нас - для него огромное удовольствие.
Дальше шагали молча. Земля была черная, мягкая. Солнечные блики
скользили по ним. Лишь на подходе к лагерю замедлили шаг.
- Ну, пока вроде все гладко,- сказал Мак.
Над кухней поднимался дымок.
- Куда-то все подевались, - удивился Джим.
- В палатках, отсыпаются. И нам неплохо бы прикорнуть. Может,
ночью и глаз сомкнуть не удастся.
Появился Лондон, подошел.
- Все в порядке? - спросил Мак.
- Никаких перемен.
- Так вот, я прав оказался. Андерсон ездил к шерифу просить, чтоб
нас выдворили.
- Что ж теперь?
- Остается ждать. Ребятам пока ничего не говори.
- Насчет этого ты, может, и прав. А вот насчет жратвы промашку
дал. Все до единой фасолинки подъели. Я для вас в двух котелках немного
оставил. У меня в палатке найдете.
- Как знать, может, жратва нам больше и не понадобится, - сказал
Мак.
- Чего-то не возьму в толк.
- Да нас, поди, завтра здесь и не будет.
Войдя в палатку, Лондон указал на два котелка на ящике.
- Значит, думаешь, шериф все-таки попрет нас отсюда? - спросил он
Мака.
- Ясно как божий день. Он такой возможности не упустит.
- Думаешь, стрельбу откроет? Может, пригрозит, и все?
- Почем я знаю. Слушай, а где все ребята?
- Все по палаткам, отсыпаются.
- Никак машина едет. Может, все-таки наши возвращаются?
Лондон скособочил голову, прислушался.
- Нет, это грузовик. И, судя по всему, не из мелких.
Они выбежали из палатки и увидели на дороге из Торгаса грузовик:
стальной кузов, мощные сдвоенные колеса. Он подъехал к лагерю и
остановился. В кузове поднялся человек с автоматом. За передней
рукоятью - большой патронный диск. Над бортами кузова видне лись головы
сидевших. Из палаток выскакивали забастовщики.
Стоящий в кузове прокричал:
- Я - окружной шериф! Если у вас есть вожак, я бы хотел с ним
поговорить!
Люди, с любопытством поглядывая на грузовик, подходили все ближе.
- Осторожнее, Лондон, - прошептал Мак. - Сейчас они могут нас в
два счета шлепнуть. Им ничего не стоит.
Оба вышли к обочине, остановились. Чуть поодаль цепочкой вдоль
дороги - остальные забастовщики. Лондон крикнул:
- Ну, я - главный.
- У меня на вас жалоба. Вас обвиняют в нарушении границ частных
владений. До сих пор мы вас терпели. Уговаривали на работу вернуться, а
уж если надумали бастовать, то мирно. Вы же уничтожаете частную
собственность, совершаете убийства. Кое-кого нам приш лось пристрелить,
кое-кого - задержать, - шериф взглянул на своих спутников в кузове и
продолжал. -Мы и сейчас не хотим кровопролития, мы готовы вас
выпустить. Даем вам ночь, чтобы вы убрались отсюда. Покинете округ -
никто вас на дороге и пальцем не троне т. Но если завтра на рассвете
застанем вас здесь, в лагере, пощады не ждите.
Слушали его молча. Мак что-то прошептал Лондону и тот сказал:
- "Нарушение границ" не дает вам права стрелять.
- Может быть, но "сопротивление должностным лицам" - дает. Я с
вами в открытую говорю, чтоб вы знали, чего ждать. Завтра поутру мы
сажаем в грузовики вроде этого сотню людей, даем каждому ружье. Еще у
нас три ящика гранат со слезоточивым газом. Кое-кто из ваших приятелей
может вам порассказать, что это за игрушки. Вот и все. Цацкаться с вами
больше не будем. Даем вам срок до утра, чтоб убраться из округа. Вот и
все. - Наклонившись к кабине, бросил:
- Поехали, Гас.
Машина медленно тронулась с места, набрала скорость...
Один из забастовщиков прыгнул в придорожную канаву, схватил
камень. Но так и остался стоять, держа его в руке, а грузовик катил
прочь. Люди проводили его взглядом и пошли обратно в лагерь.
