— Мы? На кого?
Алик покровительственно похлопал его по плечу.
— Знаешь, Фелек, ты парень ничего, только туго соображаешь иногда. Пускай тебе Юрек растолкует, на кого мы не похожи.
Он сошел с тропинки и осмотрел берег. Тут тоже росла густая трава. Карликовая ива с причудливо изогнутыми ветвями отбрасывала небольшую тень. Поблизости никого не было. Отсюда открывался широкий вид на поля и луга, а на горизонте чернели трубы цементного завода в Бялой.
— Идите сюда!— позвал он товарищей.— Местечко что надо!
Он быстро разделся и остался в красных плавках. Ребята все еще стояли на тропинке. Алик снова позвал их, а когда и это не помогло, пожал плечами, повернулся на пятке и, легко пробежав по берегу, бросился в реку. Он исчез под водой и только через несколько секунд вынырнул на середине реки, тряхнул головой, откинул назад мокрые волосы и быстро поплыл кролем на другой берег.
— Во дает!— с восхищением сказал Фелек.— Ну что, будем раздеваться?
Шреттер молча кивнул. Первым был готов Фелек. Засунув в ботинки рваные, пропотевшие носки и подтянув широкие сатиновые трусы, он нерешительно взглянул на Шреттера, который, сидя на траве, не спеша расшнуровывал ботинки.
— Пошли, Юрек?
— Иди. Я немного полежу.
Фелек мешкал, переминался с ноги на ногу и растирал волосатую грудь.
— Ну, иди же! — разозлился Шреттер.—- Тебе что, нянька нужна?
Алик тем временем вылез на другой берег и прыгал, отряхиваясь от воды.
— Фелек!— крикнул он.— Плыви ко мне, вода мировая. Теплая!
Когда Фелек наконец вошел в речку и поплыл, Шреттер разделся и, положив под голову руки, растянулся на траве. Солнце было сзади, и он мог лежать с открытыми глазами. Над ним высоко-высоко простиралось небо, неподвижное, лазурно-голубое, без единой тучки. Шреттер ни о чем не думал. Им вдруг овладела усталость и сонливость. В вышине с пронзительным криком носились ласточки. Где-то рядом стрекотал кузнечик. В ракитнике посвистывали дрозды. Но вдруг все смолкло, и наступившая тишина была так же безмерна и неподвижна, как огромное, неподвижное небо над ним. Он закрыл глаза и, напрягшись всем телом, ждал, когда какой-нибудь звук спугнет цепенящую тишину. Ему показалось, что прошла целая вечность. Он уже хотел сесть, когда совсем близко зашелестела трава. Открыв глаза, он увидел Алика. На его коричневой от загара коже блестели капельки воды, мокрые волосы свисали на лоб. Он откидывал их назад, но они не слушались. Тогда, оставив волосы в покое, он потянулся и подошел к Шреттеру.
— Что ж ты не купаешься?
— Не хочется что-то. А где Фелек?
— На том берегу остался. Там сильней печет, загорать лучше.
— А ты почему вернулся?
— Я? Хочу с тобой поговорить.
Шреттер промолчал. Безразличным, немного посоловелым взглядом смотрел он на голубое, безоблачное небо. В ракитнике громко пересвистывались дрозды.
— Ну, говори,— сказал он наконец.
Алик сел рядом и, обхватив руками колени, уткнулся в них подбородком.
— Ты когда должен встретиться с тем типом?
— С каким?
— Ну, насчет оружия.
— Ах, вот что! Это не твое дело. Я сам все улажу.
— Ты думаешь?
— Даже не сомневаюсь.
— Значит, ты ошибаешься, потому что мы будем этим заниматься вдвоем.
— С тобой?
— Да, со мной.
— Фантазировать ты можешь, конечно, сколько угодно, но давай-ка лучше прекратим этот разговор, ладно?
— С удовольствием, если тебе так хочется. Но...
— Что еще за «но»?
