Павел очнулся от дум, зябко повел плечами. Во дворе сторож с фонарем в руке запирал ворота имения. С конюшни донеслось фырканье лошадей и беспокойный топот копыт по деревянному настилу. Дом погружался в сон. Ночной ветер, спустившись с Родоп, тронул верхушки тополей в глубине двора, и они глухо зашумели.
7
Имение Хюсерлий располагалось на берегу Марицы, утопая в белой кипени рано расцветших деревьев.
На террасу вышла Елени. Внимательно оглядев двор, она обернулась к дому и позвала:
– Софи… Софи… Спускайся вниз… Отец уже за столом.
– Сейчас, сейчас, тетя, иду, – послышался голос девушки, и в ту же минуту она показалась в окне своей комнаты.
София еще не успела переодеться, черные волосы были подняты наверх, что придавало ее лицу горделивое выражение.
– Мы тебя ждем, поторопись, – повторила Елени.
– Иду, иду, – засмеялась девушка и скрылась в комнате.
Обежав вокруг стола, она с размаху уселась на кровать. Возле подушки лежала раскрытая книга. Скинув синие, расшитые золотом ночные туфельки, София снова углубилась в чтение.
В столовой в третий раз разнесся удар гонга – Аргиряди никогда не начинал завтракать без дочери.
Заложив страницу, которую читала, София с досадой захлопнула книгу и оставила ее на столе.
– Уф, – огорченно вздохнула она. – Даже почитать спокойно не дадут…
И, не мешкая, принялась одеваться.
Сегодня они ожидали гостей, и нужно было тщательно подобрать наряд. Она выглянула в окно. Погода обещала ей удовольствие верховой езды, что в последнее время случалось так редко. София открыла шкаф и достала черную бархатную амазонку. Вынув из пучка шпильки, она тряхнула головой. Черные волосы веером рассыпались по плечам…
А в это время Аргиряди и Елени молча сидели в столовой, ожидая прихода Софии. Вкусно пахло свежезаваренным чаем и гренками.
София стремительно вошла в столовую. Амазонка выгодно подчеркивала по-девичьи изящную, хотя и несколько угловатую фигуру. Аргиряди молча посмотрел на дочь.
Девушка поцеловала отца, затем тетю и уселась за стол.
– Ты собралась кататься? – спросил отец, наливая чай.
– Да, папа, сразу после завтрака, – ответила София. – Всего на полчаса…
– Надеюсь, ты не забыла, что сегодня у нас будут гости, – сказал Аргиряди. И добавил: – И очень тебя прошу, не спускайся к реке. Глина еще не просохла, могут быть оползни…
– Не беспокойся, папочка, все будет в порядке, – ответила София, с наслаждением вдыхая аромат чая.
Снаружи послышался топот копыт и громкие голоса.
– Господин Игнасио с кузеном, – доложила служанка Цвета, торопливо смахивая пыль со стульев, расставленных на террасе.
Через минуту гости вошли в столовую. Аргиряди встал из-за стола и, приветливо улыбаясь, пошел им навстречу. Поздоровавшись с гостями, он обернулся к служанке:
– Цвета, принеси еще два прибора.
– Нет, нет, спасибо, мы уже позавтракали, – торопливо отказался Апостолидис и направился к Елени и Софии. На нем был новый, необычной кройки костюм с брюками-гольф из ткани в клеточку. Икры ног плотно облегали гетры с множеством блестящих кнопок и шнурков. Заметив, с каким любопытством рассматривает Аргиряди его костюм, Апостолидис не без удовольствия пояснил:
– Последняя мода… Английский фасон… для какой-то игры, подобной крокету… Я надеваю его для верховой езды… Очень удобно, знаете…
– Вы на лошадях? – спросила София.
– Да, кузина, – учтиво поклонился продавец сукна. – Хочу объездить нового жеребца, которого я купил на прошлой неделе. А моего я отдал Игнасио. Верховая езда – дело для него новое, ему нужна спокойная, послушная лошадь.
Игнасио в ответ только улыбнулся. Он сидел у камина в бархатном костюме для верховой езды, который делал еще более округлыми его и без того внушительные формы.
Закончив завтрак, все, кроме Елени, вышли на террасу. Было довольно-таки свежо, хотя солнце щедро рассыпало свои лучи, словно пытаясь обогреть все окрест после затяжных дождей. Большие ворота имения были открыты настежь, и как раз в этот момент во двор въехала коляска Аргиряди.
Торговец, козырьком приставив руку к глазам, взглянул на человека, сидящего в коляске, и обернулся к дочери.
– Это Грозев, о котором я тебе говорил… С ним французский журналист.
Коляска остановилась под развесистой липой, растущей у лестницы. Из нее вышли Борис Грозев и корреспондент газеты «Курье де л'Орьан» Жан Петри, темноглазый, энергичный человек, который всегда был в курсе событий, происходивших в городе.
Аргиряди сошел вниз, обменялся рукопожатием сначала с Грозевым, потом с журналистом.
– Добро пожаловать! – поприветствовал он гостей. И добавил, обращаясь к Грозеву: – Как вам нравятся окрестности Пловдива?