- Похоже, мы получили приказ, - вздохнул Лондон. Он не шутки
шутить приезжал.
- Проголодался я, пойду-ка с фасолью разделаюсь. Маку не терпелось
переменить тему. Молча вернулись в палатку. Мак с жадностью принялся
есть. - Сам-то поел, Лондон, а?
- Я-то? Конечно. Что будем делать?
- Бороться.
- Да, они навезут этих гранат, борись тогда, как бычок на бойне.
- Врет он все, - так неистово воскликнул Мак, что стрельнул
жеваной фасолью изо рта. - Будь у него эти гранаты, не стал бы нам
говорить! Он думает, мы разбежимся, не станем биться. Снимемся с лагеря
ночью, они нас тут же сцапают. Разве им можно верить!
Лондон посмотрел Маку прямо в глаза.
- Не хитришь? Ведь ты сам говорил, я на вашей стороне. Не дай бог,
вокруг пальца обвести меня хочешь.
Мак перевел взгляд.
- Мы должны драться! Уйдем, не хлопнув дверью, считай, напрасно
столько терпели.
- Ну, а если ввяжемся в драку, много ни в чем не по винных ребят
получат пулю в лоб.
Мак поставил котелок с остатками фасоли на ящик.
- Знаешь, на войне генерал понимает, что без потерь не обойтись.
Так вот, у нас тоже война. Уйдем без боя, значит, с позором проиграли.
- Он прикрыл глаза рукой. - Лондон, ответственность, конечно, адская. Я
знаю, что нам делать, но ты вожак, тебе и решать. Не
хочу всю вину на себя взваливать.
Лондон понуро бросил:
- Да, но ведь ты в этом деле собаку съел. Ты уверен, что нам лучше
всего биться?
- Да, лучше всего.
- А, пропади все пропадом, драться так драться, лишь бы ребят
настроить!
- Я думал об этом, - сказал Мак, - ведь они и против нас могут
повернуть. Те, кто слушал шерифа, расскажут остальным, и все скопом -
на нас: дескать, вы эту кашу заварили.
- Я все-таки думаю, они деру дадут. Эх, бедняги, ничего-то не
знают, не ведают. Ты, значит, говоришь, если и смываться, так надо
прямо сейчас? А как быть с ранеными? С Бэрком, стариком и тем, что ногу
вывихнул?
- Оставим здесь, - решил Мак. - Другого выхода нет. Окружным
властям придется их в больницу класть.
- Схожу, посмотрю, что в лагере делается. Что-то на душе кошки
скребут, - сказал Лондон.
- Не только у тебя, - подхватил Мак.
Лондон вышел. Джим взглянул на Мака и принялся за холодную фасоль
с редкими волоконцами говядины.
- Будут ли и впрямь нас бить? Неужто не пропустят, если ребята
решат уйти?
- Шериф-то пропустит. Только обрадуется, если мы уйдем, а вот от
"бдительных" жди пакостей.
- Ужинать ребятам нечем, Мак. А если они еще и напуганы, так
никакой ужин сил не прибавит.
Мак выскреб все из котелка и поставил его на ящик.
- Джим, ты выполнишь одну просьбу?
- Смотря какую.
- Солнце скоро сядет, быстро стемнеет. Ты, надеюсь, прекрасно
понимаешь, что за нами будут охотиться? И еще как! Так вот, я хочу,
чтоб ты, как только стемнеет, смылся отсюда и вернулся в город.
- С какой это стати?
Мак скользнул взглядом по лицу Джима и потупился.
- Я приехал сюда, сил и желания работать хоть отбавляй. А ты,
Джим, стоишь десяти таких, как я. Сейчас я в этом уверен. Случись что
со мной, найдется много ребят не хуже, а у тебя редкостный талант. Нам
нельзя тебя терять. Если за грошовую забастовку придется расплачиваться
такими людьми, как ты, - это расточительство.
- Не согласен. Нас надо в работе использовать, а не беречь. Я не
дезертир. Ты сам говорил, что любое маленькое дело - частичка большого,
пусть крохотная, но важная.
- Джим, тебе необходимо уйти. С больной рукой много не навоюешь.
Толку от тебя в драке все равно нет. И оставаться тебе здесь незачем.
Помочь ничем не сможешь.
Лицо у Джима посуровело.