— На меня больше не рассчитывай. Говорю тебе по-хорошему, чтобы потом не было никаких недоразумений.
— Благодарю за откровенность.
— Не стоит! Ты лучше себя поздравь с успехом. За двенадцать часов из четырех человек потерять троих. Прямо скажем, неплохо.
Шреттер вскочил, как ужаленный, с побледневшим, перекошенным лицом. Алик смотрел на него с насмешливой улыбкой.
— Только, пожалуйста, Юрек, брось свои штучки. Прибереги их для другого случая, на меня они не действуют.
Казалось, Шреттер вот-вот кинется на него с кулаками. Но он овладел собой и снова лег на траву.
— Чего ты, собственно, хочешь?
— Ничего не хочу.
— То есть?
— Я требую.
— Час от часу не легче.
— Вот именно.
— С каких это пор ты придаешь такое значение словам?
— С недавних.
— Ну, хорошо, будь по-твоему, чего же ты требуешь?
— Послушай, со вчерашнего дня положение изменилось. Нас было пятеро — осталось трое. Это мура. Надо срочно что-то предпринять. У нас есть немного денег, оружие...
— Оружия пока нет.
— Ну, будет. Нас должно быть больше.
— Допустим. Ну, и что?
— Ты возглавишь одну пятерку, я — другую. На равных началах.
— Допустим. А дальше что?
— Дальше? Мы будем согласовывать между собой все наши действия. Мы с тобой будем представлять командование, остальные — наши подчиненные. Ближайшая наша задача — раздобыть как можно больше денег. Любым путем. Цель оправдывает средства. Создадим два подпольных отряда. А там уж пойдут дела посерьезнее.
Шреттер перевернулся на бок и подпер рукой голову.
— Нового ты ничего не придумал.
— Знаю.
— Повторяешь мои собственные планы.
— Допустим, но ты один хотел верховодить, а меня это не устраивает.
— С каких пор?
— Да вот с этой самой минуты.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас же дал тебе ответ? Алик встал и лениво потянулся.
— Нет, не обязательно. Могу подождать, скажем, четверть часа. Поплыву к Фелеку и вернусь обратно, а ты пока подумай.
Шреттер проводил его взглядом. Алик шел, легко, по-мальчишески ступая, и ноги его казались сзади еще тоньше и длиннее. Дойдя до воды, он обернулся и сказал с задорной усмешкой:
— Не злись, а то скоро состаришься!
Шреттер лег навзничь. Над ним снова было приветливое тихое небо. Солнце поднялось выше и слепило глаза, пришлось закрыть их. Нагретый воздух звенел от мелодичного жужжания насекомых. В ракитнике отрывисто свистнул дрозд и умолк. Вдалеке послышался ответный свист.
В праздники, часа в четыре-пять, жители Островца весной и летом обыкновенно шли в кафе Балабановича. Оно издавна славилось отменным кофе-гляссе и мороженым. Во время оккупации туда, как и в «Монополь», имели доступ только немцы. Но в последние дни со вновь открытой летней верандой кафе опять приобрело привычный довоенный вид. Веранда, огороженная выкрашенным в красную краску штакетником, выходила на шумный перекресток Аллеи и площади Красной Армии. На стороне, обращенной к Аллее, было просторнее, и она всегда пользовалась большим успехом. Сейчас от солнца ее заслоняли цветущие каштаны. Было около шести часов, жара спала. Все столики на веранде были заняты, и многие, не найдя свободных мест, уходили. По Аллее в сторону парка двигался непрерывный оживленный роток гуляющих.