– Они живописны, – отозвался гость, – но не так, как город…
Мужчины стали подниматься по лестнице. Борис взглянул наверх и на площадке увидел Софию. Рядом с девушкой стояли Апостолидис и Игнасио.
– Позвольте представить вам мою дочь, господин Грозев, – сказал Аргиряди. – Господин Петри уже знаком с ней.
Грозев сдержанно поклонился. София протянула руку, взглянув на него несколько ироничным, как ему показалось, взглядом. С Апостолидисом и итальянцем Грозев поздоровался кивком.
– Позвольте, я лишь распоряжусь отослать коляску в город и тотчас же присоединюсь к вам, – добавил Аргиряди и заспешил вниз. Через секунду донесся его голос:
– Никита, поедешь к дому Вылковича, возьмешь господина Сарафоглу, а затем – к конгрегации миссионеров католической церкви, где тебя будет ждать мисс Ани Пиэрс. Остальные приедут на своих экипажах.
– Папа, напомни ему и о господине Христофорове, – крикнула сверху София.
– Он знает, – кивнул Аргиряди и обернулся к гостям: – Ну как, господа, где вы предпочитаете расположиться – в доме или на террасе?
Дочь посмотрела на него, недоуменно вздернув брови.
– Ты ведь никогда не забываешь об обещаниях… – шутливо сказала она. – Мы спустимся к нижнему водоему. Там ровно и очень приятно для езды…
– Ладно, – согласился Аргиряди. – Но возьмите с собой и господина Грозева.
София повернулась к Грозеву:
– Господин умеет ездить верхом?
– Когда это необходимо, мадемуазель, – улыбнулся тот.
– В таком случае и господин Петри, наверно, присоединится к нам, – обратилась София к французу.
– Благодарю вас, – поклонился в ответ француз. – Я не любитель этого вида спорта и предпочел бы остаться с вашим отцом и отведать какой-нибудь старый напиток Хюсерлия…
София пожала плечами.
– Тогда поедемте, – сказала она Грозеву и решительно направилась вниз по лестнице.
Апостолидис и итальянец поспешили за ней. По пути девушка скептически оглядела брюки Апостолидиса, потом весело спросила, обращаясь к Грозеву:
– А вы, господин Грозев, сможете кататься без специальной одежды?
– Я привык ездить верхом при любых обстоятельствах, мадемуазель, – в тон ей ответил Грозев.
Из конюшни вывели коня для Грозева. Совсем неподалеку, привязанная к каменному столбу, нетерпеливо перебирала ногами лошадь Софии. Это было красивое, грациозное животное с длинными ногами и высоким крупом.
– Прекрасное создание, – восхищенно вымолвил Борис. – Как зовут?
– Докса, – ответила София, тоже с удовольствием глядя на гарцующую лошадь. И добавила: – Будьте внимательны с вашим жеребцом. Он объезжен совсем недавно – прошлой осенью.
Она приблизилась к лошади. Апостолидис и итальянец тоже подошли к своим коням, но стояли на значительном расстоянии от них, ожидая, пока слуга поможет взобраться Софии. Усевшись на лошадь, девушка слегка прикоснулась плеткой к косо посаженным ушам, заставив ее пуститься легкой рысью. Апостолидис и Игнасио, окружив девушку, последовали за ней.
Грозев постоял минутку, любуясь плавным ходом Доксы, затем ловко вскочил на жеребца, сильно стиснув его круп ногами. Конь действительно был молодым и буйным, но, почувствовав в седле опытного ездока, сразу покорился.
Еще в детстве, живя в Браиле и Болграде, Грозев испытал ни с чем не сравнимое удовольствие верховой езды на степных, полудиких лошадях. И вот теперь он ощущал гибкое, пружинистое тело животного, и это наполняло его душу блаженством. Грозев ехал позади всех, рассматривая обширные поля, принадлежащие Аргиряди. Свыкшись с однообразной картиной пастбищ и кукурузных полей в Северной Добрудже и Румынии, сейчас он в открытую восхищался щедрой и богатой южной землей. А хозяйство у Аргиряди поистине велось образцово. В имении были овощные плантации с оросительными каналами. Вода с помощью мельничного колеса накачивалась из реки в каналы, прорытые вдоль плантаций. Вдали виднелись рисовые поля, а слева располагались огороженные досками квадратные участки с рассадой, террасами спускавшиеся к реке.
Оглядевшись вокруг, Грозев заметил, что, увлекшись пейзажем, он отклонился от липовой аллеи, и ездоки остались далеко позади. Он повернул коня и направился к ним.
Грозев уже подъехал совсем близко, когда случилось непредвиденное. Конь Апостолидиса, как видно, попал ногой в муравейник. Перепуганное животное поднялось на дыбы, задев при этом коня Игнасио. Уздечки их переплелись, что еще больше испугало коней, заставив их помчаться бешеным галопом.