- Я останусь. Может, еще и здесь чем пригожусь. Ты, Мак, меня все
время оберегаешь. И порой мне кажется, что оберегаешь не из интересов
партийных, а из своих собственных.
Мак побагровел от досады.
- Ну что ж. Пристрелят - пеняй на себя. Я предложил, по-моему,
лучший выход. Хочешь поупрямиться валяй! Делай, что твоей душеньке
угодно, а я пошел. Здесь сидеть без толку, - и, вконец рассердившись,
вышел.
Джим засмотрелся на брезентовую стену. На ней красным пятном
запечатлелось заходящее солнце. Рукой он осторожно потянулся к плечу,
тихонько нажал, потыкал вокруг раны. Чуть поморщился. И долго сидел
неподвижно.
Заслышав шаги, обернулся. У входа стояла Лиза с ребенком на руках;
за ее спиной виднелась вереница машин при дороге, на верхушках деревьев
играли закатные блики, а под кронами уже собирались сумерки. Лиза,
по-птичьи вытянув шею, с любопытством огляделась. Мокрые волосы
старательно приглажены, кое-где, неумело накрученные, вились. Короткое
одеяло кокетливо прикрывало лишь одно плечо.
- Ты один, я вижу, - она подошла к матрацу, уселась, прикрыла
колени подолом льняного платья. - Ребята говорят, легавые нас бомбами
забросают и убьют, - беспечно сказала она.
Джим оторопел.
- Ты, похоже, не очень-то боишься.
- Не боюсь. Я вообще не боюсь такого.
- Тебя легавые не тронут. Не верю я, что они нас перебьют. Вранье
все это. Ты пришлато по делу?
- Нет, просто так. Решила немного здесь посидеть.
- Я ведь нравлюсь тебе, Лиза? - Джим улыбнулся.
- Да.
- И ты мне нравишься.
- Ты мне так помог с малышом.
- А как старый Дан? Ты за ним присматриваешь?
- А чего с ним будет? Лежит себе, бормочет.
- Мак тебе помог куда больше, чем я.
- Да, но он никогда на меня так не смотрел. Мне нравится тебя
слушать. Ты хоть еще и мальчишка совсем, а говоришь складно.
- И слишком много, Лиза. Слов много, а дела мало. Посмотри:
вечереет. Скоро фонарь зажжем. Не станешь же ты со мной в темноте
сидеть.
- А мне все равно, - быстро проговорила она.
Он еще раз взглянул ей в глаза, лицо у него засветилось радостью.
- А заметила ли ты, Лиза, что по вечерам вспоминается давно-давно
прошедшее, причем какие-то мелочи? Однажды - я был тогда мальцом - я
смотрел, как заходит солнце. Смотрю, забралась на дощатый забор серая
кошка, пушистая такая. И вдруг солнце будто поз олотило ее. На какое-то
мгновение она сделалась золотой.
- Я люблю кошек, - тихонько поддакнула Лиза. У меня как-то целых
две кошки было.
- Смотри. Солнце почти зашло. Завтра мы будем уже далеко. Знать бы
где? Ты будешь скорее всего в дороге. Я, очевидно, - в тюрьме. Мне не
привыкать.
Неслышно в палатку вошли Лондон и Мак.
Лондон посмотрел на невестку.
- Что ты здесь забыла? Иди-ка отсюда, у нас дела.
Лиза поднялась, прижала к груди край одеяла. Выходя, покосилась на
Джима. Лондон сказал:
- Ничего не понимаю. Здесь кучка, там кучка, о чем то говорят,
меня отовсюду гонят.
- Ясно, в чем дело, - ответил Мак. - Ребята просто испугались. Не
знаю, что они решат, только ночью, похоже, слиняют.
Разговор затух. Лондон и Мак сидели на ящиках, повернувшись к
Джиму. Зашло солнце, в палатку наползли сумеречные тени.
Наконец Джим тихо сказал:
- Даже если ребята сбегут, все равно не напрасно бастовали. Хоть
какое-то время боролись все вместе.
Мак встрепенулся.
- И все ж последний бой нужно дать!
- Попробуй поведи их на бой, если их ноги в другую сторону несут!
- воскликнул Лондон.
- Не знаю. Может, удалось бы убедить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37