Мацек Хелмицкий и Кристина сидели со стороны Аллеи возле самой решетки, пахнущей свежей масляной краской. На площади передавали по радио сводку. Фашистская Германия трещала по всем швам. В Москве в ознаменование победы войск Второго Белорусского фронта был произведен салют двадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий. Войска Второй британской армии вступили в Данию. Датские патриоты захватили власть в Копенгагене. С момента высадки союзнических войск в Нормандии число пленных немцев превысило пять миллионов. Вслед за капитуляцией немецких соединений на севере объявила капитуляцию и австрийско-баварская группа войск. Три немецкие армии сдались в плен Седьмой объединенной американо-французской армии. Генерал Паттон перешел в наступление в Чехословакии. В субботу после полудня вспыхнуло восстание в Праге. К вечеру большая ее часть находилась в руках восставших. Солдаты Седьмой американской армии около Берхтесгадена захватили в плен генерал-губернатора доктора Ганса Франка...
При последнем известии на веранде поднялся шум. Люди за столиками оживились.
Мацей наклонился к Кристине.
— Слышишь?
— Что?
— Франка поймали.
— Да?
— Как ты думаешь, его повесят?
— Наверно.
Он внимательно, с нежной тревогой посмотрел на нее.
— О чем ты думала?
— Я?
— Не хочешь говорить?
— Да нет, что ты!— сказала она с печальной улыбкой.— Я думала о том, о чем не имею права думать. Но теперь все, больше не буду. Не гляди на меня с таким укором...
— С укором?
— А как?
— Разве ты не знаешь, как? — тихо спросил он.
— Смотри!— Она показала пальцем на стоявшее перед ней блюдце.— Мороженое совсем растаяло.
— Это тебе в наказание.
— За мысли?
— Ага.
— Справедливое наказание.
— Еще бы!
Их взгляды встретились, и они с минуту смотрели друг на друга. Кристину заливал мягкий свет предзакатного солнца. По временам, когда ветер шевелил листьями каштанов, по ее лицу, волосам и плечам пробегали легкие, зыбкие тени.
— Ты загорела,— глухим голосом сказал Мацек.
— Да?
Она окинула рассеянным взглядом веранду, полную людей, толпу на тротуаре, освещенные солнцем кайгганы.
— Ты что?— спросил он.
— Знаешь, мне иногда кажется все это нереальным...
— Люди?
— Нет, весь сегодняшний день. А то наоборот — чересчур реальным...
— Как так?
— Вот видишь, какая я...
— Ну, скажи,— он сидел, поставив локти на стол,— разве нам было плохо?
— Слишком хорошо.
Она украдкой посмотрела на часы. Он заметил это.
— У тебя еще есть время.
— Немного есть. Но мне еще надо зайти домой переодеться.
— Я тебя провожу, ладно? Она кивнула.
— Только в бар не приходи.
— Почему? Ты не хочешь?
— Да. Я предпочитаю не видеть тебя там. Поужинай где-нибудь в другом месте, хорошо?
— А потом ты придешь? — с беспокойством спросил он. По ее лицу пробегали солнечные блики и тени, а глаза, как ночью, влажно поблескивали, излучая тепло.
— Обязательно?— прошептал он.
— Ну конечно! Разве ты сомневаешься?
— Больше, чем вчера.
— Вот глупый.
— Видишь ли...
— Что?
— Когда чего-нибудь очень хочется, нельзя быть уверенным...
Она не ответила.
— Разве нет?
— Так не должно быть.
— Но откуда взяться уверенности, спокойствию?
— Нашел у кого спрашивать! Откуда мне знать? Он подпер голову рукой, опустил глаза, потом вдруг
поднял взгляд на Кристину:
— А знаешь, мне кажется, я понял, откуда берется спокойствие...
Вдруг кто-то громко позвал:
— Алло, Кристина!
Они обернулись. Совсем рядом, у самой решетки, стояла кудрявая Лили Ганская в белой кофточке, белой спортивной юбке, с теннисной ракеткой под мышкой. Другой рукой она радостно махала Кристине.
— Кто это?— шепотом спросил он.
Она не успела ответить, как Лили Ганская протиснулась в их угол.
— Ага, попались! Кристина улыбнулась.
— Как видишь, мы не прячемся. Вы, кажется, не знакомы? Хелмицкий — моя подруга, Лили Ганская.