Стараясь сохранить самообладание, София догнала ездоков и, заехав со стороны Игнасио, стала спокойно командовать:
– Натяни узду, легонько, левую узду…
Итальянец, как видно, ничего не слышал. Он с трудом удерживался в седле. Заметив Доксу, он попытался ухватиться за ее гриву и при этом, вероятно, попал пальцем в глаз лошади. Докса с перепугу стрелой понеслась вперед. Потеряв равновесие, Игнасио упал на землю, однако падение не было опасным, так как он тут же вскочил, отряхиваясь.
Грозев сразу же оценил всю опасность создавшейся ситуации. Натянув узду, он поскакал за Софией. Несмотря на бешеный галоп, дочь Аргиряди отлично держалась в седле. Лошадь, достигнув берега, резко повернула назад и влетела в кустарник, растущий над обрывом. Как раз там, внизу, находился желоб, соединенный с мельницей. Вода вытекала оттуда с большой скоростью, образовывая широкий омут.
Перебравшись на другую сторону желоба, Грозев подъехал к кустам и спешился. София выглядела бледной, но спокойной. Она ласково похлопывала Доксу по бокам, отыскивая глазами место, где могла бы вывести лошадь.
– Держите ее покрепче, – сказал Грозев, пробираясь сквозь кустарник.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – ответила девушка, – я сама выведу ее… Оставьте нас…
– Разве не видите, что вы на краю пропасти? – возразил Грозев. – Один неверный шаг, и вы полетите вниз вместе с конем.
– Оставьте нас… оставьте, – продолжала упрямо твердить София, дергая поводья, чтобы повернуть Доксу.
– Я бы вас оставил, – спокойно заявил Грозев, – если бы здесь не было так высоко и вода в реке не была бы так холодна…
Он осторожно взял поводья и повел лошадь подальше от обрыва. Когда они выбрались из кустарника, Грозев выпустил поводья из рук и заметил:
– Теперь вы и сама справитесь…
– Благодарю вас, – сдержанно сказала София. Лицо ее раскраснелось, возможно, потому, что она все-таки согласилась, чтобы Грозев помог ей.
Грозев вспрыгнул на своего коня и осмотрелся вокруг. Игнасио, прихрамывая, брел к имению, продолжая отряхивать пыль с одежды, Апостолидис едва виднелся вдали, там, где кончались рисовые поля. Он, как видно, застрял в иле и никак не мог выбраться.
Грозев погнал коня к нему.
– Поверните коня ко мне, – крикнул он издали, – и выводите его по берегу канала!
– Не могу, там скользко, – ответил Апостолидис, крепко сжав поводья и не смея обернуться.
– Тогда слезайте! – снова крикнул Грозев.
Грек ничего не ответил, а конь все больше и больше погружался в воду.
Грозев направил своего коня вдоль обрыва. Добравшись до суконщика, он повторил:
– Слезайте…
– Не могу, – с досадой ответил Апостолидис, – гетры зацепились за стремя…
Грозев помог ему освободить ногу и, взяв поводья, повел его коня к берегу.
На берегу их ждала София. Когда они поравнялись с ней, девушка молча повернула Доксу и поскакала к дому. Мужчины последовали за ней. Настроение у всех резко испортилось. Возле липовой аллеи догнали Игнасио. Виновник случившегося испуганно посмотрел на них.
– Боже мой, – пролепетал он, – у мамы волосы встанут дыбом, когда я расскажу ей обо всем.
София холодно взглянула на него и отвернулась.
– Действительно, – сказала она, – по всему видно, вы все еще не можете без материнской опеки.
Грозев присмотрелся к девушке. Губы у нее были плотно сжаты. Волосы от быстрой езды растрепались, непокорный локон упал на лоб. Явно, она была из тех женщин, которые готовы простить мужчине что угодно, кроме страха.
Обед проходил в столовой, окна которой выходили на зеленые пастбища. За столом становилось все более оживленно.
Аргиряди установил дома европейские порядки, которых придерживался даже тогда, когда звал в гости турок или им приходилось бывать у кого-то в гостях. По одну сторону от Софии сидел отец, по другую – Теохар Сарафоглу, а напротив – Амурат-бей и мютесариф Хамид-паша. Рядом с мютесарифом расположился хаджи Стойо. Между ним и его сыном усадили мисс Ани Пиэрс, сестру Эдвина Пиэрса. Молодая англичанка долго жила в Самокове, затем вернулась в Англию, где стала ревностной последовательницей Уильяма Гладстона. В настоящее время она выполняла функции корреспондента некоторых лондонских либеральных газет.
С другой стороны Павла сидел уже успокоившийся Игнасио. А рядом с Амурат-беем – Апостолидис, затем шли Грозев, Жан Петри и помощник мютесарифа Айдер-бег. Напротив – старый домашний учитель Софии по французскому языку Лука Христофоров, страстный приверженец Ламартина и Республики. На самом краю стола, стараясь быть незаметной, ютилась Елени. Испытывая неудобство и страх, она десятки раз осматривала стол, проверяя, все ли в порядке.
Рядом с хозяином расположился Штилиян Палазов, тоже производитель сукна, изысканно одетый, улыбающийся, испытывающий удовольствие от встречи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53