Лили энергично, по-мальчишески протянула Мацеку руку и с нескрываемым, беззастенчивым любопытством уставилась на него.
— Мне ваше лицо знакомо. Вы вчера были у нас в баре, верно?
— Верно.
— Но вы не здешний?
— Да.
— Он через несколько дней уезжает,— сказала Кристина.
— Как? Уже? Но потом вы приедете?
— Возможно.
— Не наверняка?
— Лили!— укоризненно сказала Кристина.
Лили рассмеялась и, перегнувшись через ограду, поцеловала Кристину в щеку.
— Не сердись, дорогая. Поздравляю,— шепнула она ей на ухо.— Очень красивый мальчик,
И стрельнула глазами в сторону Хелмицкого.
— Не слушайте, пожалуйста, мы о вас говорим.
— В теннис играла?— спросила Кристина.
— Ага! Только я сегодня не в форме, то и дело мазала. Твое счастье, что ты вчера смылась. Угадай, в котором часу разошлись?
— Утром, наверно.
— Ты не представляешь, что вчера творилось!
И она торопливо, сбивчиво начала рассказывать о прошедшей ночи. О том, как Вейхерт стоял на коленях перед Розой Путятыцкой, Ганка Левицкая учила Свенц-кого танцевать свинг, какой-то молодой человек дал Сейферту в уборной по физиономии, чтобы тот не приставал, а Путятыцкий приглашал всех присутствующих в будущем году к себе в Хвалибогу; как блондинка устроила доктору Дроздовскому сцену, а он и Станевич... одним словом, за несколько минут успела всем перемыть кости.
Хелмицкий и Кристина слушали, не очень-то понимая, о ком и о чем идет речь.
— А Фред?— спросила Кристина.
— Фред? Постой, сейчас вспомню... Ага, он тоже нализался и поссорился с Путятыцким, а потом снюхался с Вроной, ну, с этим, из органов.
Вдруг она встала на цыпочки и заморгала своими круглыми глазками.
— Смотрите, смотрите, Станевич со своим докто-ришкой.
— Где?— спросил Хелмицкий, оборачиваясь.
— Вон они сидят в углу. Она в большой соломенной шляпе. Вот так номер! Встрескалась в него. Уж он ее приберет к рукам. Ну, желаю вам приятно провести время, а мне пора домой. До свидания!— Лили энергично пожала Хелмицкому руку.— Надеюсь, мы еще увидимся. Очень приятно было познакомиться. Пока, дорогая.— Она поцеловала Кристину в щеку и шепнула:— Сегодня можешь опять сказаться больной. Не беспокойся, я одна управлюсь.
— Правда?— Кристина удивленно посмотрела на нее.— Ты шутишь.
Лили тряхнула кудрявой головой.
— Нет, серьезно. Пока!
— Погоди. Как же я тебя отблагодарю? Лили забавно закатила глаза.
— Какие только жертвы не приносят ради любви! Пока!
Когда она ушла, Мацек облегченно вздохнул.
— Она не понравилась тебе?— спросила Кристина.
— Как тебе сказать?.. Она какая-то шальная.
— Немножко. Но она молодец, одна содержит целую семью.
— Она?
— Больную мать и двух малышей.
— Что ты говоришь...
— И знаешь что?
— Ну?
— Не догадываешься, что она мне сказала напоследок?
Он покачал головой.
— Наклонись-ка.
— Это что, секрет?
— Ближе,— прошептала она.— Мы весь вечер можем быть вместе.
— Как?
— Очень просто. Я могу не ходить на работу. Лилька меня заменит.
— Ну да? Вот здорово!
Она подперла голову руками и смотрела на него.
— И еще знаешь что? Мне очень хорошо.
— Любимая,— прошептал он с нежностью.
— И мне бы хотелось тебя... угадай что...
Она не успела договорить, как он наклонился к ней и крепко поцеловал в губы.
— Горько!— крикнул проходивший мимо мальчишка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35